[6].
В своей пьесе Шиллер в немалой степени воспользовался дарованной драматургу вольностью обращения с историей. В ворохе легенд и гипербол, которыми обросли эти события, нет никаких доказательств, что в конце XIII века четыре кантона питали неприкрытую враждебность к Габсбургам, не говоря уже о том, что предводители кантонов желали заложить основы нового государства. В действительности целый ряд историков вообще сомневается, что на сыром, нередко заливаемом дождями пятачке травянистого склона над Урнерзее вообще хоть что-то происходило. С какой стати, вопрошают скептики, такой, вне всяких сомнений, важный документ нужно подписывать посреди луга? Другие историки умаляют значимость документа, будто бы подписанного на поле Рютли, утверждая, что вышедший на первое место договор был одним из многих подобных соглашений, заключаемых в то время между кантонами; удивительно, говорят они, что в хартии, которая была подписана в 1315 году на другой стороне озера, в Бруннене, и которая имела явную военно-политическую направленность, ни словом не упоминается об этом более раннем документе — так что, вероятно, значение Рютли сильно преувеличено, и Швейцарская Конфедерация выросла органично, а не родилась в результате одного-единственного события, для которого возможно столь точно указать дату и место.
Тем не менее поколениями швейцарцев священная для них хартия Рютли хранилась благоговейно и бережно. В настоящее время документ выставлен на всеобщее обозрение в специально выстроенном музее в Швице, городе к северу от Люцернского (Фирвальдштетского) озера, который дал свое имя народу этого района, а со временем и всей стране. (Кантон к тому же подарил Швейцарии и национальный флаг: знакомый всем симметричный жирный крест в 1240 году был гербом кантона Швиц, а в качестве флага Швейцарской Конфедерации его приняли в 1848 году.) Подлинник документа — хранящийся в специальном футляре за пуленепробиваемым стеклом пергамент — на вид меньше и скромнее, чем можно было бы ожидать: размером с лист бумаги формата А4, он опален по краям, судя по многочисленным следам сгибов, его неоднократно складывали. Однако написанный убористым почерком текст прекрасно читается, порыжевшие и выцветшие чернила отчетливо видны на матово-кремовом пергаменте. К нижнему краю на ленточках прикреплены три круглых потертых печати; четвертая печать, Швица, в какой-то оставшийся неизвестным момент долгой и почитаемой жизни документа канула в историческое забвение.
В то же время сам луг Рютли приобрел статус национальной святыни, став объектом паломничества. До него можно добраться по крутой тропе, которая уходит вверх от плавучей пристани на Люцернском озере, а можно избрать альтернативный путь — по извилистой дороге из ближайшей деревни Зеелисберг. Хотя здесь бывает весьма многолюдно 1 августа, когда отмечается Национальный день Швейцарии и поле Рютли оказывается в центре празднеств, в остальное время года оно по большей части вновь возвращается к прежнему бытию, становясь полосой открытого луга, каким и было за семь столетий до того, когда на нем встретились представители кантонов. На лугу установлен флагшток, а сквозь деревья внизу виднеется окутанное туманами озеро, но больше ничего нет. Когда я приехал сюда, то здесь кроме меня никого не было, и слышалось лишь хлопанье на ветру слегка потрепанного флага, да еще пели птицы и стучали по деревьям тяжелые дождевые капли (район вокруг Люцерна славится едва ли не беспрестанно идущими дождями). Озера не видно за пеленой низких серых облаков, и время от времени доносится гудок невидимых за ними катеров на озере или гудки и громыхание поезда, который на дальней стороне озера с лязгом преодолевает подъем к Сен-Готарду. Один финальный штрих: всего в нескольких шагах от флагштока находится действующая ферма, и картину довершает соответствующая пейзажу аккуратно сложенная поленница, а коровы в загонах украшены позвякивающими колокольцами.
Чтобы привлечь внимание швейцарской нации к историческому лугу, а заодно подчеркнуть единство конфедерации, был осуществлен весьма оригинальный проект: у Рютли начинается длинная пешеходная тропа, Wegder Schweiz. Ее открыли в 1991 году в честь семисотлетней годовщины основания страны, и проходит она вокруг Урнерзее к Бруннену. Тропа разделена на участки, представляющие двадцать шесть кантонов, — в том порядке, в каком те присоединялись к конфедерации (от первых четырех, в 1291 году, до кантона Юра, вступившего в союз в 1979 году). Каждому кантону соответствует отрезок тропы, длина которого пропорциональна его населению (что составляет по пять миллиметров тропы на каждого гражданина Швейцарии); самым коротким участком, всего в семьдесят один метр, представлен Аппенцель Иннерроден. На то, чтобы пройти по всей тропе, потребуется пара дней (или один, но очень длинный день); тропа идет то вверх, то вниз, одни ее участки тянутся вдоль самого берега озера, другие — высоко над водой, и вскоре прогулка по ней становится утомительной и неинтересной для всех, за исключением самого преданного любителя пешей ходьбы.
В образе Вильгельма Телля, бородатого охотника из Альтдорфа, воплощено национальное самосознание Швейцарии; ни в одной другой стране нет похожего на него фольклорного героя. Действие легенды о Телле, бросившем смелый вызов посягательствам Габсбургов, разворачивается в разных местах вокруг Урнерзее, в том числе и в самом Альтдорфе, городе на южной стороне озера, возле Флюэлена, и на природе, среди отдаленных скал, на берегу, у кромки воды. Как и в любом хорошем приключенческом повествовании, в истории о Вильгельме Телле (по крайней мере, в переложении Шиллера) помимо героя есть и злодей — персонаж, которого зрители встречают шиканьем и неодобрительным свистом. Это австриец Герман Геслер, отправленный сюда Габсбургами, дабы приструнить местных жителей и заставить их повиноваться имперской политике. В пьесе Шиллера Геслер говорит о швейцарцах: «Языки дерзки у этих горцев непокорных... О, я сломлю их дерзкое упорство, я подавлю кичливый дух свободы!», а австрийский надсмотрщик на строительстве новой крепости Геслера в немногих словах выражает отношение Габсбургов к швейцарцам: «Бессовестный народ!.. Коров доить вам только да лениво всю жизнь таскаться по своим горам!» Телль ненавидит австрийцев, и, глядя на строящуюся новую крепость, он указывает на горы и обращается к ним: «Твердыни гор — вот вольности оплот!.. Природным горцам горы не страшны».
Начинается история с события, которое наверняка только лишь усугубляет и без того напряженную политическую обстановку в Альтдорфе. В центре городской площади Геслер приказывает установить шест, надев на него свою шляпу. За этим провокационным шагом стоит не просто прихоть диктатора, но и определенное намерение — каждый, кто проходит мимо шеста, должен склониться перед шляпой, тем самым выказав почтение Геслеру и грозным Габсбургам. Городской глашатай Альтдорфа у Шиллера такими словами сообщает жителям города о новой гражданской повинности:
Народ кантона Ури! Эту шляпу
На шест высокий в Альторфе наденут
И выставят на видном месте там.
И вот ландфохта Геслера приказ:
Пусть шляпе та же воздается почесть,
Что и ему. Пусть каждый перед нею,
Смирясь, без шапки станет на колени,
Чтоб император знал ему покорных.
Лишится тот именья и свободы,
Кто вздумает приказом пренебречь.
Реакция горожан на этот приказ вполне предсказуема. «Еще одна ландфохтова затея! Фохт поклоняться шляпе нам велит. Да было ль что подобное на свете?.. В ком честь жива, не стерпит поруганья!» — возмущаются они. И, разумеется, в следующей сцене Телль выказывает свой протест: он осмеливается пройти мимо шеста, не отдав почтения шляпе. И в наказание за дерзость Геслер выносит Теллю один из самых знаменитых в истории приговоров.
Если Телль сумеет попасть стрелой в яблоко на голове своего сына, то его оставят в живых и отпустят. В случае неудачи и Телль, и его сын будут казнены. Одну стрелу из колчана Телль вкладывает в самострел, а вторую прячет за пазуху. Разумеется, выпущенная им стрела пронзает яблоко, а дрожащий мальчик, на чьей голове оно лежало, остается невредим. Геслер спрашивает Телля, зачем ему понадобилась вторая стрела из колчана; Телль отвечает, что если бы первая стрела попала в мальчика, то вторая досталась бы Геслеру. За такую дерзость Телля приговаривают к заключению в принадлежащем Геслеру замке Кюснахт возле Люцерна. Но когда лодка с пленником плывет туда, на озеро обрушивается ужасная буря, и гребцы уговаривают Геслера освободить Телля от пут, чтобы мятежный крестьянин взял руль и направил лодку в безопасное место. Понятно, что Телль правит к берегу, а потом выпрыгивает на плоский камень, а лодку отталкивает обратно в штормящее озеро. Позже Телль появляется в Кюснахте и убивает Геслера, который направлялся в свой замок по суше.
Принимая во внимание эпический размах пьесы и то, что местом ее действия являются горы, не приходится удивляться, что для постановщика сочинение Шиллера создает немало трудностей. Пространный список исполнителей включает в себя сорок восемь персонажей (мужчины, женщины и дети), наряду с разнообразными мастеровыми и монахами, и перечень «Действующие лица» оканчивается устрашающими словами «Рейтары... Поселяне и поселянки из лесных кантонов». (Ничего удивительного, что представление под открытым небом в Интерлакене поставлено с таким размахом.) Помимо проблем с распределением ролей сценическое воплощение пьесы связано и с проблемами чисто практическими. Начинается пьеса с того, что мальчик гребет в рыбачьем челноке через Урнерзее, и на «другой стороне озера видны ярко освещенные солнцем лужайки, деревни и одинокие усадьбы Швица», — что звучит вызовом для театральных художников, отвечающих за декорации и задник. В различные моменты действия сценические ремарки в пьесе Шиллера требуют звучания коровьих альпийских колокольчиков и охотничьих рогов, а в другой сцене художнику по свету необходимо как-то воплотить в жизнь такую ремарку: «Глубокая ночь. Только озеро и белые ледники блестят, освещенные луной». Через сцену должны нестись тени облаков, зрителям необходи