Если это и было преувеличением, то очень незначительным.
— Один из тех двоих, — недобро прищурившись, сказала Харрана. — Тех двоих опасных типов, которых остерегается старый лис-епископ, — так ты вчера говорил, Ранко. А теперь привел одного из них сюда?
Деян хмыкнул; по правде, этот вопрос занимал и его.
— Волк волка чует, Хара, — невозмутимо отозвался капитан. — Этот — не кусается. И тот — тоже; по крайней мере, сейчас. И он… иной породы, чем Варк или Скряга. Он…
— Шатун, — вырвалось у Деяна. На «не кусается» он решил не обижаться. Ответ капитана своих о резонах явно был не полон, но с этим тем более можно было разобраться позже. — Помогите ему, госпожа Харрана, прошу.
Она вновь обратила внимание на него.
— У вас не городской выговор: вам ли не знать, как «помогают» шатунам и почему?
— Медведь задрал моих отца и дядю. — Деян спокойно встретил ее взгляд. — Но Голем — другой случай. Он не безумец, пусть и может иногда показаться таковым.
«Пока не безумец», — но вслух этого говорить Деян, конечно, не стал.
— Надо же. Голем… — Ее губы растянулись в странной полуулыбке. — Князь Рибен Ригич, Рибен-Миротворец. Мой отец возносил молитвы Небесному Хранителю с тем же именем.
Деяну показалось, что под ногами пошатнулся пол.
— Мне тогда было вдвое меньше лет, чем вам сейчас, господин Химжич, — сказала Харрана, — когда отца выпотрошил урбоабский жрец. И, право слово, лучше бы это сделал медведь… Чтобы использовать имя Миротворца, господин Химжич, нужно быть или безумцем — или расчетливым жуликом. Или круглым дураком. Учитывая, что, как вы говорили, ему хватило ума и умения упиться едва ли не до смерти, я склоняюсь к последнему… Чтобы обвести Ритшофа и Бервена вокруг пальца, многого не надо: я тебе говорила, Ранко.
«Мрак! А ведь кто-то поминал вчера: они объявили его чуть ли не богом…» — Деян нахмурился, спешно обдумывая, что это заблуждение может принести, кроме проблем.
— Не знаю, кем вы считаете вашего приятеля, господин Химжич; допускаю, что вами движут добрые намерения, — продолжила Харрана прежде, чем он успел вставить слово. Тон ее немного смягчился. — Я стараюсь помогать тем, кто нуждается в моей помощи. Но жуликов, самоубийц и пьяниц я не лечу. В утешение могу сказать, что обычно они и не нуждаются в лечении. Спросите у трактирщика кислой соли; это поможет.
Она кивнула на дверь, красноречиво давая понять, что разговор окончен.
— Вы упустили последний вариант: боготворимый вашими родными князь Ригич и есть дурак, а до кучи еще и пьяница, — сказал Деян. Так и не придумав, что соврать, он решил придерживаться правды. — Он провел три века в состоянии, которое называет смертным сном, а очнувшись, испугался, что не сможет сам полностью вернуть контроль над телом и вместо воды и пищи за пять дней выцедил флягу «вдовьих слез». Знаете такое зелье? Он пил его по глотку, в надежде, что сумеет добраться до гроссмейстера ен’Гарбдада раньше, чем упадет без сил. Эта самонадеянность едва не стоила ему жизни. Как-то он сумел оправиться, но, боюсь, не до конца… И вчера он… значительно усугубил свое состояние. Но дело не только в выпивке, понимаете? Поэтому я и ищу кого-нибудь, кто был бы сведущ в таком. Хоть немного.
— Вы… — негодующим тоном начала Харрана.
— Это правда! — Деян не дал ей закончить. — Небом клянусь. Я не могу вам доказать, что не лгу. Но вы можете пойти со мной — и убедиться сами.
«А еще этот дурак и пьяница раздобыл вчера новую порцию зелья, — Деяну показалось, от кармана, куда он спрятал пустую флягу Бервена — свою флягу — по груди разлился холод. — И хвала Господу, что он бережет отраву для другого случая и потому не попытался пока ей воспользоваться; но попытается — если я не найду возможности помочь ему другим способом».
Во избежание таких попыток утром Деян незаметно спрятал чародейскую флягу в щели за шкафчиком, однако даже не надеялся, что Голем при желании ее не отыщет.
— Ранко, по-моему, этот человек — просто-напросто сумасшедший! И ты еще ему веришь! Не стоило приводить его сюда, — сердито сказала Харрана. Но ее голосу, как с радостью заметил Деян, не доставало уверенности.
— Да, я ему верю, Хара, — очень спокойно ответил капитан; какие бы чувства он не испытывал на самом деле, скрывал он их мастерски. — Звучит невероятно, согласен. Но представь, что все так, как он говорит. Подумай — как иначе добротный штык за мгновение оказался завязан в узел? Ни один известный мне чародей не способен на подобное. Тебе стоит пойти и взглянуть на этого господина самой.
— Ты уже решил все за меня? — Харрана вперила в капитана недовольный и чуть обиженный взгляд; капитан ответил ей тем же. Так могли смотреть друг на друга только люди близкие и неравнодушные друг к другу, связанные множеством сказанных и не сказанных слов; но Деян очень сомневался, что она ему законная жена или, тем паче, родня: в капитане явно не было ни капли хавбагской крови.
Впрочем, устав военной службы не запрещал офицерам иметь любовниц.
Первой отвела взгляд Харрана и, поджав губы, принялась собирать лекарскую сумку.
— Если это окажется глупой шуткой — а так оно и будет, — за тобой должок, Ранко, — бросила она через плечо.
— Увидим… — Капитан встревоженно покосился на Деяна.
— Не окажется, — заверил их обоих Деян. — Надеюсь, ваша вера не запрещает вам лечить богов, госпожа Харрана? То есть Хранителей.
Она не ответила, но ее движения стали еще более резкими.
— И что у вас достаточно для этого мастерства, — добавил он.
Она оглянулась на него, хмыкнула и снова занялась сборами.
— Ты не смотри, что она баба, — наклонившись к самому его уху, прошептал капитан. — В колдовстве разбирается, и опыта у нее — во! Хара больше людей заштопала и выходила, чем я — убил. Согласись она пойти на королевскую службу, была бы капитаном медчасти, не меньше.
— Ранко! Не болтай, — беззлобно огрызнулась Харрана. — Много ты в этом понимаешь.
Обратная дорога показалась Деяну отвратительно долгой; Харрана нарочито не спешила, а его подталкивало в спину вернувшееся беспокойство: не потерял ли он слишком много времени, блуждая по городу, и не поздно ли уже что-то предпринимать. Сначала он старался отвлечься, пытаясь предугадать, как сложится встреча Харраны с «богом», но в мысли навязчиво вторгался образ пустой фляги и мертвенное оцепенение на лице чародея.
Когда они, наконец, добрались до постоялого двора, он почти уверился в том, что безнадежно опоздал; однако — обошлось. Дверь в комнату отпер Джибанд, все такой же угрюмый и сердитый.
— Мастер уже десять раз требовал, чтобы я пошел за тобой, — сказал он. — Пришлось ему отказать.
— Спасибо, Джеб. Все правильно, — благодарно кивнул великану Деян, игнорируя испепеляющий взгляд Голема; тот был жив и в сознании, а больше от него и не требовалось. — Входите, госпожа Харрана. Рибен, это…
Он собирался представить ее по всем правилам, но Харрана бесцеремонно оттеснила его в сторону и подошла к изголовью чародея.
— Веккен рене х’азн, абан Р-гич, — быстро проговорила она. — Хемре нер, х’азн а-нто, х’азн ро Абсхар Дамар?
Через мгновение Деян понял, что это не заклинания, а чужеземная речь — должно быть, ее родная. И хорошо знакомая Голему: тот оттарабанил в ответ намного более длинную фразочку, попытавшись приподняться и даже преуспев в этом.
— Аб-ши саран, абан-хо. — В конце он протянул Харране руку ладонью вверх. — Шана кенер.
— Сахо! — Она оттолкнула его руку и вынудила снова лечь. — Нед исмен калем, абан. Сахо, ра кана.
Голем не стал возражать. Харрана присела на край кровати и откинула одеяло. Стоял полумрак, и Деян заметил слабое серебристое свечение вокруг ее ладоней, когда она начала осмотр.
— О чем они говорили? — прошептал Деян вставшему у двери капитану, но тот покачал головой.
— Слишком быстро для меня.
— Она спросила, он ли «Абсхар Дамар», Хранитель Мира, что явился, миновав время… Мастер ответил, что слышал, будто его теперь называют так, хотя это неверно. Дальше он называл свое имя и сказал, что долго пробыл за краем и лишь недавно вернулся. Почему-то я почти все понял… — Рокочущий шепот Джибанда звучал почти испуганно.
— Что еще?
— Он предложил помочь ей убедиться, но она сказала, что разберется сама и чтобы он не мешал лекарю лечить. Почему я понимаю?!
— Так и должно быть; ты в прошлом бывал на Островах с Рибеном, значит, наверняка знал этот язык, — успокоил его Деян. — Дарвенский же ты не забыл — только значения некоторых слов. Так и тут.
— Господа, замолчите или выйдите вон! — сердито шикнула на них Харрана, и разговор прервался.
Она мяла и простукивала грудь и живот чародея пядь за пядью, бормоча под нос не то заклятья, не то просто ругательства. Чародей терпел молча, только морщился и кусал губы.
Наблюдать за этим непонятным лекарским колдовством было неприятно, но ждать за дверью казалось не лучше.
Деян придвинул себе табурет — нога после прогулки опять заныла — и сел, уставившись на полоску света, проникавшую между ставнями. Мысленно он успел досчитать до пятиста и начал считать обратно, когда Харрана выпрямилась и встала, отряхивая руки, словно на них налипло что-то невидимое. Осмотр явно дался ей нелегко: она дышала тяжело и шумно, платок на лбу потемнел от пота.
— У вас невероятно мощная хинра; никогда раньше не видела ничего подобного, Р’гич-абан. Впрочем, неудивительно… — Харрана снова перешла на дарвенское наречие; как Деян понял — специально для него и Альбута. — Но после смертного сна она течет слишком медленно: возможно, процесс пробуждения завершился не полностью или прошел неправильно. Чтобы поддерживать в теле жизнь, вы внутренним усилием ускоряете поток, но цена за это — еще большее нарушение его естественного течения. Иными словами, вы калечите сами себя. Незначительно, однако время идет — и повреждения накапливаются… Вам это известно?
— Да, я предполагал нечто подобное, — мрачно отозвался чародей. — Как и то, что если ничего не предпринять, это убьет меня. По-вашему, как скоро?