— Не встречал никого, кому б это нравилось, — заметил Деян.
— Ну, Джебу, например, все равно: он мудрец. — Голем криво усмехнулся. — Но, ты прав — он исключение из правила. А Влад… Мрак! Еще недавно мы с Владом пили, почти как с тобой сейчас, а теперь я слышу, что он умер и стал частью истории; если эта история лучше, чем была его всамделишняя жизнь, — я рад, и это хороший повод выпить без него… Забери все это мрак! — Голем встряхнул пустой кувшин над стаканом, будто надеялся, что от этого будет толк, и, выругавшись, запустил в стену, где тот рассыпался на десятки осколков. — Если трактирщик будет и дальше так нерасторопен, я все-таки убью его.
— Ты рассказывал про Влада Бервена, — осторожно напомнил Деян. О том, что в другом кувшине еще оставалось «вино», он напоминать не стал, но об этом Голем вспомнил и сам.
— Про Влада… Да нечего о нем рассказывать. И вспоминать нечего. Лучше вот что… — Вылив остатки вина в стакан, Голем, к удивлению Деяна, отставил выпивку в сторону, чтобы взять пустую, принадлежавшую когда-то Владу Бервену флягу и сжать между ладонями.
Несколько мгновений он просидел так в полной неподвижности, словно уснув с открытыми глазами, но во всей позе его угадывалось огромное напряжение; затем с присвистом выдохнул и подбросил флягу перед собой. Снова раздался звук, будто что-то лопнуло в воздухе, и фляга повисла, окруженная золотой сферой.
Изумленный Деян поперхнулся пивом.
— Но Ритшоф и Бервен говорили: кроме владельца, никто не может так…
— Никто, — сказал Голем, ухмыльнувшись, — кроме того, кто придумал и сделал эти дурацкие вещицы. Угадай с одного раза, Деян, кто это был?
— Ты?
— В яблочко! — Голем взял стакан с вином и, сделав глоток, откинулся в кресле. — Ну-ка, познакомься.
— То есть… — Деян осекся, когда окруженная сферой фляга, покачиваясь, подплыла к нему. После короткого замешательства он протянул руку. Сфера то приближалась, едва касаясь пальцев, то отдалялась вновь, то снова приближалась и подныривала под ладонь. Касание было ни на что не похожим, сухим и теплым. — Рибен, она… оно… оно что, живое?!
— Как, скажи на милость, фляжка может быть живой? — Голем раздраженно дернул плечом. — И что это была бы за жизнь… Конечно, нет, Деян: она не мыслит, как человек, не нуждается в пище, как животное, не имеет никаких природных стремлений. Но в ней заключена малая — совсем малая — крупица души, что позволяет ей устанавливать с хозяином подобие чувственной связи. Всего я создал двадцать таких фляг: мне казалось это забавным… Влад дурно обращался с ней, а ты, кажется, ей нравишься. Теперь возьми ее!
В голосе чародея прозвучал приказ огромной силы; прежде, чем разум полностью осознал происходящее и возможную опасность, Деян подчинился и погрузил руку глубоко в сферу. Воздух в ней на миг сделался очень горячим, тогда как металл фляжки на ощупь показался ледяным; символы вспыхнули и погасли. Сфера исчезла: в последний момент Деян успел сжать пальцы и не дал фляге упасть на стол.
— Отлично. Я и не сомневался. — Голем кивнул с удовлетворенным видом. — Теперь, чтобы печать появилась, тебе достаточно мысленно позвать ее… Ну, не начинай! — Он отмахнулся от Деяна, который даже не успел рта раскрыть. — Я не забыл, как ты относишься к чарам. И уж тем паче не пытаюсь связать тебя с Кругом. Но мне Владово имущество не нужно, а тебе печать может пригодиться, чтоб произвести нужное впечатление на какого-нибудь восторженного дурака вроде юного Бервена. Но в остальном это всего-навсего обычная фляжка. Хорошая, прочная. Подарок — ну, или плата за помощь от старого подлеца-колдуна, по чьей блажи тебе пришлось оставить дом: называй, как тебе больше нравится… Хочешь — воду в нее наливай или вино, хочешь — продай какому-нибудь собирателю редкостей: стоимость ее по нынешним временам наверняка велика. Пусть она принесет тебе больше счастья, чем предыдущему хозяину.
При том, что Бервен-старший когда-то выпил из нее смертельное зелье, пожелание было весьма кстати.
— Ну ты даешь… — растерянно сказал Деян, разглядывая фляжку. Она была чуть меньше ладони и весила больше, чем казалось на вид.
А вместо герба со скрещенными мечами и коронованным волком серебристый металл теперь украшала цапля, держащая в поджатой лапе ветку.
Рисунок был небрежен — и все же вполне четок.
— Откуда ты узнал?! — спросил Деян. — Все-таки читаешь мысли?
— Твоя подруга рассказала.
— С чего бы Эльме говорить с тобой о нашем с ней детстве?!
— Понятия не имею. — Голем пожал плечами. — Может быть, оттого, что я немного рассказал ей о своем. Нужно было чем-то занять время до утра, пока приживалась твоя ступня.
— Да уж… Чего только не узнаешь. — Деян покачал головой и сунул флягу в карман куртки. Сперва он намеревался отказаться, но переменил решение: было в этой странной вещице что-то притягательное.
— Твоя подруга повела себя мудрее тебя: она не ходила вокруг да около и не пестовала свои страхи, а сразу выспросила у меня все, что хотела знать. — Голем на мгновение прикрыл глаза. — Жаль, эта мудрость и мне не подвластна. Стоило расспросить Ритшофа подробнее, но я испугался того, что еще могу услышать… Теперь до самой встречи с Венжаром буду мучиться догадками.
— Не так уж долго осталось.
— Да; и вряд ли реальность окажется лучше моих догадок. Так что… — Голем криво усмехнулся. — А девушка — молодец. Напрасно ты на нее сердишься. Она любит тебя.
— Давно уже не сержусь. — Деян подавил вздох. — Рибен. Не первый раз прошу: не лезь не в свое дело.
— Как знаешь. Если…М-мать!
Зазвенело стекло. Голем, неосторожно поставивший стакан мимо стола, витиевато выругался.
— А собрать все назад колдовством ты не можешь? — полюбопытствовал Деян, радуясь возможности снова переменить тему.
— Легко и быстро — нет. Мог бы, если бы наложил чары заранее. Но и тогда пролитое вино осталось бы на полу… Я всегда считал это символичным. — Голем вздохнул. — То, что стакан в это роковое для себя мгновение был уже пуст, символично в той же мере.
Пока Деян раздумывал, стоит ли спрашивать, что тот имеет в виду, отворилась дверь, и разговор завершился сам собой. Прежде вино и закуски приносил сам хозяин; теперь же в комнату вошли три женщины в цветастых нарядах. Каждая из них несла кувшин или блюда, но легкие платья оголяли непристойно много.
— Надо же! — Голем присвистнул. — Пожалуй, я передумал казнить нашего хозяина…
«Хорошо, хотя бы Джеб ушел…» — подумал Деян, как завороженный глядя на вошедших. В Медвежьем Спокоище не было денег и не было женщин, которые отдавались бы за деньги; но от преподобного Тероша он слышал, что такие есть в каждом городе, хотя развлекаться с ними и считается делом грешным.
В глотке пересохло, и он отхлебнул пива.
Все воспоминания о давно минувшей ночи в Волковской «ресторации» ожили в нем, и хорошие, и дурные; желание, наслаждение и стыд, чужой липкий пот на ладонях, который он чувствовал еще много дней после. Проповеди преподобного Тероша о греховности плотских удовольствий в свое время не произвели на него впечатления, но: «Желание без чувства, как брага без хмеля» — говорил священник иногда, и тут, возможно, был прав. Хотя самому Терошу волочиться за юбками это не мешало…
Деян отхлебнул еще.
Пока одна половина его существа страстно хотела повторения Волковского загула, другая не менее страстно этому противилась. Все должно было происходить иначе, не так. Не этого он желал на самом деле! Не мимолетной близости с чужой, охочей до денег и готовой ублажить любого мужчину женщиной, безразличной ему так же, как и он ей. А совсем иного…
«Она любит тебя», — зазвучало в голове голосом чародея.
Это было слишком невероятно; слишком хорошо, чтобы быть правдой.
«Заткнись, — безмолвно выкрикнул Деян. — Заткнись!»
События разворачивались стремительно.
Статная рыжеволосая девица, покачивая полными бедрами, подошла к креслу чародея; ее обвитая кожаными браслетами рука с кувшином замерла над столом, на котором не осталось ни одного целого стакана: на хорошеньком лице девицы отразилось замешательство.
— Не утруждай себя: не нужно. — Голем принял у нее кувшин и, в подтверждение своих слов, немедля отхлебнул через край. — Я неловкий болван, но, говорят, посуда бьется к счастью. И, глядя на тебя, я готов в это поверить…
Чародей широко улыбнулся ей, запрокинув голову; крупные темно-красные капли стекали по его подбородку.
— Да неужели? — Девица, хихикнув, обвила его шею. — Шутишь, милый. Но доброе слово всякому приятно.
Голосом у нее оказался совсем не под стать лицу, низкий и хриплый.
— Я серьезен как никогда! — Голем коснулся губами ее пальцев.
Вторая девица, самая высокая и самая старшая, топталась на полпути между столом и дверью и озиралась по сторонам, по-видимому, пытаясь отыскать великана.
— Джеб ушел: его не интересуют женщины. Выпей со мной. — Голем поманил ее к себе, не выпуская руки первой девицы. — Кто скуп вам на похвалы, тот или глупец, или слепой…
Третья девица приближалась к столу с кошачьей грацией. Волосы цвета спелой ржи разметались по плечам; расшнурованный ворот платья оголял тонкую шею, острые ключицы и то, что ниже.
— Не надо. Уходи, — сказал Деян, отодвигаясь назад, когда девица потянулась к нему. Кровь бросилась в лицо, но страх снова допустить ошибку и еще больше отдалиться от дома, предать что-то важное для самого себя одерживал верх и заставлял пятиться вместе с креслом.
Девица заулыбалась его попыткам:
— Боишься — жена отругает? Так мы ей не скажем. Или она прячется тут где-нибудь? За занавеской? Нет. Под столом? — Девица картинно заглянула под стол и сама же рассмеялась своей шутке. — Что-то никого не видать…
«Она любит тебя, — снова зазвучал в ушах шепот. — Она любит…»
— У меня нет и не может быть жены, — зло сказал Деян. — Убирайся прочь!
Девица, не ожидавшая такого резкого отпора, отшатнулась. Но не ушла.