Алоха из ада — страница 34 из 71

[145]. Доставайте бензопилы и передавайте мятные джулепы[146]. На юге вечеринка.

— Почему бы тебе не присесть ненадолго? — говорит Кэнди.

— Даже Сэндмену Слиму не по силам заставить солнце садиться быстрее, — присоединяется Аллегра.

— Я собирался топнуть ногой и задержать дыхание, но, наверное, ты права.

Я сажусь на маленькую кровать.

— И что теперь? Кто-нибудь принёс торт? Или это вечеринка с ночёвкой, и мы собираемся сделать друг другу маникюр?

— Не будь таким, — говорит Кэнди, — твои друзья просто беспокоятся, вот и всё.

— Я ценю это, но, если хотите помочь, мы должны поменяться кроватями. Мне нужно достать кое-что из-под этой.

Кэнди, Аллегра и Видок направляются к маленькой, а я обхожу их и подхожу к большой кровати. Неуклюжая маленькая кадриль, но мы справляемся. Проходя мимо, Кэнди пожимает мне руку и шепчет на ухо: «Не будь сучёнком». Это лучший данный мне совет за целый год.

Я снимаю пальто и бросаю его на кровать. Вытаскиваю всё из пальто и карманов. Отбрасываю наличные в сторону. В Даунтауне от них не будет никакой пользы. Ключ от этой комнаты и от комнаты Кэнди. Бросаю. Телефон. Бросаю. Кусочек свинца толщиной с карандаш, которым я иногда пользуюсь, чтобы нарисовать магические круги. Снова бросаю. Я таскаю с собой кучу всякого дерьма. Достаю из кармана брюк серебряную монету и гладкий кусочек янтаря размером с горошину. Серебряная монета размером с четвертак и старая. Даже старинная. Из тех, что носил бы с собой Док. Теперь янтарь. Он недостаточно крупный, чтобы чего-то стоить. Никогда прежде не видел ни того, ни другого. Должно быть, кто-то сунул мне их в карман. Я понимаю. Серебро — это защита от зла. Янтарь — для исцеления. Я не смотрю на Кэнди. Просто кладу их обратно в карман.

— Дай-ка я убежусь, что всё верно понимаю. Твой великий план состоит в том, чтобы сделать в точности то, что велел тебе делать Мейсон? — спрашивает Видок.

— Практически. Я прокрадываюсь, хватаю Элис, бью Мейсона по башке и возвращаюсь как раз вовремя, чтобы застать «Битлз» на шоу Эда Салливана[147].

— Мейсон прирождённый лжец, и ненавидит тебя. Зачем ему говорить тебе правду?

Я отбрасываю в сторону матрас и начинаю доставать оружие из кроватного бокса.

— Потому что правда хуже лжи. Он забрал Элис однажды, убив её. Теперь хочет показать, насколько он лучше меня, сделав это снова. Детский сад, но всё так и задумывалось.

Забавно видеть разложенные пистолеты и прочие игрушки. Старинный револьвер Кольт Нэви, пушка прапрадедушки Дикого Билла Хикока. Револьвер Ле Ма. Довольно громоздкий и бесполезный, но он мне нравится. Обрез Уиппет в стиле Клайда Бэрроу. Сувениры, которые я снял с Таящихся и всяких подонков. Деревенский рынок оружия. Тазеры. Кастет с сердечками-валентинками на рабочей поверхности. Китайские ножи-бабочки и диковинной формы кинжалы Таящихся, предназначенные не для человеческих рук. Заострённый козий рог. Из любимого — серебряный кол, сделанный мнящей себя истребительницей вампиров школьницей. Она изготовила его, заострив плоскую отвёртку и окунув её в кастрюлю с расплавленными десятицентовиками. Идеальное оружие против пожирателей савана. Только маленькая идиотка не знала, что современные десятицентовики в основном состоят из покрытой никелем меди. Всё, чего она добилась, это испортила отличную отвёртку и доказала, что школы Лос-Анджелеса — чистый отстой.

— У тебя нет ничего, кроме его слова. Невозможно.

— Конечно, это возможно. У Мейсона есть ад, и теперь он хочет Рай. Аэлита хочет убить Бога. Никто из них не хочет, чтобы я болтался под ногами и, возможно, встал у них на пути.

— Поиски Элис займут тебя, пока они будут осуществлять свои планы.

— Верно.

— Я понимаю, как смертному человеку может прийти в голову безумный план править Вселенной, но как ангел может пасть так далеко от благодати? — спрашивает Травен.

— Ты проповедник. Вот и скажи мне.

Он качает головой.

— Полагаю, если бы я знал ответ, я бы всё ещё был частью Церкви.

— Ну же, отец. Ангелы слетали с катушек с начала времён. Они ещё один из великих косяков Господа. Взгляни на меня. Меня бы даже не было в этом дерьмовом мире, если бы ангел не трахнул мою мать.

— В семинарии ни о чём таком не рассказывали.

— Приятно знать, что божьи школы такие же прогнившие, как и обычные.

Как ни забавна моя коллекция оружия, там, куда я иду, бо́льшая её часть бесполезна. У меня мой наац и чёрный клинок. Они на протяжении одиннадцати лет сохраняли мне жизнь в Даунтауне. Вероятно, они сделают это снова. Я всегда чувствую себя увереннее с пушкой на поясе, но пуля из любого из них лишь заставит адовца хихикнуть.

Я смотрю на Касабяна.

— Не хочешь как-нибудь заскочить сюда с какой-нибудь новой информацией?

— Я собираюсь устроить грёбаную гаражную распродажу, если ты не вернёшься, — отвечает он и смотрит на кровать.

— Спасибо за поддержку. Есть вероятность того, что Мейсон достаточно вооружился, чтобы напасть на Небеса в ближайшие три дня?

— Войска всё ещё прибывают отовсюду. Дезертиров много, но недостаточно, чтобы что-то изменить.

— Ты сказал, что Мейсон не может напасть без войск Семиазы. Тот переметнулся?

Касабян качает головой.

— Его там нет, но это не значит, что какие-то другие генералы не смогут перевербовать его войска. Как я сказал, в Пандемониуме достаточно падших ангелов, чтобы основать тысячу бой-бэндов[148].

Я достаю Сингулярность Мунинна и забавное птичье яйцо, зажигалку Мейсона и маленький белый камешек, который Люцифер дал мне тогда в «Макс Овердрайв», и кладу их рядом с наацем и клинком.

— Если всё это правда, тогда ты не можешь спускаться туда в одиночку, — говорит отец Травен.

Я смотрю на него, а затем на Касабяна.

— У тебя сегодня странный день, не так ли?

Взгляд Травена прыгает на Касабяна и снова обратно.

— Трудно сказать. Думаю, у меня появляется иммунитет к странностям.

— Проклятие. Ты уже один из нас. Ну, отец, добро пожаловать на родео грайндхаусов[149] с постоянным тройным предложением фильмов о монстрах. Попкорн чёрствый, а напитки разбавлены водой, но мы открыты всю ночь и божествам приходится сидеть на балконе вместе с алкашами и типами в прорезиненных дождевиках.

Травен изображает слабую улыбку.

— Спасибо, полагаю.

— Раньше существовало тайное рукопожатие, но только Касабян знает его, а он молчит.

— Пошла ты, Сьюзен Вэнс[150], — кричит он с другого конца комнаты.

— Ещё одно. Никто не начинает с ты-не-можешь-идти-один. Эта тема мертва и похоронена.

Ангел в голове говорит мне успокоиться, но не особо старается. Он вечно хочет, чтобы я притормозил и учёл все аспекты, но он знает, что для Элис часы тикают, и теперь, когда я пытаюсь обрубить все концы на земле, мне нужно двигаться быстрее, чем когда-либо. Импульс — моя лучшая стратегия. Тормозить и обдумывать последствия своих действий — это гибель.

Видок и Аллегра держатся за руки на маленькой кровати. Мне не нужно прислушиваться к их сердцам или дыханию. Они излучают напряжение, как микроволновая печь. Касабян вернулся к компьютеру, пытаясь всё игнорировать. Травен выглядит немного потерянным. Кэнди ненамного лучше.

Я знаю, что глупо тащить с собой пистолет, но без него я чувствую себя голым. По сентиментальным соображениям, я бы взял прапрадедушкин Кольт Нэви, но он слишком большой. Я оглядываюсь на груду оружия на кровати и нахожу компактный револьвер.357. Я не смогу из этой штуки попасть даже в слона с трёх метров, но это лучше, чем ничего. Я достаю из ящика рулон клейкой ленты и на несколько сантиметров подтягиваю штанину.

— Не хочешь мне помочь? — спрашиваю я Кэнди.

Она подходит, и я протягиваю ей ленту.

— Оберни её несколько раз вокруг моей лодыжки, чтобы закрепить пушку. Не стесняйся. Затяни потуже.

Она присаживается передо мной на корточки и несколько раз обматывает ленту вокруг моей ноги. Проверяет, надёжно ли закреплён револьвер, и отрывает конец зубами.

Шлёпает меня по лодыжке.

— Можешь отправляться, Дикий Билл.

Она поднимается, кладёт руки мне на лицо и целует. Это приятно и приносит облегчение. Я почти ожидал поцелуя прощай-детка, отправляйся-на-смерть, типа того поцелуя, что дарят трупу, прежде чем везти его в крематорий. Но это обычный поцелуй. Поцелуй приятного-путешествия, скоро-увидимся. Наконец-то даже ангел в моей голове счастлив.

— Подержишь у себя барахло из этой кучи? Телефон, ключи, наличные и всё такое, — спрашиваю я её.

— Конечно.

В шкафу есть коробка с вещами Элис, которые я забрал из квартиры Видока. Я открываю крышку и начинаю доставать содержимое. Какую бы подходящую безделушку убитой подружки одеть для самоубийства?

— Что ты ищешь? — спрашивает с кровати Кэнди.

— Я должен взять с собой что-то из вещей убитого человека. Элис там обрабатывают, и я подумал, что если возьму правильный предмет, это сможет помочь убедить её, что это действительно я. У меня есть предчувствие, что к тому моменту, как я доберусь до неё, они запудрят ей мозги.

— Меня не убивали, но я девушка. Может, я смогу помочь.

— Давай.

Она садится рядом со мной, пока я выкладываю вещи Элис на пол. Пара её любимых туфель. Несколько грошовых браслетов и ожерелий времён её детства. Жестянка из-под леденцов «Алтоидс» с предсказаниями из печений и пакетиками одиннадцатилетней травки. Я кладу всё на пол, а Кэнди изучает каждый предмет. Не знаю, она помогает мне или пытается понять, кто такая Элис. Я слышу, как Касабян вставляет DVD-диск в проигрыватель своего компьютера.

— Что ставишь?

— «Волшебник страны Оз». О тупой девке, улетающей в некое странное и опасное место, чтобы как конченая мудила тащиться по незнакомой дороге, подвергаться нападению чудищ и быть наёбнутой волшебником. Звучит странным образом знакомо.