Михель Фридман, бывший заместитель главы Центрального еврейского совета Германии, прокомментировал событие так: «Использование этого места под гостиницу скрывает историческую реальность. Такие места следует сохранять и использовать с совершенно другими целями». Лорд Дженнер, председатель Образовательного фонда «Холокост» в Великобритании, сказал: «Они превращают центр убийства в аттракцион для туристов... Я нахожу это оскорбительным, предосудительным и абсолютно неприемлемым». Фирма — владелец гостиницы утверждала, что в каждом номере имеется книга под названием «Die Todliche Utopie» («Смертельная утопия»), рассказывающая об истории этого района, и что персонал тщательно проверен и никак не может быть хоть как-то связан с нацистами. В день открытия отеля в районе Берхтесгадена температура упала до минус 43 градусов по Цельсию, это был один из самых холодных дней, когда-либо отмеченных в Германии.
Большая часть Оберзальцберга между музеем и новой гостиницей представляет собой неприглядное скопление автомобильных и автобусных стоянок. Летом отсюда каждый день десятки автобусов отвозят посетителей вверх по горному склону в убежище Гитлера, Кельштайнхаус, или «Орлиное гнездо» (для личных автомобилей въезд закрыт, чем и объясняются автостоянки у подножия холма). В отличие от Оберзальцберга, Кельштайнхаус благополучно избежал налетов союзнической авиации, и поднявшихся до самого верха туристов сегодня въяве встречают наиболее примечательные здания нацистской эры, многие из которых по-прежнему сохраняют тот же облик, в каком их видел Гитлер.
От Оберзальцберга вверх к «Орлиному гнезду», автобусы едут по дороге, которая была построена по распоряжению Мартина Бормана, — он приказал проложить шоссе и построить резиденцию Кельштайнхаус в качестве подарка к пятидесятилетию фюрера. Борман, о котором шла такая дурная слава, что даже нацист Геринг называл его «грязной свиньей», однажды заметил, что во время пребывания в Бергхофе Гитлер взял за привычку после обеда совершать прогулки к маленькому чайному павильону на Мосланеркопф. Это и подсказало ему идею построить для фюрера личный чайный домик. Борман также хотел, чтобы у него было место, где он бы мог беспрепятственно встречаться с Гитлером, чтобы использовать свое влияние на фюрера без помех со стороны прочих интриганов. В 1936 году он подобрал для домика место: крутой обрывистый уступ, господствующий над Оберзальцбергом на высоте 1834 метров, с видом на Берхтесгаден и прилегающий к нему район Альп, до самого города Зальцбурга, башни и шпили которого виднеются вдалеке. Напротив выбранного Борманом утеса находится гора под названием Унтерсберг, под которой, как гласит легенда, спит вечным сном Карл Великий со своим пятитысячным воинством, дожидаясь, когда будут восстановлены слава и величие Германской империи. Борману все показалось просто идеальным. Весной следующего года он поднялся сюда вместе с доктором Фрицем Тодтом, инженером-дорожником, и архитектором из Мюнхена Родериком Фиком, назначенным проектировщиком чайного домика. 23 августа 1937 года Борман лично вбил в землю нивелирные колышки, отмечавшие начало дороги на Кельштайнхаус; и три тысячи рабочих приступили к ее строительству.
Потребовалось тринадцать месяцев и тридцать миллионов Reichsmark, чтобы чайный домик и шоссе к нему были готовы. Особенно Борман гордился дорогой. Великолепно спроектированная и проложенная, она поднимается на 750 метров при протяженности в шесть с половиной километров и имеет всего лишь один крутой U-образный поворот. В наивысшей точке дорога ныряет в 124-метровый туннель, пробитый в скале и оканчивающийся у основания лифтового ствола, по которому обитая медью кабина поднимается в собственно «Орлиное гнездо». (Чтобы добраться до чайного домика, сегодняшние туристы пользуются теми же самыми лифтом и туннелем, что некогда и Гитлер; действующие механизмы лифта сохранились с того времени, а на стене по-прежнему висит неуклюжего вида аварийный телефон 1940-х годов.)
Своим названием «Орлиное гнездо» обязано докладу об этом домике, составленному Франсуа Понсе, французским послом, для тогдашнего министра иностранных дел Франции. «Домик Гитлера, — отмечал он в докладе, — произвел на меня впечатление здания, парящего в воздухе». Впрочем, по иронии судьбы, Гитлеру не очень-то нравилось парить в воздухе, так как он, как предполагают, страдал от головокружений и редко пользовался дорогостоящим подарком Бормана. (Для тех, кого мучают головокружения, Кельштайнхаус — очень плохое место: домик оседлал узкий скальный палец, с трех сторон из четырех вниз почти отвесно уходят обрывистые склоны, и этим эффектным, но таящее опасности окружением он походит на те серокаменные средневековые замки, что цепляются за скалистые утесы во многих уголках Швейцарских и Итальянских Альп.) Гитлер также жаловался на слишком разреженный воздух, который плохо сказывался на его кровяном давлении, и еще тревожился, не произойдет ли автокатастрофа на шоссе и не случится ли аварии с лифтом. Тем не менее какое-то время многие полагали, что фюрера это место приводит в восторг и что он намерен превратить его в свой мавзолей.
На самый верх привозили только тех, на кого Гитлеру требовалось произвести впечатление. Встречи с Гитлером происходили в просторном зале для совещаний, составлявшем главное украшение дома: из пяти венецианских окон открывалась величественная панорама; камин, сложенный из красного мрамора и облицованный бронзового цвета изразцами, был подарен Муссолини, а пол устилал великолепный восточный ковер, подарок императора Японии Хирохито. И если Гитлер испытывал тревогу при посещении чайного домика, то Ева Браун очень полюбила бывать здесь, прогуливалась со своими собаками Суси и Негусом (в июне 1944 года сестра Евы, Гретель, выходя замуж за генерала войск СС, устроила в Келыптайнхаусе свадебное торжество). По слухам, Еве Браун настолько полюбился чайный домик, что ей захотелось, чтобы под полотном дороги устроили нагревательную систему: тогда бы снег зимой таял и в домике можно было бы бывать весь год, а не только летом.
Систему подогрева дорожного полотна так и не сделали. Но Кельштайнхаус пережил войну, став символом бездумного и показного хвастовства нацистской эпохи. После войны мэр Берхтесгадена уговорил американцев, в чью зону оккупации входила Бавария, не взрывать и не сносить домик, и в 1950-х годах его открыли для посещений. Зимой снег на шоссе не чистят, и попасть в чайный домик возможно только с мая по октябрь; в этот период сюда приезжают сотни туристов, их привлекают восхитительные виды и обед во вполне приличном ресторане, который ныне и занимает здание (получаемая рестораном прибыль жертвуется на благотворительность). Туристы прогуливаются по террасам, где некогда ходил Гитлер, и во все глаза разглядывают виды, которые когда-то восхищали фюрера. И хотя Кельштайнхаус расположен куда ниже Юнгфрауйох (или даже находящегося на территории Германии Цугшпитце), отсюда открывается потрясающий вид во все стороны: на западе сверкает похожее на драгоценный камень Кенигзее, чьи берега поднимаются от самой кромки воды почти вертикально, далее, непосредственно под Кельштайнхаусом, виднеются зеленая чаша Берхтесгадена и район Оберзальцберга, и вдали, на севере, Зальцбург окружает более ровная местность (сам австрийский город находится от Бехтесгадена в часе езды поездом); на юге, позади утеса, на котором стоит домик, вырисовывается грозная серая стена горы Кельштайн.
Бавария была родиной нацизма. Мюнхен стал первым центром нацистского движения, но горы составляли его духовную сущность. И по-прежнему в сегодняшней Европе с высот гор доносится эхо приверженности крайне правой идеологии. Нигде на континенте крайне правые настроения не укоренились столь цепко и не держатся столь упорно, как в горных районах Австрии. Лидер печально известной австрийской Партии свободы Йорг Хайдер считает альпийский регион Каринтия опорой своей партии; в 1990 году его избрали губернатором этой области, а в 1995 году на него обрушилась критические стрелы со всего мира, когда он выступил с обращением к ежегодному собранию бывших членов австрийских СС на склонах пика Ульрихберг возле главного города Каринтии Клагенфурта (собравшихся ветеранов он назвал «людьми с сильным характером»). И по ту сторону границы, в Швейцарии, активность крайне правых сильнее и острее заметна в городе Люцерне. По-видимому, в отдельных районах Альп, жителям которых присущ ограниченный лишь местными заботами кругозор, недоверие к чужакам и быстрым переменам, на протяжении десятилетий сохраняются кое-какие старые традиции и обычаи, разжигающие экстремистские политические взгляды.
Тень наци до сих пор нависает над альпийскими областями Австрии и Баварии. Но в 1960-х годах, когда еще свежа была память об аншлюсе, всему западному миру вновь напомнили об эпохе нацистов в Альпах — благодаря популярному голливудскому кинофильму. По иронии судьбы, хотя фильм снят о мрачных днях конца 1930-х годов, он покрыт таким глянцем сентиментальной слащавости, что кажется даже душещипательнее «Хайди».
Кинокартину 1965 года, запечатлевшую на пленке рассказ о подвигах семьи фон Трапп во время Второй мировой войны и бегство из нацистской Австрии, должно быть, многие узнают чуть ли не по первым кадрам. И очень жаль, что красивые горы образуют фон для эффектного голливудского зрелища с ходульными персонажами, с излишне упрощенными эмоциональными столкновениями героев и с похожим на карикатуру представлением об одном из наиболее чудовищных режимов в истории человечества. Но все основано на подлинной истории: бродвейский мюзикл и снятый по нему фильм имеют в основе опубликованные в 1949 году воспоминания Марии фон Трапп — «История “Поющей семьи Трапп”».
В 1938 году Георг фон Трапп, бывший офицер австрийского имперского военно-морского флота, принял Марию на работу в качестве домашней учительницы одного из семерых своих детей; сам фон Трапп недавно овдовел. В то время семья фон Траппов уже имела международную известность, ее приглашали петь на вечере в честь дня рождения Гитлера (приглашение было отвергнуто). Мария влюбилась в своего хозяина и вышла за него замуж, а когда капитан фон Трапп получил повестку о призыве на военную службу, он счел, что семье грозит опасность, и решил перевезти