– Подруга, – весело перебила Аллуэтта, пока он не сказал «лаборантка», – очень близкая, это я на всякий случай, чтобы вы даже не пытались меня увести.
Они заулыбались, показывая, что шутку поняли, предупреждены, Максиму жутко повезло, а она прижималась к нему боком, улыбалась и выказывала, как счастлива.
Подошел Френсис, снова с бокалами, сообщил, что уже простил их, свиней таких, но когда Аллуэтта с улыбкой забирала у него бокалы, вдруг напрягся, произнес уголком рта, не двигая остальной частью лица:
– Тревога, тревога… Приближается цунами.
Аллуэтта чуть повернулась, быстро охватывая взглядом ту часть зала. Там среди беседующих парами и группками в их сторону идет солидный мужчина с небольшим животиком, а с ним под руку яркая молодая женщина в желто-оранжевом платье.
Аллуэтта мгновенно рассмотрела во всех подробностях, взвесила и оценила дорогую заколку в высокой прическе, крупные серьги, золотой медальон на цепочке, идеально выверенное лицо, удлиненные к вискам глаза, широкий рот, безупречно вырезанный нос. Нижняя челюсть модной в этом сезоне формы, тонкая шея с идеальной кожей, низкий вырез платья открывает грудь как сверху, так и с боков, разрез опускается до пояса, где талию перехватывает тонкое плетенье из позолоченной шерсти геномодифицированных шиншилл.
Она тоже смотрела на Аллуэтту очень внимательно. Максим видел только то, что обе женщины радушно улыбаются друг другу, что с простака возьмешь, а они в самом деле улыбались, и улыбки были похожи на блеск отточенных шпаг.
Мужчины пожали друг другу руки, чувствуется старая мужская дружба, а женщина проворковала сладчайшим голосом:
– Макс, милый!.. Как я счастлива тебя видеть!.. А это твоя сотрудница? Какая милая… Меня зовут Лена, Лена Коцюбец, мы с Максом старые друзья, даже очень старые и очень-очень друзья…
Аллуэтта заулыбалась так же сладко:
– Как вы угадали!.. Я Аллуэтта Фирестоун, мой отец меня чуть под замок не посадил, но я удрала и теперь вот дожимаю Макса, чтобы он женился, как и обещал!
Максим чуть не поперхнулся, но огромным усилием воли заставил себя оставаться неподвижным, а мужчина толкнул его в бок и сказал шепотом:
– Поздравляю. За такую красотку я отдал бы все те миллиарды, которыми владеет ее отец.
Лена ослепительно улыбалась Аллуэтте, та тоже улыбалась, Максиму даже показалось, что все искренне, раз обе смотрят такими сияющими глазами.
Едва они удалились, Аллуэтта сказала обеспокоенно:
– Я не слишком?.. А то как-то нечестно…
Максим смолчал, но Френсис шепнул с одобрением:
– Правильно, нужно сразу тяжелой артиллерией!.. Изо всех орудий. Чтоб в нокаут, а оттуда на носилки.
– Ой, – сказала она, – а то мне показалось, что это запрещенные приемы…
– У женщин нет запрещенных, – подбодрил он. – Вам можно все. Спасибо, Аллуэтта. Теперь Лена переключит внимание на других кандидатов.
Она счастливо выдохнула:
– Слава богу…
– Но слишком не расслабляйся, – предостерег он, – она все равно будут поглядывать и на Максима. Так, на всякий случай. Вдруг ты ослабишь внимание или заинтересуешься кем-то еще…
Она воскликнула пламенно:
– Да ни за что!
– Все равно, – сурово сказал Френсис. – Бди. Максим хоть сам и не богат, но тех, кто с ним работал, уже сделал миллиардерами. И сам мог бы, возжелай такую ерунду, как деньги. У женщин нюх на таких людей!
Она ощутила себя так, словно она муха, а ее прихлопнули не свернутой в трубочку газетой, а целой бетонной плитой.
– Не подпущу, – сказала она храбро. – Не дадим вредить науке. Бизнесменов много, ученых не хватает всегда… Ой, вон там двое смотрят в нашу сторону…
Френсис обернулся, жизнерадостно помахал рукой.
– А-а, Марлоу!.. Привет!
Пара, замеченная Аллуэттой, разом заулыбалась и синхронно двинулась к ним. Женщина прижималась боком к мужчине, но смотрела радостными и даже влюбленными глазами на Максима.
– Кто? – прошептала Аллуэтта.
Максим молчал, Френсис ответил тоже быстрым шепотом:
– Изабелла Бондаренко, а мужчина… ладно, неважно, потом…
Мужчины обменялись рукопожатиями, женщины поулыбались друг другу, моментально оценивая друг друга. Марлоу начал расспрашивать Максима, как это ему удалось заполучить ККК-3С, об этом завистливо гудит весь мир нейрофизиологов, а Изабелла толкнула своего спутника в бок и сказала капризно:
– И почему они решили провести конференцию в Метрополе? Это когда-то здесь был центр, а теперь почти сарай…
Марлоу сказал добродушно:
– Милая, да какая разница?.. Зато просторно.
Изабелла повернулась к Аллуэтте.
– Вы обязательно должны заглянуть к нам, – прощебетала она счастливым голосом. – Мы сняли настоящий королевский номер! Это в «Гранд Империале»!
Аллуэтта толкнула Максима в бок:
– Слышал? Мы обязательно придем, милая Изабелла. Если номера там в самом деле настолько великолепны, я, пожалуй, куплю тот отель. Правда, Макс?.. Будем в нем останавливаться по дороге из Токио в Лос-Анджелес.
На этот раз даже Максим ощутил, что удар попал в цель: лицо Изабеллы на кратчайший миг окаменело, но тут же снова защебетала, довольная, счастливая и располагающая, глаза сияют, улыбка до ушей, жемчужные зубки блестят, и вообще нет более доброжелательной и расположенной ко всему хорошему на свете женщины.
Когда они удалились – на таком светском рауте после официальной части непристойно долго оставаться на месте, нужно общаться, – Френсис сказал с тихим восторгом:
– Ну какой же я гений!.. Надо в зеркало посмотреть, что-то еще в себе отыщу. Как я не прогадал, взвалив самое трудное на Аллуэтту!
– Всегда готова, – храбро ответила Аллуэтта.
– Ты молодец, – сказал Френсис.
Аллуэтта бросила короткий взгляд на молчащего Максима.
– Мне отступать нельзя.
– Это прекрасно, – сказал Френсис с ликованием, – когда общественные интересы сливаются с личными. Почти коммунизм по Томасу Мору.
– И его жены Кампанеллы, – буркнул Максим.
Аллуэтта посмотрела на него с неверием, всерьез или прикалывается, ответила Френсису:
– Мне есть что защищать.
Френсис снова взял с проплывающего мимо подноса фужеры с шампанским, довольный от макушки до пят, отошел к группе солидного вида мужчин, всем видом подчеркивая, что ему никаких грандов и дотаций не нужно, такие красавцы денег не просят.
Он как раз общался в трех шагах от Максима со старыми приятелями, в какой-то момент повернулся к Аллуэтте, послал ей предостерегающий взгляд и тут же намекающе посмотрел в сторону входа.
Оттуда через толпу ученых и финансистов нацеленно протискивается троица в составе немолодого мужчины в старомодном костюме, чем-то похожего на ковбоя на отдыхе, такими бывают либо профессора, либо богатые промышленники, и двух молодых ярких женщин, не то ухватившихся за его локти, не то поддерживающих его.
Максим, глядя на них, невольно подумал, что доля взрослого населения резко возросла, что привело к заметным изменениям в обществе. Даже те, что в юности бунтовали «против всего», в зрелости стали консервативными и трезвомыслящими. А это привело не только к сокращению количества ночных клубов, но и к более консервативному поведению, к сдержанной моде, хотя, конечно, оставшаяся в меньшинстве молодежь все так же отрывается на вечеринках, но уже не чувствует себя тем большинством, что может выйти на митинг и в силу простого большинства сменить старых маразматиков в правительстве на молодых и дерзких студентов.
Женщины еще издали улыбались Максиму жарко и призывно, взгляды были такими обещающими и даже многообещающими, что Аллуэтта ощутила, как из глубин мохнатой женской души поднимается пещерная ярость матриархата.
Они и дотащили престарелого ковбоя до Максима с Аллуэттой, хотя в конце тот рассмотрел, кто там впереди, сам устремился навстречу, с жаром обнял Максима, церемонно поцеловал пальчики Аллуэтте, по восточной моде загибая их так, чтобы чувственно коснуться губами самых кончиков под наманикюренными ногтями.
– Какие же вы молодцы, – сказал он с жаром, – пришли на это не новое, но такое нужное в нынешнее время мероприятие!
Максим сказал Аллуэтте:
– Позволь представить тебе Герберта Галахера, автора концепции «Стареть с достоинством», а затем и производной – «Уходить с достоинством»!
– Очень приятно, – произнесла Аллуэтта светски, – я много слышала о вашем движении.
Слышала она в самом деле немало: по мере того как идеи трансгуманизма и близкого бессмертия стали проникать в массы, тут же отыскались сотни политиков, поспешивших оседлать эту волну: пошли требования «бессмертие бесплатно и всем», «наука должна служить обществу» и подобные им популистские лозунги, часто и щедро вбрасываемые в массы, как когда-то вбросили «panem et circences».
В их лаборатории, когда вспоминали о так называемом народе, что работает из-под палки, но требует всего и даром, часто называли имя именно Галахера, лидера популистской партии, а Френсис потешался, потирал ладони и говорил, что он же предупреждал, так и будет, когда адепты бессмертия разворачивали среди населения широкомасштабную пропаганду.
Георгий, словно принял упреки в свой адрес, оправдывался, напоминал, что это было необходимо, девяносто девять процентов бюджета раньше уходило на всякую ненужную херню, требовалось повернуть людей к этой проблеме и ввести их в свои ряды, чтобы они требовали от своих депутатов интереса к неограниченному продлению жизни.
Сейчас Галахер взглянул на нее остро и понимающе, тоже понял, что эта блестящая красотка могла слышать от Максима и вообще от специалистов, рвущихся к бессмертию.
– Думаю, – сказал он Максиму покровительственно, – мелкие разногласия останутся в прошлом? Сейчас все мы заинтересованы, чтобы как можно скорее ваши наработки перешли в стадию клинических испытаний.
– Дело за вами, – ответил Максим. – За политиками.
Галахер отмахнулся:
– Ах да, билль о правах эмбрионов… Чепуха. Законы принимают не боги, а люди. Сегодня один, завтра другой…