— Без фильтра. Ты милый мальчик.
Хотел бы я знать, что скрывается за этими тёмными очками. Клянусь, даже при свете дня я вижу слабое свечение из-под линз. Там вполне могли бы оказаться двойное солнце или фары. Вам бы не захотелось направить свою дорожную ярость на эту женщину.
Мустанг Салли поднимает голову и несколько секунд пристально разглядывает меня.
— Я тебя знаю. Очаровательный француз представил нас друг другу.
У неё низкий мурлычущий голос курильщика, из тех, что вы практически ощущаете у себя в груди, когда она говорит.
— У тебя хорошая память. Это был мой друг Видок. Он искал могилу Микки Хаммера[131] и решил, что раз ты бывала везде и всё видела, то могла обратить внимание, где он похоронен.
— Да. Он алхимик, а Микки был … кем? Ищейкой? Он тоже оставил мне несколько даров.
— Микки был охотником за шлаком. Он мог выследить кого угодно и что угодно по его следу в эфире. Полагаю, он нашёл не того, кого следует, потому что в итоге оказался мёртвым. Говорили, что его похоронили со свитком, объясняющим, как это делается. Ты рассказала Видоку, где найти его могилу.
— И он нашёл то, что искал?
— Тело было там, где ты сказала, но кто-то добрался туда раньше нас и обчистил его. Найти это тело стоило Видоку множества донатсов.
Она пожимает плечами и смотрит на поток машин.
— Такова цена дороги. Это бензин, трёп или еда. Никто не ездит бесплатно.
Я возвращаюсь к байку и приношу ей пакет со снеками. Салли улыбается, когда видит его. Я протягиваю пакет ей. Она не берёт его. Лишь оттягивает ногтем краешек пакета и заглядывает внутрь.
— Ну надо же. Должно быть, ты ищешь алмаз величиной с отель «Риц»[132]. — Она улыбается улыбкой тигрицы. — Положи его в машину и задавай свой вопрос.
Я иду туда, где она припарковалась. Сиденья «Кобры» идеальны. Они выглядят совершенно новыми, но, должно быть, она намотала на этой штуке тысячи миль. Единственное, что выдаёт то, что она здесь живёт и ест, это тянущийся за машиной, насколько видит взгляд, мусорный след. Коробки от печенья. Целлофан от пирожных. Смятые пачки из-под сигарет. Салли метит свою территорию, и никто её не останавливает. Ни КДП[133]. Ни копы. Никто.
Я возвращаюсь как раз в тот момент, когда она тушит сигарету носком своей изящной туфельки.
— Мне нужен чёрный ход в ад, — говорю я, — так, чтобы никто не заметил.
Она кривит губы в полуулыбке.
— Проникновение в ад. Старинная магия. Времён сотворения мира. Когда разные планы бытия ещё не были настолько далеки друг от друга, чтобы обитатели одного даже не верили в существование другого.
— Это проблема?
— Зависит от того, как ты хочешь туда попасть. Есть места, где эту двенадцатиполосную ленту Мёбиуса родители называют детям тем адом, где они окажутся, если будут себя плохо вести. А есть и другие места, где она рай.
Она улыбается.
— Ты не захочешь идти этим путём. Он слишком непредсказуем.
— А есть другие пути?
— Не нужно так спешить. Дай леди минуту подумать.
Она берёт из пачки ещё одну «Лаки». Я даю ей прикурить от зажигалки Мейсона. Когда она вдыхает дым, клянусь, свечение за её солнцезащитными очками становится ярче.
— Классная тачка, — говорю я.
— Спасибо. Она милая, но, наверное, пора её продавать. Она становится слишком заметной. В наши дни, если ты владеешь чем-то достаточно долго, оно становится винтажным, и все это хотят. В моё время, когда что-то было старым, оно было просто старым.
— Держу пари, она хорошо справляется с этими дорогами.
Она равнодушно пожимает плечами.
— У каждой дороги свой собственный путь. Видел бы ты те несколько царапин на земле на Плодотворном Полумесяце[134]. Первые дороги, которые призвали меня к жизни. В то время приличная пара сандалий была высокой технологией.
Она протягивает «Лаки». Я колеблюсь.
— Всё в порядке, — говорит она, — половина работы быть духом — это знать, когда делиться.
Я беру сигарету. Она достаёт из сумочки золотую зажигалку и прикуривает мне сигарету.
— Ты знаешь, о чём просишь? Ты имеешь хоть какое-нибудь представление о том, что такое ад? — говорит она, бросая зажигалку обратно в сумочку.
— Я провёл одиннадцать лет в Даунтауне, так что, да, очень хорошо себе представляю.
Это привлекает её внимание. Она медленно обводит меня взглядом, или что там у неё за очками.
— Я был жив. Единственное живое существо, когда-либо побывавшее там внизу, и уж точно единственное, когда-либо выбравшееся оттуда.
— А-а. Это ты. Монстр, убивающий монстров.
Её тело расслабляется, будто мы болтаем друг с другом в баре.
— Какое облегчение. На мгновение я испугалась, что ты призрак. Я не люблю иметь дело с мертвецами. Они оставляют жалкие подношения.
— Полагаю, бестелесность делает немного робким.
— Это ещё не всё. Призраки — нытики. Когда им не нравится данный мною ответ, некоторые даже пытаются преследовать меня. Меня! Можешь себе представить, как это раздражает, когда в твоей машине всё время стонет призрак? Я изгоняю их в дорожные сооружения. Эстакады или «листья клевера». Пусть сотню-другую лет понаблюдают, как мимо передвигаются живые, и поглядим, улучшит ли это их манеры.
Интересно, знают ли живущие в подземных переходах бомжи, что мочатся на мёртвых?
Мустанг Салли внимательно смотрит на меня.
— Зачем ты хочешь отправиться обратно? Сбежать один раз было настоящим подвигом. Ты пытаешься прославиться тем, что сделаешь это дважды?
— Я собираюсь отыскать подругу, которой там не место. А затем собираюсь кое-кого убить. А если будет время, может, остановлю войну-другую.
Это вызывает её смех. Хриплый вой во всю глотку.
— Ты не легкомысленный. Но, возможно, сумасшедший.
— Мои друзья не стали бы с этим спорить, так что и я не буду.
— Эта подруга, которую ты собираешься спасти, она твоя возлюбленная?
— Ага.
Салли пристально смотрит на дорогу. Жар отражается от неё, делая автомобили вдалеке размытыми и нереальными.
— Знаешь, о чём меня спрашивает большинство людей, когда я для них останавливаюсь?
Она ждёт. Предполагается, что я задам вопрос.
— О чём?
— Ты можешь подумать, о том, где отыскать сбежавшего мальчика или оставленную девочку. Но нет. Они хотят знать, куда им следует отправиться, чтобы обрести счастье. И как мне на это ответить? Дорога не для того, чтобы сделать тебя счастливым. А для того, чтобы ты мог найти собственный путь. Поскольку они приносят мне сигареты, то ожидают, что я избавлю их от страданий.
— И что ты отвечаешь?
— Я велю им отправляться на заправку и купить самую большую карту, которую только смогут найти. Неважно, карту города, штата или мира. Я велю им открыть её, закрыть глаза и ткнуть пальцем в карту. Там вы найдёте то, что ищете.
— Побег в неизвестность несомненно поможет проветрить мозги. Звучит как довольно хороший совет.
— Спасибо.
Я курю сигарету, когда машина дорожного патруля притормаживает и присматривается к нам. Салли едва заметно делает водителю знак проезжать. Коп теряет интерес, переключает внимание обратно на дорогу и продолжает движение.
— Есть мысли касательно моей проблемы? — спрашиваю я.
— Да. То, что ты хочешь, не так сложно сделать, но это не так просто, если ты понимаешь, о чём я. Что тебе нужно, так это Чёрная Георгина[135].
— И это означает, что?
— Ты должен умереть. И не смертью спокойно-уйти-в-эту-славную-ночь. Всё будет довольно грязно.
История моей жизни.
— Я надеялся на нечто, больше в стиле фокуса-покуса. Попасть в Даунтаун покойником и застрять там в некотором роде противоречит цели моего прихода к тебе.
Она щелчком отправляет окурок «Лаки» на дорогу. Он описывает идеальную дугу, словно падающая звезда. Помечает свою территорию, так что больше копы нас не побеспокоят.
— Глупый мальчик. Я сказала, что тебе нужно умереть. Я не сказала, что ты будешь покойником. Умирание — это просто подношение, которое ты делаешь за право прохода. Как только окажешься по другую сторону, долг уплачен, и ты снова будешь самим собой.
— О какой степени жестокости мы говорим? Я имею в виду, она включает в себя слово «внутренности»?
— Твоей смерти не требуется быть такой же барочной, как у бедной Черной Георгины Элизабет Шорт. Достаточно автомобильной аварии. Конечно, на перекрёстке.
— Есть что-то, что я должен сделать?
— У тебя при себе должен быть предмет, который носила или которого касалась жертва насильственной смерти. Подойдёт, что угодно. Фотография. Кольцо выпускника. Идеально, если та подруга, которую ты хочешь отыскать, умерла насильственной смертью. Возьми что-нибудь из её вещей. Держи его при себе, чтобы он касался твоей кожи, когда будешь проходить. Любовь и смерть. Нет более могущественной комбинации.
Это хорошие новости, но что из вещей Элис мне взять с собой? Может быть что-то, о чём она скучает. Или это слишком подло, напоминать ей о жизни здесь? С другой стороны, слегка неправильно принести пульт от телевизора или её зубную щётку.
— Как мне найти нужный перекрёсток?
— Элизабет Шорт убили возле Леймерт-Парка. Там был замечательный перекрёсток, но теперь это сплошные пригороды. Почему бы тебе не попробовать проезд под I-10 на Креншоу? Это приличный маленький перекрёсток. Всё, что от тебя требуется, это втопить педаль газа и воткнуть машину в одну из бетонных опор автострады. Я буду рядом, чтобы слегка подтолкнуть тебя на другую сторону.
— Спасибо. Я ценю это.
Она кивает и неспешно направляется к своей машине. Я следую за ней. Она роется в пакете со снеками и достаёт упаковку мармеладок. Вскрывает её, предлагает мне, и когда я качаю головой, накалывает один ногтем, снимает зубами и жуёт. Запускает руку в пакет и копается в мармеладках в поисках какой-то конкретной.