— Не могу предположить точный срок. Но, боюсь, это случится скоро, Ригич-абан. — Она заглянула чародею в глаза. — У меня нет достаточно знаний и мастерства, чтобы помочь тебе, но, быть может, они есть у кого-то другого. И тебе лучше поторопиться отыскать его.
— Сомневаюсь, что излечение возможно, — спокойно сказал Голем.
— Нельзя терять надежду, — ответила Харрана, не слишком скрывая, что она тоже сомневается в такой возможности. — Разрушение тела пока не продвинулось слишком далеко. Вчерашнее буйство сошло вам с рук. Внутренних кровотечений нет, ничего настолько серьезного, что наверняка убило бы вас в самое ближайшее время. Отдых, сон, лечение — и через день или два вы будете на ногах.
У Деяна вырвался вздох облегчения; словно камень свалился с плеч. Будущая угроза, о которой он и так догадывался, сейчас казалась невероятно далекой и должна была стать заботой опытных лекарей Венжара ен’Гарбдада, а его — вовсе не касалась.
— Я оставлю нужные лекарства. Но больше ничем не могу помочь, — Харрана чуть склонила голову. — Мне жаль.
— Не стоит сожалений. — Голем сумел изобразить подобие сердечной улыбки. — Спасибо, что пришли, Харрана абан-хо.
Она кивком приняла благодарность:
— Не верится, что это вы… В самом деле вы.
— Почему же? — Казалось, Голем действительно удивился. — Вы ведь понимаете способ, каким произошло мое возвращение. Это необычно, но не выходит за рамки представлений о возможном… Во всяком случае, не слишком далеко.
— Не слишком далеко — для вас? Но… я понимаю, да. И все же поверить непросто. — Харрана взглянула на чародея с сожалением и грустью. — Мои отец и дед возжигали подношения Абсхар Дамару. И в этот самый час кто-то молит Абсхар Дамара о помощи, в то время как Абсхар Дамар на постоялом дворе мается желудком и мигренью, упившись до полусмерти вина.
— Абсхар Дамар — глупая сказка, которую придумал какой-то невежа, — резко ответил Голем. — Я не Хранитель и никогда им не был.
— Эту сказку придумал ваш друг Абсхар Ханол абан Мирг Бон Керрер незадолго до кончины. — Харрана холодно улыбнулась. — Грустная, может быть, глупая — но хорошая сказка. Вы, милорд Ригич, ее начало — и ее конец: и похоже, что весьма досадный… Но, так или иначе, вы — Абсхар Дамар; люди моего народа присягнут вам на верность, едва узнают о вас. Я рада возможности услужить вам. Но мне жаль сказки.
Она сказала это спокойно и просто, как будто сожалела о нечаянно разбитой чашке. «Странная женщина… Или все хавбаги такие?» — Деян всмотрелся в ее смуглое лицо, отыскивая признаки фальши, — но тщетно. От Голема и следовало, по здравому размышлению, ждать настоящего или показного равнодушия, однако от Хараны при встрече с богоподобным «Хранителем» он ожидал недоверия, поклонения, страха — но никак не такого вот обыденного разговора…
— Вашей верности я не заслуживаю, но досаду — заслужил. Послушайте, Харрана абан-хо! — Голем уставился на нее одним из тех проникновенных взглядов, к которым часто прибегал, чтобы убедить в своей правоте Джибанда. — Раз вы сознаете меру моей ответственности… и вины… вы понимаете: я не могу ждать два дня. Даже до утра не могу. И так из-за моей слабости потеряно было слишком много времени. Я должен выехать как можно скорее… невзирая на последствия. Вы можете это устроить?
Харрана качнула головой:
— Невозможно.
— Мне не хотелось бы прибегать к помощи «вдовьих слез», но в случае необходимости придется, — сказал Голем. — Может быть, у вас все-таки найдется менее ценное средство?
— Я лечу, а не калечу, — отрезала Харрана.
— Прошу вас!
— Нет! — рявкнул Деян. — Совсем ума лишился?! Никуда ты сейчас не поедешь! Об отраве своей и думать забудь. Или… — Так и не придумав, что «или», он вскочил и зашагал по комнате от стены к стене, с каким-то отстраненным удивлением понимая, что действительно взбешен. — Мрак бы тебя побрал, вытворяешь невесть что, глупость за глупостью! С меня довольно. Делай, что скажет госпожа лекарь! И не морочь ей голову своей болтовней. Полтора, или сколько их там бишь было, века, и еще три сверх небо коптишь — а дурак дураком!
— Эй, ну, будет, будет… Я же еще не сделал ничего… — Голем казался совершенно обалдевшим и едва ли не напуганным его вспышкой. — Перестань, Деян. Чего ты так взвился?
— Ты уже сделал достаточно, чтобы опять валяться полумертвым, — с нарочитым спокойствием сказал Деян, подойдя вплотную к кровати и поймав растерянный взгляд чародея. — Но сегодня ты больше точно ничего такого не сделаешь. Если будет нужно, Джибанд об этом позаботится. Ты ведь не откажешь своему мастеру в этой услуге, Джеб? Он будет недоволен, но, как видишь, у него временное помрачение рассудка, так что до утра… самое меньшее — до утра все его приказы недействительны.
Было несколько самонадеянно требовать от Джибанда не подчиняться «мастеру»; однако великан кивнул с видимым удовлетворением:
— Я понял и совершенно с тобой согласен, Деян.
— Ну и ну…. Вы слышали: ваш «Абсхар Дамар» не волен распоряжаться даже самим собой, — обратился Голем к Харране.
Харрана промолчала, только покосилась на Деяна, как ему показалось, с некоторым уважением.
Капитан Альбут стоял в сторонке и делал вид, что его происходящее никак не касается.
— Ну что ж, абан-хо. Будь по-вашему: командуйте, — не найдя ни одного союзника, Голем сдался без боя. — Доверяюсь вашему искусству.
Харрана велела капитану Альбуту принести с кухни подогретой воды и привести одну из женщин-служанок, которой собиралась поручить следить за приемом лекарства, а пока тот ходил, с интересом разглядывала Джибанда и перекинулась с ним десятком фраз на гортанном хавбагском наречии. В отличие от епископа Андрия, никакого предубеждения к «ненастоящим людям» она не испытывала.
Капитан вскоре явился с небольшим ведерком и фигуристой рыжеволосой девицей; Деян попытался вспомнить, та эта девица или не та, что развлекалась с чародеем ночью, но так и не смог, и, успокоив любопытство тем, что вопрос этот не имеет ровным счетом никакого значения, воспользовался случаем и выскользнул вслед за капитаном за дверь.
— Действительно Абсхар Дамар, значит. Ну, мать. Дожили. — Особо удивленным Альбут, однако, не выглядел.
— Дурак он набитый, вот он кто, — выпалил Деян, еще не до конца успокоившийся.
— А моя-то — дура-баба! — Альбут криво усмехнулся. — Проще море вычерпать, чем ересь из хавбага.
— Что это значит — «Абсхар Дамар»?
— Хранитель Мира.
— Это я понял. Смысл в чем?
— У хавбагских еретиков Хранителей больше, чем блох на собаке. Дай бог памяти… — Капитан наморщил лоб, вспоминая. Вряд ли он был большим знатоком чужеземных обычаев, но много общался с Харраной, а возможно, и с другими хавбагами, потому что-то, да знал. — Вроде бы вся соль в том, что пока Абсхар Дамар нес службу — все у них было хорошо, и погиб он, чужеземец, за то, что не желал зазря проливать кровь и предпочел правое дело их народа неправым намерениям своего. Тут игра слов, по-нашему коротко не сказать. «Дамар» на хавбагском — и «достоинство», и «перемирие», и «мир»: все сразу. — Альбут сделал размашистый жест.
— Достоинство и мир — одно и то же слово? — удивился Деян.
Они спустились в зал и сели за ближайший к лестнице стол.
— Ну да. Только это по-нашему вернее всего будет сказать «достоинство». Так мне объясняла Хара. А по-ихнему жить в мире — в мире вообще, жить в ладу с другими и жить в ладу с самим собой — это все, ну, одно и то же. — Альбут говорил скороговоркой, и губы его странно кривились, словно не справлялись с плохо понятными и чуждыми ему, перенятыми из чужих уст словами. — Увязнуть в долгой войне для хавбага значит, вроде как, утратить достоинство. При этом воюют они постоянно. А из тех, кто осел у нас, на материке, многие в наемники идут… Больше им податься некуда, но не то, чтоб им такая жизнь была не по нутру. Несмотря на все речи про мир и достоинство — воюют они охотно, хорошо воюют. Тьфу! — Он сплюнул на пол и отмахнулся, будто от чего-то невидимого. — У нас говорят: проще женщину понять, чем хавбага. А Хара всем женщинам женщина, и всем хавбагам хавбаг. Голову сломишь… — Он поморщился. — В Хранители посмертно записывают, чтоб без всяких неурядиц, но твой князь Ригич, выходит, недоумер: ситуация, м-да. Их богословы с ног собьются, выдумывая, как все это увязать. Ну и бесы бы с ними! Но Хара… не представляю, что у нее в голове сейчас творится. Зато знаю наверняка: здесь, в Нелове, скоро будет жарко, и ей пора отсюда бежать: но меня она не слушает… Может, он ей скажет, а?
— Я могу его попросить, — неуверенно сказал Деян. — Но разве его она послушает? Хоть он и Хранитель… что-то не особенно она с ним почтительна.
— Да. — Капитан снова скривился. — Похоже, не послушает.
— Ты за этим и хотел ее с ним свести? — догадался Деян.
— За этим, — просто согласился капитан.
Он будто собирался еще что-то добавить, однако передумал и вместо этого подозвал проходившую мимо Цвету. Она кивнула Деяну и улыбнулась капитану как старому знакомому:
— Привет, Ранко. Нести обед?
— И что-нибудь к обеду, — буркнул капитан. — Если господин Ригич не опустошил вчера весь ваш погреб.
— Он бы лопнул, — легкомысленно отшутилась Цвета. — Вы оба мрачнее тучи; плохо дело?
— Да нет; скорее, наоборот, — сказал Деян.
— Ну и хорошо; с мертвым с ним хлопот было бы еще больше, чем с живым, могу поспорить, — хмыкнула Цвета. — Погляжу, осталось ли жаркое…
Она неторопливо удалилась в сторону кухни.
«И проспорила бы, — мрачно подумал Деян. — Его ведь никто не хватится. Не будет искать, не будет мстить: он и так, считай, мертв».
Злость на чародея прошла, и, вспоминая себя четверть часа назад, теперь он чувствовал стыд. Одуревшему от мигрени и обрушившихся «новостей» Голему дурость была почти что простительна; тогда как орать на него, и так едва живого, крыть его при всех по матери и грозиться непонятно чем было, прямо сказать, глупо. И недостойно.