Когда буро-черная жидкость начала розоветь, Беловой вроде полегчало. Она даже поспала час, потом еще и еще — мне мертвая от недосыпа охранница ни к чему. Когда проснулась в очередной раз, удивилась
— Что, уже все?
— Нет, — гордо оглядывая плоды своего труда, ответил я. Руки выглядели как настоящие, и это всего через сутки после начала процесса. В них еще не было костей, даже ногтей на пальцах не было, но кожа выглядела почти натуральной. Да, сероватая немного, но это ненадолго, кровеносные сосуды уже почти сформировались, еще час-полтора, и нормализуется кровоток, начнут наращиваться кости, продукты распада, проходя через схему-фильтр, будут восполнять необходимые запасы белков, минералов и элементов.
— Тридцать восемь часов, — хлопнул я Белову по заднице, без всякой задней мысли. Она просто так привалилась к стойке с аппаратурой и спала одним глазом. — Иди, поешь, сейчас будем финальные штрихи делать.
— Мы?
— Ну ты тоже должна как-то поучаствовать, не только жрать, спать и блевать. Даю тебе десять минут.
Руки у Кати, по-крайней мере внешне, восстановились. Все-таки чужой организм лечить труднее, чем свой. Грубыми схемами не обойтись, не даром ан Траг говорил, что слабый псион для такого дела предпочтительнее, главное видеть тончайшие линии, и уметь их компоновать. Кости еще оставались слабыми, трубчатыми, внутри должна была нарасти губка, но зато потом будут тверже, чем у обычных людей, а то два раза ломала уже. Хорошо, что правую руку, а то бы были две руки со следами переломов.
— Ну вот, — приобняв Белову за плечи, подвел ее к больничной кровати, — что скажешь?
— Я бы сказала, что это чудо, Марк Львович, но так вымоталась, что просто могу вас по-дружески поцеловать. Или укусить. Хотите?
— Нет, это лишнее. Тут нужна, понимаешь ли, женская рука. И взгляд, как тебе ногти?
— Ногти как ногти, — Ира вздохнула. — Можно я сделаю то, что нужно, и посплю? Вообще не поняла, что я тут делала, но вымоталась так, словно на дежурстве неделю без сна.
— Да. Помоги мне отодвинуть кровать. Отлично. Клади ей руки на виски, чтобы уши прикрывали. Вот молодец.
— Да. Зачем я это делаю?
— Хочу посмотреть, как она без ушей выглядит, может, симпатичнее станет. Шучу. Держи, только сильно не нажимай. Сейчас.
Кот оторвался от очередного бутерброда — красную рыбу он сьедал, а хлеб аккуратно скидывал на пол. И смотрел, что я буду делать, словно начальник на подчиненного.
Я зашел Беловой за спину, обнял ее, прижав своими руками ее ладони. Ира ойкнула, попыталась вырваться. Но даже шевельнуться не смогла. Подмигнул коту, и послал мощный импульс, как совсем недавно, а кажется, что в прошлой жизни, сделал Арраш. И как я вот пару недель назад делал в бразильской деревеньке. Поток белой энергии, раньше шедший от локтей, теперь формировался где-то в районе трахеи, стало трудно дышать, кот, заметив это, подошел, потерся шерстью об ноги, сразу полегчало. Сильное продолжительное воздействие я бы создать не смог, хватило на три коротких импульса. Но и это неплохо, учитывая, сколько до этого сил я потратил. Отпустил Иру, она свалилась кулем на пол, без сознания.
Глава 18
Вениамин Семенович Гольцман был очень осторожен. Сколько его помню, а встречались мы три или четыре раза, номер телефона он менял постоянно. Симки покупал левые, недвижимость на кого только не оформлял, так что найти ювелира было непросто. А все советская пеницитарная система виновата, довелось и за левое золото сидеть, и за маркировку камней. Получил контакты и согласие поговорить от Уфимцева, сравнил с теми, что удалось с помощью модуля добыть — две большие разницы.
К тому же дома ювелир никого принципиально не принимал, я подъехал к условленному месту, оставил Иру в машине, сел на скамеечку рядом с совсем уже пожилым мужчиной, читающим газету. По-настоящему, не доверял старой закалки еврей новым масс-медиа.
— Марк, рад тебя видеть. Какой шикарный кот, и глаза умные, почти как у тебя.
— Он в прошлой жизни был иегудим.
— Не шути так, — строго сказал Гольцман. — Камень принес?
— Конечно, Вениамин Семенович, — ювелир умел делать такие вещи, что Тиффани и Картье и рядом не лежали. Знающие люди передавали его телефон и его самого из рук в руки, от незнакомых людей заказы он не брал принципиально. — Вот он.
Гольцман открыл старый потрёпанный дипломат, еще из 20 века, взял у меня коробочку, открыл.
— На первый взгляд, юноша, я бы сказал, что их надо обработать. А на второй назвал бы себя старым дураком, такие камни нельзя портить, это чудо. Не хотите продать?
— Эти — нет.
— Понимаю, понимаю. Если будут еще, я возьму всю партию, не торгуясь. Поверьте, и спросите своего дядю, Гольцман всегда дает хорошую цену. И в следующий раз звоните прямо по тому телефону, который я только что дал, не беспокойте Юру. Этот поц обязательно захочет свой процент, а разве два приличных человека не могут договориться сами?
— Могут, Вениамин Семенович.
— Я вас умоляю. Зовите меня просто дядя Веня. Вы же мне как родной.
Ну еще бы, за те деньги, которые я ему перевел, я уже стал практически его любимым сыном.
Дядя Веня аккуратно раскрыл бархатную папочку, положил основы, сделанные в виде шумерских клинышков, цепочку, достал из специального отделения инструменты и практически без примерки, в одно касание прикрепил камни, продел цепочку в отверстие, полюбовался, сложил в коробочку и протянул мне.
— Потом просто скажите, как все прошло. Только без подробностей, мое старое сердце не выдержит.
— Спасибо, дядя Веня, — я встал.
— Зай гезунд, юноша. И не забывайте старого человека, звоните. Помните, что я сказал про камни.
— Не ожидала, Марк Львович, — Ира, едва я уселся на свое место, тронулась.
Пока она валялась на полу, а потом три-четыре часа в себя прийти не могла, я Катю долечил. Точнее говоря, мы с котом, и не то, чтобы совсем, но сделали что могли. Врачам я строго-настрого запретил в течение недели ее трогать, вообще. Если внутривенка, то не через руку, никаких ИВЛ и прочего антиквариата, и вообще лучше не подходить близко. Врачи кивали и с ужасом смотрели на отросшую руку, такого в их практике никогда не было. Ничего, пусть привыкают, месяц, может год, и тут появятся новые лекари, медицина останется, но как вспомогательное средство для пси-воздействий, ведь ту же руку, если ее пришить свеженькой, псион гораздо легче приживет, чем если, как я, новую делать.
Уфимцев подошел, обнял меня крепко и стоял так минуту, не меньше, я даже заскучал. А потом пообещал, что сделает для меня все, что сможет. Кроме одного — согласия на наши с Катей отношения. В принципе, я с ним был согласен, тупиковый вариант. Не в первый раз пожалел, что Анур отсюда свалил, а то расхлебываю по сути его проблемы.
Так что теперь мы с Ирой возвращались обратно, домой.
— Вы решили под себя подмять поставки левых камушков? — продолжала она.
— Это ты о Гольцмане? Ира, я удивляюсь, как ваше управление вообще кого-то может ловить. Делами занимается его старший сын, дядя Веня только следит и в текучку никогда не влезает. А канал организует его брат из Канады.
И замолчал. Десять минут Ирина молчала, а потом не выдержала.
— Если не узнаю, умру от любопытства.
Вообще девушка стала раскрепощеннее и разговорчивее. Поток не растворил в себе блок Анура, но слегка изменил его. На одной моей силе ничего бы не вышло, организм Кати сопротивлялся, и схема попала между двух полюсов, каждый из которых принадлежал мне. Да и держался-то он там из последних сил, без подпитки.
— Ладно, останови здесь.
— Прямо на трассе?
— Ну да.
Ира сьехала на обочину, повернулась ко мне.
— Дядя Веня не просто деляга, он шикарный ювелир. Но у него есть особенность — делает вещи для конкретного человека, и очень обижается, если кто-то его творение продает, или дарит не тому, а точнее — не той. А обижаться Гольцман умеет. Вот, смотри, — и я протянул ей коробочку.
Ира раскрыла, сначала смотрела недоумевающе. Ну да, на первый взгляд ничего особенного, стандартный кулон под старину на тонкой цепочке, словно в магазине купили. Понимание приходит чуть позже. В этом случае — через минуту.
— Не понимаю, что со мной, — сказала девушка. — Смотрю на него, и из рук выпускать не хочется.
— Это что, — махнул я рукой, — ты попробуй примерь.
Девушку не надо было уговаривать. Она застегнула цепочку, посмотрелась в зеркало. А потом закрыла глаза, и еще раз посмотрелась.
— Я не знаю, как это описать, Марк Львович, но словно удобную вещь надела. И почему-то смотрится он не так, как в коробочке.
— А это, Ира, талант. Не только одаренные умеют делать чудеса.
— Класс, — девушка протянула руки, чтобы расстегнуть застежку. — Это вы кому купили, Ашши? Или Кате?
— Тебе, — пожал я плечами. — Подарок.
Ира замерла. Потом колье сняла, положила подчеркнуто аккуратно в коробочку, протянула мне.
— Я такие подарки, Марк Львович, от посторонних мужчин не принимаю. А тем более от начальства.
— Вот дурочка. На свадьбу тебе подарок.
— Простите?
— Ну вы же с Серегой женитесь, ему я вот эту висюльку подарить не могу, засмеют. А тебе — могу.
— С чего это вы решили, что мы собираемся… — девушка уже позабыла, что собиралась отдать коробочку, — откуда вы узнали?
— Этот шлимазл матери разболтал. А Ольгу Петровну ты знаешь. Так что бери. Бери, говорю. Сказал же, дядя Веня делает украшения для конкретных людей. Вот это он сделал для тебя.
— А знаете, я возьму, — решительно сказала Ира, — мне плевать, сколько оно стоит, можно ли дарить такой подарок, и вообще… Я хотела сказать, что… В общем…
— Ты поняла, что это твоя вещь? И только ты можешь ее носить?
— Да. Вы иногда можете что-то понятное сказать.
— Дерзишь, — я откинулся назад, — поехали. Ира, после того, как ты при мне блевала и падала в обморок, мы стали одной командой и даже чем-то сроднились, это круче, чем видеть человека голым. Но это не значит, что можно вот так свободно разговаривать со мной.