Алракцитовое сердце. Том II — страница 25 из 45

«Он ни о чем не догадывается, — мрачно подумал Деян. — Если она вообще сказала ему хоть слово правды о том, что с ней случилось…»

— Только поторопитесь с решением. Время дорого, — добавил Голем.

— Так что, Ранко? Дар речи потерял? — В голосе Харраны, когда она обращалась к капитану, было мало тепла; как и счастья на лице капитана. Тот был скорее изумлен, чем обрадован; но изумлен до глубины души.

Наконец, он совладал с собой:

— Если ты сегодня же уедешь! — выпалил он. — Я не хочу жениться лишь затем, чтоб сделаться вдовцом.

— Идет.

— Правда?

— Обещаю.

— Раз так… — Капитан взял ее за руку, и она ответила на пожатие, ненадолго задержав его ладонь в своей.

— Договорились, Ранко. — Смуглое лицо Харраны осветила мимолетная улыбка; холодные глаза капитана отразили эту вспышку.

Позже Деян вспоминал, что это был единственный краткий миг ласки и близости, который он видел между ними; больше не было ничего — ни положенных на свадьбе поцелуев, ни прощальных объятий.

— Хара, помнишь, я рассказывал: у меня двоюродная сестра в Залеграбе, — сказал капитан. — Я упоминал ей в письмах о тебе. Они с супругом держат лавку со всякой всячиной, там всегда прорва работы… Отправляйся к ним; сестра будет рада… Сейчас оставлю тебе адрес и записку для них. — Он выпустил ее руку; тон его сразу сделался деловым и резким. — Валиш! Иди к Лэшворту и спроси у него чернил. Живо! — прикрикнул он на подскочившего солдата. — И собери всех: нам нужно поймать какую-нибудь канцелярскую крысу.

— III —

Зал ненадолго наполнился суетой, но вскоре капитан со своими людьми ушел, и стало тихо. Голем у стойки разговаривал с трактирщиком, расспрашивая того о налогах, устройстве власти в городе и всем подобном. Деян огляделся и понял, что остался с Харраной один на один; она никуда не ушла, а села на место капитана и ожидала будущего с кажущимся — или подлинным? — безразличием, которому позавидовал бы даже Джибанд, окажись он рядом. Черный платок, укрывавший ее лоб, чуть сбился вверх, обнажив край глубокого шрама.

— Вы уверены? — вырвалось у Деяна прежде, чем он успел прикусить себе язык.

— В чем? — Харрана взглянула в его сторону безо всякого любопытства. Поправив перед тем платок.

— Что капитан Альбут — подходящий человек для вас, — осторожно подбирая слова, сказал Деян. Он был совсем не уверен, что этот разговор следовало начинать, но начав — не смог отступиться.

— А по-вашему — нет?

— Боюсь, что так.

— Почему же?

— Он жестокий человек. Опасный. Он… — Деян беспомощно замолчал, не зная, как продолжить, чтобы не выдать капитана с головой.

— Ну же, продолжайте, господин Химжич. — Харрана на мгновение встретилась с ним взглядом — и вдруг раздражение в ее глазах сменилось изумлением, затем — пониманием и в следующий миг — испугом и такой жгучей яростью, что во рту делалось солоно.

Харрана давно обо всем знала; и поняла, что все известно и ему.

Но ее гнев и страх сейчас были направлены не на Альбута — а на него, чужака, который мог выболтать секрет…

Не нужно было иметь семи пядей во лбу, что предугадать: Голему очень не понравится капитанская история, и он не будет долго колебаться перед тем, как отправить Альбута на встречу с Хемризом. Поэтому точно так же, без колебаний, в это самое мгновение Харрана заставила бы ненужного свидетеля замолчать на веки вечные — если б могла.

«Вот так оборот!» — Деян выдержал ее взгляд. Он не понимал, что движет бывшей хавбагской медсестрой, но в том, что Альбута дыры во лбу не украсят, был с ней вполне солидарен.

— Капитан похож на человека с тяжелым нравом и тяжелой рукой, — громко сказал он, так, чтобы слышал уже заинтересовавшийся их разговором Голем. — Но вам, конечно, лучше знать, госпожа Харрана; вы ведь знакомы многие годы.

— Мудрая мысль, — с огромным усилием она овладела собой и вновь натянула маску безразличия. — Ранко — отвратительный болтун, особенно когда напьется; надеюсь, в этом вы отличаетесь от него в лучшую сторону, господин Химжич?

— Смею надеяться. — Деян кивнул ей, улыбнулся остановившейся подле них Мариме и спросил завтрак. Девушка после вчерашнего следила за капитаном с явной опаской и старалась не попадаться тому на глаза. Знала бы она, кого ей в действительности следовало опасаться!

— IV —

Пока Деян без аппетита наворачивал густую кашу, а капитан разыскивал кого-то, кто мог бы засвидетельствовать брак и выдать необходимый документ, Голем на заднем дворе вылил на себя кадку подогретой воды, натянул вычищенный прислугой китель и стал походить на военного больше, чем когда-либо прежде. У тех солдат и офицеров, которые встречались Деяну на улмцах, были такие же серые от невзгод и усталости с отпечатком мрачного упрямства лица.

Капитана не было долго, и Деян со смешанными чувствами уже готов был поверить в его неудачу. Однако наконец Альбут появился и привел сморщенного, трясущегося человечка в дорогой одежде, за которым четверо солдат тащили сундук — достаточно большой, чтобы человечка можно было бы уложить вовнутрь, и еще осталось бы место.

В сундуке оказался ларец чуть поменьше, где на красном бархате хранилась печать, много разных бумаг и три огромных, оплетенных кожей книги, куда записывались даты рождений, свадеб и смертей. Человечка все называли «господин секретарь»; когда ему показали епископскую грамоту, он немного успокоился.

— Мэр бежал; и начальник ваш бежал. А вы почему еще здесь? — спросил его Голем.

— Знамо дело, бежал начальник. Без дозволения и приказу, все побросал, охранение все с собою забрал. А это все теперь куда девать прикажете — в печку? — Человечек еще больше сморщился, махнув в сторону сундука. — Или полотном белым обернуть, лентою красной обвязать и за порог выставить: бери кто хочешь? Не затем, милорд, я сорок лет службу в канцелярии служил! Подумал — схороню до поры с Господней помощью…

Голем взглянул на него уважительно и с грустью — и ничего не сказал.

Книги выглядели внушительно; Деян с горечью подумал о тонкой тетради, оставшейся дома в ящике стола. Вечером перед нападением Эльма помешала ее сжечь, но без него в Орыжи все равно некому было делать записи. И вряд ли жена Петера без скандала позволила бы оставить в доме его бумаги, даже если б Эльма пожелала их сохранить…

По обычаю или чтобы произвести впечатление на «господина секретаря», чужеземный свадебный обряд чародей вел почти столь же монотонно, сколь и Терош Хадем вел обычную церемонию; вышло еще скучнее и, на взгляд человека непосвященного, нелепо, даже дико.

Перво-наперво всем пришлось выйти под открытое небо, на площадку перед воротами в заборе, огораживающем двор. Там, обращаясь попеременно то к Харране, то к капитану, Голем очень долго говорил что-то на хавбагском наречии. Стараясь сохранять приличествующий случаю торжественный вид, Деян коротал время за раздумьями о том, что же ему делать: вспоминал Орыжь, думал о Джибанде, пробирающемся где-то по дорожной грязи, о Големе, перешагнувшем предел человеческих возможностей и не нашедшем ничего, кроме одиночества и отчаяния. Думал о напряженно вытянувшемся капитане и сосредоточенно-спокойной Харране, пытаясь отыскать в их трагической, нелепой и непонятной истории для себя подсказку. Думал — и не находил ни подсказки, ни выхода; только от стояния в неподвижности на холоде немели пальцы…

Когда наконец Голем жестом велел ему подать кувшины, Деян вздохнул с облегчением.

Сказав что-то веско и громко, Голем вылил вино и воду на сцепленные руки жениха и невесты и провел всех за собой через ворота и дальше, назад в общий зал харчевни, где «господин секретарь» внес запись в книгу, выписал бумажную грамоту, шлепнул сверху печать — и все было кончено.

Никто не поздравлял новобрачных, не улыбался. Довольным выглядел только Лэшворт, предвкушавший, что в самое ближайшее время беспокойные гости наконец-то покинут его постоялый двор.

Деян удрученно вздохнул: это была самая странная и нелепая свадьба, какую он в жизни видел, и дело было не в хавбагском обряде и не в чародее, неумело игравшем роль священнослужителя: просто жениху и невесте не то что жениться — и встречаться в этой жизни не стоило…

— V —

Пока люди капитана паковали тюки с припасами в дорогу и седлали лошадей, сам он ушел куда-то договариваться о транспорте и военном сопровождении для «господина секретаря» и его книг — и для Харраны; Голем отправился вместе с капитаном.

Деян поднялся наверх и принялся тоже собирать пожитки. Он почти не удивился, когда за спиной скрипнула дверь и прошуршали по полу легкие, почти неслышные шаги.

— Госпожа Харрана. — Закончив стягивать одеяло, он обернулся; она остановилась в трех шагах, глядя на него с непонятным весельем в глазах. — Что вам угодно?

Она молчала. Деян, не выдержав, отвел взгляд. Еще ни с кем наедине он не чувствовал себя так неловко, как с этой женщиной.

— Возьмите. — Она поставила рядом с собой на столик прозрачный пузырек. Внутри был десяток зеленовато-бурых шариков. — Это средство способно приглушить любую боль — даже душевную. Но можно не чаще одной дозы в половину дня. Абсхар Дамар знает об этом; но пусть лучше оно будет у вас.

— Спасибо. — Деян забрал пузырек, сунул за пазуху и невольно отступил назад, будто Харрана была дикой кошкой, готовой оцарапать.

— Боитесь? — спросила она с насмешкой.

Деян пожал плечами. Это был не страх, но что-то схожее с ним.

— Надо же. — Она усмехнулась. — Человек, который сопровождает Абсхар Дамара, боится другого человека! И кого? Меня!

— Его я начал понимать… немного. Вас — не понимаю, — зло сказал Деян, рассерженный ее насмешкой. — Зачем? Вы ведь знаете, кто такой Альбут. Так почему же вы здесь? Зачем эта дурацкая свадьба?

— Не злитесь, — снова улыбнулась она. — Я не хотела вас обидеть.

— Для чего же тогда пришли?

— Отдать лекарство… и поговорить. — Она села на краешек кровати, в это мгновение и впрямь напоминая дворовую кошку, пробравшуюся в дом, замерзшую и бесконечно уставшую от беспрестанной борьбы за жизнь. — Часто я сама себя не понимаю; а невысказанные слов