В самом раннем детстве Тиль получил от отца, простого угольщика Клааса, два урока: урок солнца — любви к жизни и урок птички — любви к свободе. С тех пор его девизом стали слова, которые он начертал на знамени: «Жить под солнцем, все побеждая!». Когда же отца сожгли на костре инквизиторы, Тиль собрал его пепел, положил в маленький мешочек и повесил на шею. С тех пор «пепел Клааса стучал в его сердце», побуждая защищать свою родину от иноземцев, от власть имущих, от инквизиторов. «Благословенны скитающиеся ради освобождения родины» — в этих словах Тиля источник его непобедимости и бессмертия. А для нас с Аловым в этих словах было продолжение темы Родины, изгнания, скитальчества. Дальнейшее ее всеобщее, философское осмысление и документальное изображение применительно к другому времени и другой стране.
Легенда о Тиле 1974 год
Перечитав книгу и заново влюбившись в нее, мы поняли, что главное для нас передать ее напряженный внутренний пульс, который пронизывает все повествование, наполняя каждую страницу Ненавистью, Любовью, Отчаянием, Верой и, конечно, неудержимой, всепобеждающей жаждой Свободы. И все эти чувства, столь различные, а иногда и просто противоположные, словно слились воедино в одном огнедышащем вулкане борьбы, переплавились, образуя новое качество. Происходило мучительное, кровавое и веселое рождение нации, формирование национального характера и самосознания.
Евгений Леонов в роли Ламме Гудзака, прозванного «брюхом Фландрии», и Лембит Ульфсак в роли Тиля Уленшпигеля, прозванного «духом Фландрии»
Нам предстояло воспроизвести на экране эпоху с ее удивительной атмосферой, одновременно фантастической и реальной, полной тайн, пьянящих трав, видений и грубой обыденности, напряженного желания познать и тревожного ожидания катастроф и превращений; той странной атмосферой XVI века, где, словно в полусне, совершались отречения и коронации, шуты разъезжали на свиньях, потешая народ, костры трещали и дымились, сжигая еретиков, а фанатики-иконоборцы исступленно рубили лицо Божьей Матери; той особой атмосферой жуткой реальности, где по улицам затонувших городов плавали корабли, где чтение Библии на родном языке считалось тяжким грехом и каралось смертью, где практичные антверпенские рыбаки впервые в истории человечества научились засаливать селедку, а большие рыбы все так же, как всегда, пожирали маленьких.
Питер Брейгель Старший и кино
Неоценимую услугу оказали нам в нашей работе нидерландские художники того времени и особенно великий Питер Брейгель Старший. Его картины — это подлинная энциклопедия народной жизни XVI века, в них есть все: костюмы, предметы, обряды, обычаи, жанровые сценки, лица и характеры, философия и вера. Мы с головой погрузились в эпоху, мы перерыли горы материалов в стремлении найти точный баланс двух жанров — «хроники времен» и «народной легенды».
За время подготовительного периода я сделал свыше тысячи рисунков. Помню, мне снились сны, в них я видел странных персонажей, страшные, незнакомые пространства. Быть может, это в меня проникало другое, средневековое понимание мира. Ведь тогда все было другим: и умонастроение, и психология людей. Выйти из города на три километра значило подвергнуть свою жизнь смертельной опасности. Однажды мне приснилось, как Тиль идет по вертикальной дороге. Я рассказал сон Алову, и мы, выбирая натуру, нашли такую дорогу и отправили по ней нашего героя.
Понятие дороги вообще исполнено громадного философского смысла. Ведь сначала на земле не было дорог. Первую дорогу, первую тропку люди протоптали друг к другу. А применительно к Тилю — дорога это вообще главное понятие. Потому что, если его остановить, не дать ему идти, он умрет. Прошло сорок лет, а я до сих пор в плену того времени, когда бродили по земле Тиль и Ламме, а Неле, вечно юная девочка-любовь, ждала их, всматриваясь в уходящую к горизонту дорогу.
Книга, живописные полотна, наши сны, перетекавшие в мои рисунки, исторические хроники — все причудливо смешалось, и из этого смешения рождался фильм, его образная ткань. Не сон, не явь или и сон, и явь — никто точно не определит, что это такое. Разве можно было пройти мимо «Слепых» Брейгеля, которые не только стали для нас занимательными фигурами времени, но и продолжили тему исторической, духовной и прочей иносказательной слепоты. «Если слепой поведет слепого, оба упадут в яму» — вечная библейская притча. Кстати, один из вариантов названия картины Брейгеля «Парабола слепых» наталкивает на мысль о том, что она предвестница киномонтажа, монтажной раскадровки. Посмотрите, на ней запечатлены все фазы движения: первый слепой, он же поводырь, уже упал, второй, споткнувшись об него, в процессе падения, третий напрягся, потому что чувствует впереди опасность, последние еще не ведают, что «яма» близко.
Брейгель был нашей энциклопедией по тому далекому времени: по его полотнам мы изучали природу, персонажей, а наши художники воссоздавали огромный материальный мир, который окружал наших героев: от треснувшего посоха слепого до огромных 32-метровых боевых кораблей гёзов. Одежда, которую носили герои, предметы, которые их окружали, — все, чего касалась их рука, должно было быть аутентичным. Подлинность предметной среды, несомненно, важна, но она не самоцель, а средство достижения правды художественного образа и человеческого характера. Так же как и мир, окружающий человека.
Путешествуя по Фландрии, мы убедились, что родина Уленшпигеля напоминает многие уголки нашей страны. И, однако, в некоторых эпизодах фильма мы умышленно избегали привычного, узнаваемого пейзажа. Делали мы это потому, что для нас пейзаж был не просто географией, а элементом драматургии, не местом действия, а эмоцией.
Наталья Белохвостикова в роли Неле. В книге и в фильме Неле — символ любви
Ведь не случайно Питер Брейгель, прекрасно знавший свою родину, порой писал странный, почти фантастический пейзаж: на фламандские равнины посажены итальянские горы, на швейцарских скалах торчат ветряные мельницы, и огромные зеленые холмы словно принесены откуда-то издалека. Пейзаж как будто собран из отдельных элементов разных частей земли. Образован как бы «мировой пейзаж»: он нигде, и он везде. И это не только вызывает у зрителя дополнительное напряжение и эмоцию, но и придает универсальность самому изображенному на пейзаже сюжету или событию. Это как бы расширяет значение факта, вливает в него всеобщий характер.
Такое отношение к пейзажу прямо связано с нашей идеей о всемирности духа Уленшпигеля, с нашим глубоким убеждением, что «Легенда о Тиле» уже не принадлежит только народу, породившему ее, что она разорвала границы, стала «великим произведением всечеловеческой культуры» (Ромен Роллан).
Актеры и роли
Естественно, что и выбор мест съемок был подчинен основной цели нашего замысла. Мы стремились найти места странные, необычные: гигантские ямы, в которых человек казался букашкой, зеленые стометровые волны земли, вздыбившиеся в причудливом ритме и застывшие навеки; наклонные плоскости, изрезанные путаницей дорог, по которым крошечные фигурки людей двигались почти вертикально, точно мухи по стене; плоский берег не то моря, не то озера с выбросом древних каменных пород причудливой формы — берег, скорее напоминавший библейский, чем фламандский.
Но главное для нас, конечно, было понять человека. С картин великих мастеров прошлого на нас глядели лица людей, давно ушедших в небытие, но вместе с тем странное чувство, что частица их души переселилась в эти портреты, не оставляло нас. Шарль де Костер написал такую яркую, разнообразную галерею образов и человеческих характеров, что для воплощения ее на экране необходимо было иметь очень сильный актерский ансамбль. И этому фактору мы с Аловым придавали решающее значение. Актерам предстояло вписаться в общую стилистику картины, которая должна была быть не условной, но и не реалистической, не бытовой, но и не исторической; как я уже отмечал, мы пытались перенести на экран дух костеровской книги, ее высокое поэтическое звучание. Кроме того, де Костер наделил своих героев обобщающим символическим значением: Тиль — дух Фландрии, Ламме — ее брюхо, Неле — сердце, Клаас — мужество народа, его жена Сооткин — самоотверженность и верность, мать Неле Катлина — мистическое начало и вера.
Простые фламандцы. Тысяча лиц в фильме
Первой утвержденной нами актрисой стала Наталья Белохвостикова. Наташа идеально подходила на роль Неле: тоненькая, хрупкая, она обладала крепостью духа и магнетизмом. На нее хотелось смотреть. В ее Неле было земное начало — женственность, нежность, чувственность, но было, поначалу скрытое, мистическое начало. Тайна, оказавшаяся внутренней связанностью с потусторонним миром. Кроме того, Наташа была уже опытной, признанной коллегами и полюбившейся зрителю актрисой.
Михаил Ульянов в роли Клааса, отца Тиля — защитника угнетенного народа. Иннокентий Смоктуновский в роли короля Карла V, отца кровавого Филиппа II
Я тоже был влюблен. За год до начала работы над «Легендой о Тиле» мы с Наташей поженились, так что других претенденток на роль Неле не было и быть не могло. Само собой разумеется, не было и проб, тем более что Наташа носила нашу дочь. Рождение Наташи-младшей стало сигналом к началу съемок. Сейчас, когда дочь выросла и стала режиссером, я думаю, что ее первым криком было слово «Мотор!».
Мы также не раздумывали, утверждая Евгения Леонова на роль толстяка Ламме Гудзака. Не было у нас сомнений в утверждении Михаила Ульянова на роль Клааса, Иннокентия Смоктуновского на роль императора Карла V, Владислава Дворжецкого на роль кровавого короля Филиппа II, Анатолия Солоницына на роль Рыбника, Евгения Евстигнеева на роль монаха, Аллы Демидовой на роль Катлины и Ларисы Малеванной на роль Сооткин.
Сомнения и трудности были связаны с Тилем, имя которого вынесено в заглавие. По Шарлю де Костеру, Уленшпигель означает «Сова и Зеркало, Мудрость и Комедия», а по легенде у Тиля один глаз веселый, а другой — грустный. Другими словами, в Уленшпигеле, как и в романе в целом, в неразрывном единстве сосуществуют две стихии — веселая и грустная, бурлескная и трагическая. Когда наши ассистенты привели эстонского актера Лембита Ульфсака, мы уже были близки к отчаянию. Лембит очень подходил по внешним параметрам — высокий, худой, нескладный, но и пластичный, он забавно и трогательно смотрелся в паре с Евгением Леоновым. С Наташей — Неле они тоже составили красивую пару, в которой чувствовалась одухотворяющая сила любви. Актерский багаж Лембита был, конечно, невелик, но это нас не пугало. Всегда легче научить, чем переучивать. Главное было пробудить в нем темперамент, которого в силу национального характера ему недоставало. Можно сыграть героя, не будучи героем, но сыграть неистощимого на выдумки и проделки озорника, лукавого пройдоху, способного зло высмеивать пороки, гораздо сложнее, если в тебе самом нет шутовского начала, лихости, бесшабашности. Но Ульфсак, попавший в фантастическое окружение старших коллег, особенно Евгения Леонова, оказался очень восприимчивым актером и сумел создать живой характер во всем многообразии бытовых подробностей и вместе с тем выйти на уровень метафорического обобщения, превратив Тиля в символ свободного человеческого духа.