— Вы тоже можете уходить, Родль, — произнес обер-диверсант рейха, заметив, с какой тоской смотрит он вслед «странникам гор». — Вы честно служили, честно и до конца выполнили свой долг. Я же попытаюсь задержать рейдеров.
— Что-то не припоминаю, чтобы я был разжалован из адъютантов, — твердо ответил гауптштурмфюрер, подавляя в себе минутную слабость.
— Вы правы, Родль: не разжалованы. Благодарю за службу, адъютант, — так же сдержанно обронил обер-диверсант рейха.
А еще через несколько минут, как только на тропе показалась каска первого американского рейдера, Родль выступил вперед и, закрыв телом своего командира, поднял руки вверх:
— Не стрелять! — повелительно прокричал он по-английски. — Со мной — оберштурмбаннфюрер СС Отто Скорцени! Не стрелять! Позовите своего офицера! Предупредите, что здесь находится сам Отто Скорцени!
Пока, обходя замявшихся солдат передового дозора, американский капитан приближался к обер-диверсанту рейха, тот, прикрытый адъютантом, с прощальной тоской наблюдал за тем, как группа Хунке то возникала на крутом склоне, то опять исчезала за осколками скал и кронами деревьев.
В этой войне каждый сам волен был избирать свою судьбу. Да только на деле получалось так, что избирал-то он именно ту судьбу, которая уже давно и необратимо избрала его самого.