Официанта ожидаемо сдуло, а я все не мог разобраться. Мой зверь абсолютно точно сбился со следа и ничего не понимал. Лисичкина ванилька наотмашь убивала все возбуждение, охватившее животную половину при виде ноги.
Я отодвинулся подальше, чтобы дистанцироваться, и снова посмотрел на ноги.
Ну атас же! Офигительные. И размерчик маленький.
И почему у меня с собой нет туфельки?
Если это не моя Мишаня, то я сижу и тащусь по чужим ножкам, как какой-то фетишист. Но что делать, если в остальном она все скрывает, перепшикивает и перекраивает? Не могу же я дернуть за волосы, попытаться подковырнуть кожу на лице, чтобы снять накладки и грим, и вытащить линзы?
А вот ножка подходит.
Но что с остальным? Из-за запаха ничего понять не могу, а девушка молчит, словно хомяк, который набил щеки едой и боится, что стоит ему открыть рот, как оттуда вывалится что-то ценное.
Я пытался ее разговорить. С Мишаней у меня сразу образовалась связь, пусть скажет несколько слов, и я пойму. Ну же!
Дурак! Ну зачем я отвесил комплимент ее ногам? Только испугал девушку.
Пришлось дать ей возможность послать меня лесом, но тут она неожиданно выкрикнула «нет».
Настолько неожиданно, что я не успел разобрать, какой голос, какой тон. Даже мой волк был не готов к такому ответу. Но потом она настолько плотно сомкнула губы, что те превратились в ниточку.
Губы!
Я присмотрелся. Венерин лук затонирован, объем явно уменьшен. А у моего Мишани губы пухлые, как распустившаяся роза. Или тот объем был из-за копченостей?
Черт, да что было настоящим? Выходит, только нога!
Я так резко выпил свой заказанный кофе разом, что сам расстроился. Нужно уходить. Покараулю ее снаружи.
И я уже был на выходе, когда запищала пожарная сигнализация, включились дымовыводители, а сверху активизировались спринклеры пожаротушения.
Как девушка? Испугалась, наверное?
Лисы до истерики боятся огня – я знаю это не понаслышке, все-таки два года в клане рыжих. И девушка перепугалась смертельно – смотрела на меня, вскочив и сжав спинку стула-кресла до белых костяшек.
Нужно ее успокоить.
Я сделал несколько шагов к ней, лисичка отбежала на несколько столов в сторону.
Да не туда, выход в другой стороне. Совсем от страха потерялась!
Рыжие волосы прилипли к ее лбу, блузка намокла и облепила девичью фигурку так, что мое тело откликнулось на полную катушку. Зеленые глаза распахнулись широко-широко, ноздри лисицы затрепетали. Она не могла не почувствовать запаха возбуждения.
Вот же ж.
И тут я почувствовал, что лисичкина противная ванилька прибилась, а сквозь сладкую вату дурмана стал просачиваться едва уловимый запах моей истинной.
Глава 12
Аня
Белая футболка Алрика облепила мужское тело как вторая кожа. Если бы проводили конкурс мокрых маек среди мужчин, шведский волк безоговорочно занял бы первое место. Аж слюнки текут!
Светлые волосы облепили лицо, он стал похож на белокожего серфингиста, знойного не снаружи, а внутри. Мне даже показалось, что от него исходит запах возбуждения.
О да! Не показалось!
О нет. Не надо.
Вода была беспощадна не только с ним, но и со мной, прибивая запах лисицы. Алрик подбирался ближе, вытянув голову вперед. Зверь стал проглядывать в каждом его шаге, каждом движении. Чем ближе он был ко мне, тем больше животного в нем чувствовалось. Столик за столиком он сокращал расстояние, а я заметалась, словно загнанная мышь, не зная, что делать. Вот только если грызун – мышь мелкая, юркая и бесшумная, то я хоть и мелкая, но мебелеломательная и громкая. Я метнулась к стеклу, чтобы пройти к двери, – сломала стул. Подала назад – треснул стол. Рванула в сторону кухни – задела плечом барную стойку и отломила часть к медвежьей бабушке.
Взревела от отчаяния, окончательно ставя точку на утонченном и игривом образе плутовки-лисички. Растоптала его медвежьими пятками, превратила в непрезентабельную лепешку.
Гибрид и Альбина, которые уже выходили, застыли и обернулись.
– Идите, – громко скомандовал Алрик, и никто не подумал ослушаться.
Гибрид взял доктора за руку и вывел из ресторана, а персонал, пытавшийся организовать всех на выход, от команды волка и моего рыка быстро скучковался на кухне.
В зале не осталось больше никого, только напряженные донельзя мы с Алриком. Наши звери были оба настолько на пределе, что зазвенели бокалы на барной стойке.
Почему он так себя ведет? Почему его возбуждение щекочет ноздри? Почему он смотрит на меня так, как должен смотреть на Миру?
Мира.
Имя сестры в голове всплыло, как яркий буек в бушующем море чувств. Может, это Леон приложил лапу к состоянию волка, этот великий махинатор? Может, обдал его каким спреем? Может, что-то подмешал Алрику в кофе? Может, какой-то волчий афродизиак добавил в воду и Алрик видит перед собой мою сестру, а не меня? Я не могу совершить сейчас глупость и даже на секунду задуматься о том, почему Алрик выглядит так, будто готов съесть стол, но не выпустить меня отсюда.
Бред думать о том, что он меня хочет. Это истинный сестры. И как бы сейчас джинсы ни облепили его мощные бедра, мне нельзя. Никак нельзя.
– Мишаня, – хрипло позвал Алрик, и из меня вырвался рваный вздох.
Зов, вот что это такое. Я даже не заметила, как сделала шаг вперед, только стол меня и остановил. Ан нет, не остановил – он развалился на две части, просто потому, что встал у меня на пути.
Не зови меня так, Алрик. Не смотри на меня так. У меня же сердца нет – ты его украл. И душу забрал. Совесть одна осталась, и та бьется в конвульсиях.
Было ли у вас так, что вы стояли перед выбором и заранее знали, что будете потом жалеть, раскаиваться, но все равно шагнули вперед, как к неизбежному? Потому что ноги уже шли, потому что воля уже там. Потому что, если не сделать, жалели бы и мучились мыслями до конца жизни: «А как тогда было бы, если бы…»
Я уже знала, что не смогу отказаться. Запах волка будоражил каждый мой нерв, обострял все чувства, но только по отношению к оборотню. Чудилось, что дыхание Алрика долетает до меня и щекочет кожу. Казалось, стук его сердца вторил моему и бился со скоростью сердца новорожденного ребенка – быстро-быстро-быстро. Взгляд волка был куда жарче прикосновения – ласкал, словно опытный любовник. Умело, без стеснения, собственнически.
Мои руки горели от желания дотронуться до него. В ушах уже стоял звук рвущейся мокрой майки, такой натяжной, тонкий. А потом разорванных мокрых джинсов – такой низкий, скрипучий.
Два стола встали на нашем пути. Я взялась за тот, что ближе ко мне, Алрик за тот, что ближе к нему. И мы швырнули их в разные стороны так, будто они были пластиковой мебелью, а не добротными предметами из дерева. Осталось преодолеть каких-то пару метров между нами.
Крыша здания напротив
Дэвид почесал суриката за ушами, словно кошку, держа мертвой хваткой. Любвеобильный зверек с удовольствием подставил мордочку, иногда попискивая от силы захвата.
–Т-ш-ш, а то хозяйка услышит.
Вильма сидела в машине, такая близкая и такая далекая. Как всегда. Дэвид столько раз был на расстоянии взгляда, но не мог подойти ближе. Не знал, как подобраться к той, которую выбрал уже давно как свою пару.
Волк перевел взгляд на ресторан, сквозь панорамные окна которого разворачивалась практически эротическая сцена встречи. Держите его семеро!
– Значит, вот кто ты, медведица. – Оборотень с придирчивым интересом наблюдал за полетом столов. – Какая страсть! Смешно!
Когда он высадил девушку в белом платье у убежища Леона, которое сам недавно еле нашел, решил не уезжать далеко. А когда на своем расколотом дисплее мобильного увидел последние набранные вызовы, то с удивлением заметил, кому звонила девушка: Алрику. С этого момента он сел девушке на хвост, желая разобраться в том, как можно использовать ситуацию для себя.
Дэвид не мог позволить ускользнуть медведице, которая так тесно связана с Алриком и Вильмой. Настолько тесно, что убежала с сурикатом и прибежала к леопарду-экспериментатору, из-за которого погиб его отец. Если бы не инъекция огромного зверя, Ларс был бы жив, а Вильма загорала бы на пляжах США с Дэвидом, а не пряталась среди этих студеных лесов, каменных джунглей и городских нор лис.
Судя по всему, эта бурая крошка на пару с Леоном водила Алрика и Вильму за нос. Дэвид едва не упустил ее из промзоны – не сразу понял, что она стала лисицей и села с леопардом в машину.
Мастерица перевоплощений, как и ее пятнистый напарник. А еще, судя по пару, что валит из ушей у Алрика, она явно его истинная. Уж Дэвид точно знал, что довести до белого каления страсти нордического блондина могла только пара. Посмотрите только, как его корежит!
Как все интересно спуталось в один клубок! За какую же ниточку дернуть? Дать надуть Алрика по полной программе или показаться перед Вильмой спасителем, да еще вернуть суриката? Поверит ли она ему? Вряд ли.
При виде того, как Леон изменил медведицу, Дэвиду пришла в голову мысль: что, если до того, как разделаться с леопардом, с помощью его таланта поменять собственную внешность и запах? Временно, конечно. Если создать запах, максимально похожий на погибшего истинного Вильмы, и отдаленно повторить его внешность, она клюнет. А потом уже стерпится-слюбится, верно?
И повод для знакомства есть – сурикат.
Решено. Леон пока живет.
А что делать с медведицей? Алрик почти убил его в тот день, когда вернулся за Вильмой. Если бы не шаманы Аляски и холодная терапия, Дэвид бы не выбрался.
Убить ее? Покалечить? Брата Вильмы трогать нельзя, хотя очень хочется.
Дэвид задумчиво размазал лужу, оставшуюся после ночного дождя, а потом с удивлением взглянул на знак, который давно не рисовал. Символ рода. Он у них с Вильмой зеркальный. Они изначально созданы друг для друга.
Вильма единственная понимала и поддерживала его с детства. Когда отец Дэвида, одержимый идеей поддержки баланса среди сверхов, топтал все лидерские качества альфы в сыне, одна девушка бегала с ним на пробежку, чтобы вытрясти лишнюю энергию. Она же позднее дала понимание, что не в Дэвиде проблема, а в том, что его отец не готов воспитывать конкурента. Она делилась женским теплом, обнимала, подкармливала. Она поддержала его идею самому создать свою стаю. Жаль, ее родители начали препятствовать их общению – он им не нравился. Впрочем, Дэвид решил этот вопрос. Никто не имеет права лишать его Вильмы. Даже родители, даже истинный. Она его. Его стая.