- Кто ты? - спросил гроссмейстер ен'Гарбдад, пристально глядя на него.
- Никто, - сказал Деян. - Голем выбрал взять с собой меня, чтобы толковых людей от дома не отрывать: хотел как лучше. А они теперь погибли все; зато я - жив.
Взгляд Венжара ен'Гарбдада будто царапал изнутри череп, но, хотя Деян говорил чистую правду, в глазах гроссмейстера читалось недоверие.
"Венжар умный человек: он всегда найдет причину, по которой ему нужно сделать то, что он хочет сделать, - вспомнились Деяну слова Голема. - Дай ему повод - и он обхитрит сам себя".
- Джеб Ригич действительно потерял память? - наконец спросил гроссмейстер ен'Гарбдад.
- Да, - подтвердил Деян. - И ушел... искать память. Или лучшую долю, не знаю. Или просто ушел: быть может, ему надоело в этом всем участвовать.
- Досадно: он единственный, кого Рибен хоть как-то слушает, - сказал гроссмейстер со вздохом. - Но я рад, что Джеб тоже более-менее в порядке. Ну а ты что теперь собираешься делать?
Деян понял, что ни к какому определенному выводу на его счет тот так и не пришел; а причинять неудобства тому, кто мог оказаться глазами и ушами Голема, в планы Венжара ен'Гарбдада пока не входило.
- Припишите меня к армии и отправьте к Альбуту, - сказал Деян, с трудом поднявшись на ноги. - Если возможно.
- К кому? - удивился гроссмейстер.
- К капитану Ранко Альбуту, офицеру из епископской охраны, который привез нас сюда, - объяснил Деян.
Гроссмейстер вопросительно взглянул на Алнарона, и тот кивнул, подтверждая, что понял, о ком речь.
- Это возможно, - сказал гроссмейстер. - Но зачем?
- Оба моих брата и все молодые мужчины с моей родины погибли на вашей войне или погибнут в ближайшие дни, - сказал Деян. - До встречи с Големом я был калекой и потому не мог уйти с ними. Но теперь хочу разделить их судьбу. Я плохой солдат, но Альбут - хороший командир: он сумеет пристроить меня к делу.
Сперва Деян думал попросить приписать его к отряду, в котором воевали земляки; вдруг кто-нибудь еще жив? Но, вспомнив, что тогда придется сообщить о случившемся дома, отказался от этой мысли.
- Хочешь отомстить за своих? - спросил гроссмейстер.
Деян пожал плечами. Он не чувствовал к бергичевцам, которых никогда не видел, ненависти; просто так было правильно - вот и все.
Гроссмейстер ен'Гарбдад долго и пристально разглядывал его, словно пытаясь разгадать некую тайну, отыскать иные, истинные мотивы его просьбы. Затем покачал головой.
- Должен признать, тут Рибен поставил меня в тупик... Но будь по-твоему. - Он повернулся к Алнарону. - Прикажи зачислить его в полк.
Глава восемнадцатая. Война
Генерал Алнарон поручил его заботам своего ординарца, угрюмого детины с маленькими глазами и внушительным горбатым носом, которым тот беспрестанно шмыгал, утираясь нечистым платком. Деян отрешенно удивился: как этот огромный нос от такого обращения до сих пор не оторвался?
Пока ординарец вел его к штабной палатке и затем к Альбуту, Деян отыскал в кармане пузырек с лекарством Харраны - по счастью, не затерявшийся - и отправил сразу два шарика в рот. Из-за потрясения снадобье подействовало не так сильно, как прежде, но между ним и той частью его существа, что терзалась невыносимой физической и душевной болью, словно выросла стена; боль больше не принадлежала ему, он стал кем-то другим - и этому другому все было безразлично.
Ранко Альбут, увидев его, как будто не удивился, хоть и спросил, что случилось. Деян в нескольких словах объяснил.
- Вот оно как повернулось. Ну и... - Альбут сплюнул в грязь. - Жаль твоих домашних: но без мужиков своих они в такую пору все равно были не жильцы. Иди за мной. Раздобудем тебе форму и оружие.
Альбуту не было никакой нужды заниматься амуницией самому, но, как еще прежде заметил Деян, с некоторых пор тот избегал общества своих подчиненных: сидеть у общего костра капитану было не в радость.
Альбут прошел через весь лагерь к нескольким вкопанным в землю фургонам, наорал на заспанного офицера, показав тому генеральскую записку, и вскоре Деян стал обладателем слегка подпорченного мышами коротковатого мундира, патронташа и ружья с примкнутым штыком.
- Сойдет, - удовлетворенно кивнул Альбут, окинув его взглядом. - Все же мы не сброд какой, чтоб в чем попало в бой ходить... С оружием обращаться умеешь?
Деян покачал головой. Как заряжать и стрелять, он худо-бедно понимал - Голем научил, - но и только.
- Не беда: наука попроще будет, чем колдовство. - Альбут усмехнулся. - Мал-мала покажем, а больше тебе и не надо. Держись меня и делай как все: не ошибешься.
Дождь перестал, облака разошлись, и от оружейного фургона в лунном свете можно было разглядеть огромную реку. А на обратном пути Деян впервые увидел бергичевцев: не их самих - но костры их лагеря, раскинувшегося далеко внизу; бессчетное множество костров.
- У барона больше людей, чем у нас, - недоуменно сказал Деян. - Почему же он не наступает?
- Хитрецы погоды ждали и артиллерийского подкрепления, - ответил Альбут. - Но, говорят, вчера пушки подвезли. Так что сегодня полезут, соседушки, бесов огонь им в печенку!
Как Деян разузнал еще в Нелове, баронство и прежде стояло от всего Дарвенского королевства особняком. Другие традиции и равнодушие практичных бергичевцев к вере, многочисленные торговые сборы, которыми барон облагал купцов, чтобы содержать собственную армию, только на бумаге именуемую "дорожной охраной", - все это не добавляло дарвенцам любви к соседям. После того как Бергич нанял на службу иноземцев, нелюбовь превратилась в ненависть; но назревала беда давно. С самого начала "баронский бунт" был полнокровной войной: королевской армии противостояли крестьяне с вилами и переточенными косами, а настоящие обученные солдаты.
- Это последняя ночь, Деян, - тихо произдес Альбут. Он, верно, ожидал какой-то реакции на свои слова, но Деян только кивнул: "последняя ночь" - это его вполне устраивало.
Они вернулись к костру. Альбут снова куда-то ушел, но вскоре вернулся с завернутой в рваную рубаху бутылью с мутной белой жидкостью. Она оказалась даже крепче и гаже, чем любимое пойло Хемриза; но Деяну было все равно. Проходившие мимо офицеры из других отрядов поглядывали на бутыль кто с неодобрением, кто с завистью, но не вмешивались. Похоже, епископской охране позволялось и не такое - или, возможно, с Ранко Альбутом просто-напросто боялись связываться.
Те дарвенские солдаты, кого Деян видел вокруг себя, были истощены и вымотаны, но почти никто не спал; и почти никто не разговаривал. Стихла стройка, замолчали топоры, и надо всем огромным лагерем повисла жуткая тишина, прерываемая только лошадиным ржанием да чьим-то фальшивым напевом, доносящимся со стороны реки. Тысячи людей сидели и лежали вокруг костров, безмолвно глядя в огонь. Но это, как быстро понял Деян, не было оцепенением загнанного зверя или безропотным ожиданием конца: каждый человек в лагере проживал последнюю ночь наедине с самим собой, спокойно и сосредоточенно. Было ли охватившее дарвенцев особое настроение случайным совпадением или следствием чар Венжара ен'Гарбдада и его подручных, но оно пришлось кстати: Деяну совсем не улыбалось напоследок стать свидетелем бунта отчаявшихся обреченных людей.
- На этих холмах собрались опытные и верные гроссмейстеру ен'Гарбдаду бойцы, Деян, - словно услышав его мысли, сказал Альбут. - И все же участь их незавидна. Иногда решает не вера и доблесть, не талант и отвага генералов, но число пушек и штыков: в этом - высшая справедливость и Господень замысел; как в том, что медведь сильнее мыши.
- Скряге Андрию не понравились бы такие речи, - сказал тощий солдат по имени Валиш.
- Окажись он снова здесь, то бежал бы слишком быстро, чтобы их расслышать, - заметил кто-то. - И остановился бы, только чтоб подобрать пару монет, которые перед тем обронил второпях Его Святейшество...
Раздались смешки.
- Пусть Патриарх Скряге хоть десять перстней пожалует и святым наречет! Но к Владыке я лучше с нашим капитаном пойду, - сказал Валиш. - Ты не святой, Ранко, - зато с тобой и в пекле не пропадешь. Будь! - Он выпил и передал бутыль Альбуту. - Если вперед меня сгинешь - окажи любезность: припаси для старого товарища место в роте.
Его слова поддержали одобрительным гулом.
Капитан с кривой улыбкой взял бутылку и выпил.
Он безотчетно поигрывал в пальцах какой-то железкой; Деян узнал завязанный узлом штык и подумал о чародее - верно, тот так же сидел где-то у огня или у реки, согревая в ладони флягу со смертельным зельем: утративший на пути последнюю цель и опору и больше ни в чем - ни в жизни, ни в смерти - не видящий смысла.
Разговор стих. На краю неба занимался рассвет...
Еще было темно, когда с гулкими ударами барабанов возобновилась подготовка к обороне. Капитан Альбут - его маленький отряд по злой иронии переподчинили Горьевскому полку - поднял людей и отвел на позиции ниже по склону холма, ко второму ряду укреплений; там они соединились с шеренгами горьевцев и стали ждать штурма.
Но Бергич не спешил. Даже пушек не пускал в ход.
Даверенцы злились, мерзли на холодном ветру, затевали ссоры и шептали молитвы; от рассудочного спокойствия ночи не осталось и следа. Альбут - Деян по его приказу держался рядом - беспрерывно ругался, проклиная разведчиков, Венжара ен'Гарбдада, барона Бергича и всех его предков до десятого колена.
- Измотать нас хочет, сволочь, - в конце-концов процедил капитан сквозь зубы. - Ну а что: прав...
Время шло, но ничего по-прежнему не происходило. Позади укреплений разожгли несколько больших костров, к которым солдаты попеременно отправлялись погреться - но толку от этого было чуть. Время тянулось, тянулось...
Атака началась только через два часа после полудня.