На бетонный остров впереди меня, должно быть, обрушилось адское землетрясение. Целый квартал сверкающих новеньких офисных зданий обрушился сам по себе и наполовину исчез в огромной воронке. Гектары битого стекла и стали отражают горящую улицу, словно последняя льдина на краю света.
На следующем углу я осматриваю Голливудский бульвар. Кажется, всё чисто, и в этом направлении нет шума. Я бегу всю дорогу. Видя бульвар здесь, легко понять, почему толпа разносит всё дальше по улице. Это место обобрано дочиста. Первые этажи всех зданий выпотрошены и сожжены. Окровавленные адовцы со сломанными конечностями бродят по развалинам в поисках еды, микстур или таблеток, чтобы вселенная перестала болеть. Проклятые души рассредоточены по всей улице, пялясь в пустоту, словно контуженные дети. Оказаться свободными, но по-прежнему в аду, было слишком для их и без того измученной психики. Они не реагируют, когда я прохожу мимо, но адовцы видят меня и разбегаются, как тараканы, по пустым зданиям. Вселенная перешла на новый уровень странности, когда адовцы — это те, кто боится быть пойманным после наступления темноты.
В полуквартале впереди находится единственное нетронутое хорошо освещённое здание на всей улице. Когда я подхожу ближе, то понимаю, почему. Хвала Богу и дайте патроны. Теперь я понимаю. Теперь я знаю всё. Питер Мерфи ошибался, когда сказал, что Бела Лугоши мёртв[193]. Он не мёртв. Я только что обнаружил его дом престарелых. Он находится там, где должен быть Китайский театр Граумана. Я имею в виду, что это по-прежнему Китайский Театр — весь перенасыщенный красными и золотыми тонами — но это другая версия. Он в два раза больше, чем должен быть. Он такой широкий, что занимает полквартала, а золотая крыша пагоды выглядит достаточно высокой, чтобы пропороть случайные дирижабли. Это место окружает пятнадцатиметровый металлический электрический забор, каждые несколько метров помеченный предупреждающими знаками в виде молний. Мне знакомо это место. Оно совсем не похоже на то, как выглядело в моём Даунтауне. Там это был своего рода замок короля Артура, но с мягкими и плавными, почти органическими обводами, словно не был вырезан из скалы, а вырос там. Может это место и не дворец генерала Маммоны, каким я привык его видеть, но между шпилями пагоды растянут его штандарт, чтобы все в аду, Лос-Анджелесе, Мордоре или где бы, бля, я не очутился, могли его видеть. Это то, что я искал. Ответ на все простые вопросы жизни.
Когда Мустанг Салли сказала, что использовать Чёрную Георгину для перехода не так сложно, но не так просто, я думал, что она говорит о части с умиранием. Теперь мне кажется, что на самом деле она говорила вот об этом. Вот почему я очнулся под странной версией автострады. Переход с Чёрной Георгиной не является настоящим стопроцентно-нормальным переходом. Это Конвергенция. Психическое слияние того места, которое покинул путник, с местом, куда путник направляется. Умный обходной манёвр, чтобы Мейсон не заметил, как я крадусь на цыпочках по Даунтауну, потому что, даже если я на самом деле в аду, это не совсем тот ад, где он меня ожидает. Да, я знаю. Эти метафизические состояния и измерения бытия и у меня вызывают головную боль.
Если знаешь, что будет Конвергенция, это может оказаться довольно полезно. Скажем, ты хочешь быстро переместиться через другой город или параллельное измерение. Делаешь Конвергенцию, и можешь найти свой путь через новое место, следуя плану города, который покинул. Если только новое место не решило покрыться линиями разломов, переставить свои улицы, да и в целом развалиться к хуям.
Прямо в эту секунду я не знаю, пребывание в Конвергенции — это помощь или дополнительное дерьмо у меня на пути, но уверен в одном. Кто-нибудь внутри знает, где находится Элефсис, и я буду убивать их одного за другим, пока кто-нибудь мне не скажет.
Я достаю наац и замечаю славную тень на углу дворца. Есть шанс, Мейсон ожидает, что я воспользуюсь Комнатой, чтобы попасть в ад, а не буду перемещаться внутри него. Узнаю через минуту. Я делаю шаг в тень и выхожу прямо внутри дворца Маммоны.
Не срабатывает никакая сигнализация. Я один в гигантском вестибюле кинотеатра. Должно быть, чтобы покрыть этот пол, им понадобился ковёр с милю. Буфет размером с Вегас. Держу пари, экран размером со Скалистые горы. Жаль, у меня нет времени посмотреть фильм. В эту секунду меня осеняет, что хотя мой старый хозяин Азазель много раз брал меня в домик на дереве Маммоны, планировка этой мутантной версии аналогично может оказаться не в точности такой же. Есть только один способ это выяснить. Эта новая версия слишком странная, чтобы нормально ориентироваться, и мне не хочется идти пешком. Я шагаю обратно в тень. Попытаю счастья с Комнатой и открою Дверь Огня, ту дверь, которая всегда ведёт в хаос и насилие.
Я выхожу позади колонны в круглой комнате, которая выглядит так, как я представляю себе Овальный кабинет[194], только больше и с более злыми чудовищами. Напротив меня окна от пола до потолка, с деревянным столом размером с «Кадиллак» между ними. Справа находится камин, и по всей комнате разбросаны дорогие на вид диваны и журнальные столики. Я наполовину ожидаю увидеть скульптуры ковбоев Ремингтона и гигантский плоский экран с футболом, реслингом, или каким-нибудь другим мачо, похлопывающим по спине хорошего парня, для вливания в это место чуть больше тестостерона. Не знаю, нахожусь ли в аду или в кабинете исполнительного директора на Халлибертон.
Маммона и пятеро его офицеров сгрудились вокруг рабочего стола в центре комнаты. Все они в элегантных костюмах, но никто из офицеров не настолько глуп, чтобы его костюм был элегантнее, чем у Маммоны. У генерала на шее большой золотой перевёрнутый крест на цепочке. Должно быть, это боевая медаль, но она делает его похожим на Сэмми Дэвиса-младшего[195] в его поздний период в «Крысиной стае».
Рабочий стол перед ними проецирует плавающую трёхмерную карту, на которой изображены различные маршруты от Даунтауна до Небес по всей Вселенной. Она выглядит как схема самого крутого аттракциона со времён «Космической горы»[196].
Я хочу направиться прямо к ним, но сперва мне нужно наложить небольшое худу. К сожалению, хорошее заклинание требуется произносить вслух. Чёрному джу-джу[197] нравится, когда его сдабривают небольшим количеством брызг слюны. Тем не менее, белую магию легко набросать у себя в голове. Вместо того, чтобы пожелать зла команде помощников Маммоны, я делаю прямо противоположное, и устанавливаю защитный щит вокруг всей комнаты. Помимо того, что убережёт их от крестьян с факелами, он сделает помещение звуконепроницаемым, и не позволит каким-нибудь любопытным охранникам сунуть внутрь свой нос.
Как можно тише, я достаю наац, выщёлкиваю рабочий конец, словно хлыст, и слегка проворачиваю, чтобы он стал жёстким. Он попадает ближайшему адовцу в основание черепа и выходит из его крайне удивлённого рта. Офицер рядом с ним тянется к наплечной кобуре. Плохая идея. Он оставил свою переднюю часть открытой. Я бью острым концом нааца по рабочему столу, чтобы он отскочил, и щёлкаю вверх, ловя офицера чуть выше промежности и разрезая его до груди. Ему открывается отличный обзор того, как его демонские кишки вываливаются на пол, прежде чем он следует за ними. Я отступаю в тень, пока остальная команда пытается осмыслить, что только что произошло. В блестящем тактическом манёвре, трое оставшихся офицеров решают наброситься на то место, где я стою, как раз в тот момент, когда меня там больше нет.
Я выхожу из тени позади Маммоны, вытаскиваю чёрный клинок и ударом в позвоночник примерно на пятнадцать сантиметров выше талии накалываю его, словно кабанчика. Его ноги внезапно перестают работать, и он шлёпается на пол, как пасхальный окорок.
Одна из самых умных офицеров Маммоны разгадала мой трюк с тенью и держалась достаточно близко к нему, чтобы прыгнуть на меня.
Она огромная рыжеволосая зверюга Халк Хоган[198], пытающаяся направить ствол своего.50[199] в какую-нибудь точку моего тела. Она делает пару выстрелов, пока мы боремся, но не может попасть в меня, не попав и в себя, так что просто проделывает дыры в полу. Я вгоняю рукоятку нааца ей в висок и выбиваю пистолет из её руки, пока у неё глаза в кучку.
Два офицера, один в щегольском чёрном «Хьюго Боссе», а второй в молочно-белом костюме, палят по нам, но не могут разойтись по-настоящему, не попав в миссис Хоган. Она бросается на меня. Я пинаюсь в ответ, но она достаточно сильно прикладывает меня, так что я спотыкаюсь о дорогое антикварное кресло и впечатываюсь затылком в стену. Мой мозг чувствует себя «Шэмрок Шейком»[200]. Миссис Хоган, стоя на четвереньках, вытаскивает из-под пиджака нож размером с баранью ногу. «Хьюго Босс» и молочный человек заходят сзади неё, сокращая дистанцию, чтобы иметь возможность стопроцентно пристрелить меня. Я щёлкаю наацем в потолок, разбивая один из верхних светильников. За креслом, о которое я споткнулся, есть слабая тень. Маловато, но я ныряю в неё как раз в тот момент, как волна пуль выбивает куски полированного дерева и штукатурки размером с кулак из стены кабинета Маммоны.
Я остаюсь в тени с минуту, давая проясниться голове, когда слышу, как Маммона говорит: «План боя, леди и джентльмены, прост: Старайтесь».
Офицеры становятся спина к спине, образуя вокруг Маммоны защитный треугольник, что означает, что они застряли там, в то время как я могу перемещаться. Мне повезло, что никто из них не может явить гладиус. Помимо Люцифера, лишь несколько влиятельных падших ангелов всё ещё обладают этой силой. Ни у кого из этой команды её нет, иначе они бы уже ей воспользовались.