Алтарь для Спящего бога — страница 19 из 51

– Кто же его уразумеет. Своего, али её. Предупреждаю, девка с норовом.

– Да и я с огоньком, братец медвежонок. А ну-ка, познакомь нас, ― старуха подхватила юбки и подошла ближе.

Кома прочистил горло и, подражая витиеватой речи лордов, представил:

– Леди Кальдерон, позвольте представить вам эм… сестру герцога нашего, Анику.

Аника скорее годиться герцогу в бабки, а то и прабабки. Сама Эрия, стараясь сохранить лицо, присела в реверансе.

– Рада знакомству, леди…

Старуха внезапно звонко рассмеялась:

– Да какая я леди. Так, развалина старая, ― она с внезапной резвостью схватила Эрию за плечи и расцеловала в обе щеки. ― Добро пожаловать. Мой дом ― твой дом. Как звать тебя?

– Эрия, ― обескураженно пролепетала девушка.

– Эрия… Eriyano ― вулкан значит по иллирийски.

Кома запрокинул голову и громогласно рассмеялся.



.



Пока Аника расталкивала слуг, чтобы те готовили комнаты, Кома подошёл к Эрии и тихо, но сурово попросил:

– Как вы, леди, можете судить, Аника наша простая, что моя шапка. Не обижайте её.

Эрия холодно посмотрела на Кома и вскинула упрямый подбородок.

– Не было ещё такого, чтобы леди Кальдерон, будучи гостьей в чужом доме, проявила неуважение к его хозяевам, ― и подошла поближе к очагу, протянув озябшие руки.

Мужик похлопал себя по бедру рукой, хмыкнул и прошептал, словно в пустоту:

– Вулкан как есть.

А после натянул шапку и вышел во двор, чтобы заняться волчьей шкурой.

В отведённой комнате, Эрия стянула с плеч меховой плащ и бросила его на стул. Комнатка была маленькой, но уютной. У стены стояла узкая кровать с мягкой периной и горсткой подушек разного размера и расцветки. У жарко растопленного очага стояло глубокое кресло. В углу притулилась этажерка с ярко расписанным тазиком для умывания и кувшином, а внизу нашёлся ночной горшок. У окна стоял просто сколоченный столик.

Эрия подошла к тазику. Рядом в мыльнице лежало мыло. Она поднесла его к лицу и почувствовала запах розового масла. Такое мыло кладут уважаемым гостям, когда как в доме всегда используют самое обычное. Несколько раз в год мама собирала всех женщин дома, и они вместе варили мыло из свиного жира и щёлока. Только в небольшую часть из него матушка добавляла цветочные масла, а затем это мыло хранилось в отдельном шкафчике, переложенное пергаментом и давалось только дорогим гостям. Это странное сравнение несказанно удивило Эрию ― она здесь гостья? Какая глупость. Она под охраной, и навряд ли её ждёт завидная судьба.

В дверь уверенно постучали и, дождавшись разрешения, вошла Аника, за которой следовали служанка и двое дюжих мужиков, неся большой свёрток.

– А ну-ка, девонька, посторонись, ― сказала старуха и сама оттеснила Эрию в сторону. ― Фрося, подмети! А вы опосля прямо тут раскатывайте.

Служанка смела немногочисленный мусор, после прошлась мокрой тряпкой, по полу, а за ней сухой. Как только она шмыгнула из комнаты, мужики положили на пол свою ношу и развернули. Эрия ахнула от удивления и прикрыла рот рукой. На пушистом и лоснящемся ковре, мягком, словно щенячья шерсть, расцвели цветы, на ветвях сидели птицы, а небо залилось такими красками, которые ещё не придумала матушка-природа.

– Разве можно по такому ходить? ― позабыв обо всём, прошептала Эрия.

– И не только ходить, но и лежать мягко. Всё, давайте, идите ― найдите себе занятие, ― бросила старуха носильщикам и, когда те ушли, прижала руки к груди. ― Из самого Халифа привезла. Сам султан Гульбаран ибн Гулинаар подарил мне его, когда замуж звал.

Эрия уже по-другому посмотрела на стоящую рядом Анику.

– И неужели не пошли?

– Да зачем мне султан, детка? Нет. Хотела вернуть ему этот подарок, да он не взял, а я не стала обижать хорошего человека.

– На него ступить страшно.

– По таким коврам босиком ходят, ― усмехнулась женщина. ― Пойдём, я приказала баню истопить. Сейчас согреешься с дороги, а там и пир закатить можно.

Разморённая влажным жаром бани и нежным воркованием Аники, Эрия позабыла обо всём на свете. Старуха принесла ей огромный халат, расшитый птицами и цветами вишни. Эрия в него завернулась, как в облако. От ткани приятно пахло травами.

Вечером она набралась духа и спустилась. За столом в большой светлой комнате вместе с ней сидели Аника и Кома.

– Вот вернутся Альг и Оси, тогда такой пир закатим, что весь мир мёдом зальёт, ― вздыхала Аника, подперев щёку рукой. ― Женить их только осталось.

– Я смотрю тебе всех переженить хочется, ― подмигнул ей Кома.

– А что в этом плохого? Былинкой перекатной всю жизнь ходить? Вот ты? Неужели девок вокруг мало?

– Мало, ― не обиделся мужик. ― Не до девок мне.

– Ой-ой. До парней, что ли?

– Тьфу на тебя, старая. Как скажешь, так хоть падай. А между прочим Оскольд вот жениться собрался.

– Да неужели? Оси? Этот блудливый сын? ― Аника всплеснула руками. ― Ох, бедная его невеста. Намучается она.

– А ты ей порошочков своих отсыпь, может, у него причинное место отсохнет, ― расхохотался Кома и тут же получил ложкой по лбу. ― Да за что?

– Такие разговоры за столом не ведут. Поди ж не с мужиками на привале сидишь.

Кома потёр лоб.

– Ты, Аника, лучше подумай, что дарить будешь.

– А тут и думать не нужно, ― в глазах старухи мелькнули озорные огоньки. ― Сбрую и седло невесте, чтобы взнуздала этого охламона.

Оба рассмеялись, окончательно смутив Эрию.

– Осталось только Альгара пристроить. Не всё же ему со мной, со старухой возиться. Да и всяко лучше, когда не один, а то со всем, что происходит можно и умом тронуться, ― вздохнула Аника и разлила по кружкам мёд. ― Давайте выпьем за братца нашего, чтоб он не надорвался на благом поприще.

Эрию словно ледяной водой из бочки окатило. Она вскочила, опрокинув кружку на стол. Запах мёда и трав ударил в нос.

– Герцог ваш ничем не хуже разбойника… Нет, он хуже! Он убийца!

Аника поставила на стол занесённую было кружку и, положив руку на плечо напрягшегося Кома, спокойно сказала:

– А кто нет, девочка? Когда война идёт, так все мы и убийцы, и предатели, и спасители. Человеком вот остаться сложнее. А Альгар никогда в жизни на невиновного руку не поднимет.

– Не поднимет? Вы правы, Аника. Он ― не поднимет. Для этого у герцога есть палач.

Девушка выбежала из комнаты. В тишине были слышны её торопливые шаги вверх по лестнице.

– Как ты сказала, Eriyano? ― пробормотал Кома.

– Как есть вулкан. Ну-ка, братец, расскажи, чем наш Альгар ей досадил?

– Да я почём знаю? ― нахмурился тот. ― Самому уже интересно. Хочешь, её спроси. Думается мне, девица всё расскажет. А там к Бейтрину глядишь, и Альгар вернётся, свою историю поведает. Тогда и станет ясно, кто виноват, а кто понял привратно.

Эрия вбежала в отведённую ей комнату, упала на кровать и разрыдалась. Обманулась она тёплыми словами и ласковой улыбкой. Здесь для неё не было друзей.

Она вновь осталась одна.



.



Всю ночь Эрия проплакала в подушку, а под утро забылась беспокойным сном. Но стоило солнцу подняться над верхушками деревьев, как дом огласил требовательный крик младенца. Следом послышался густой бас Кома:

– Глашка, да дай ему уже сиську, а то весь дом по брёвнышку раскатается от этакого крика!

Ему ответил что-то неразборчиво женский голос, а вскоре младенец умолк. Эрия протёрла глаза и подняла тяжёлую голову. Сквозь ставенки пробивались лучи солнца, падая на цветистый ковёр. Ей было стыдно за свой выпад вечером, но смиренно сносить чужую радость… Трудно было представить, что у такого человека, как герцог Баккерель есть кто-то, кто его любит и желает счастья. Нет, она ещё была готова смиренно слушать воркования Аники ― та действительно была хорошей женщиной, но поднимать кубок во славу бесчестного человека?

Смыв с себя остаток сна холодной водой, Эрия нашла в сундуке чистое, хоть и простое платье. Оделась сама, не дожидаясь служанки. Заплела две простые косы и спустилась. За столом сидел мрачный Кома. Его волосы и борода значительно укоротились, открыв высокий лоб и ясные, карие глаза. Вместе с тем шрамы тоже стали заметнее. Те были словно от когтей какого-то зверя. Кома смотрел в пустоту, лениво жуя луковое перо, но, услышав шаги Эрии, встрепенулся.

– О, а я думал, вы ещё месяц будете неприступно сидеть в комнате.

Девушка слегка склонила голову в знак приветствия.

– Доброе утро.

– Доброе-доброе, ― проворчал Кома. ― Кому доброе, а кому мачеха.

– Да будет тебе, ― в комнатку вошла Аника, держа на руках пухленького младенца. ― Накось подержи.

Она сунула ребёнка Кома и повернулась к Эрии. Смерила её внимательным взглядом, словно оценивая ― будет та и дальше доставлять неприятности или нет. Девушка вздохнула, набираясь решимости.

– Госпожа Аника, я хотела бы извиниться за свои вчерашние слова. Это была непростительная грубость. Вы приняли меня как гостью, а я отплатила за это неблагодарностью. Однако прошу, не заставляйте меня поднимать кубок и произносить хвалебные речи герцогу Баккерелю ― я считаю он того не заслуживает.

Ребёнок на руках Кома издал громкий вопль и поднял кулачок. Мужик подкинул младенца и что-то тихо ему проворковал. Аника прищурилась, потёрла пальцами тонкие губы и, наконец, ответила:

– Вроде как и извинилась, и при своём осталась. Поди ж вас пойми. Ну что мне с тобой делать, девка? ― она сказала это так, словно решала отправить Эрию на костёр или принять в свой род.

Младенец издал ещё один требовательный крик и со всех своих сил стукнул Кома по лбу.

– Ах ты маленький демонёнок, ― проворчал он и крикнул на весь дом. ― Глафира! Етить твою за ногу, иди сюда! Этот плод преисподней требует твою прелестную натуру!

На втором этаже послышались шаги, следом по лестнице и в комнату вплыла, подобно кораблю, грудастая, пышная, словно булочка, женщина. Она приняла ребёнка из рук Кома.

– Он требует не моего внимания, а всеобщего. Только что же ел, ― проворчала она, прижав притихшего младенца к груди. ― Надо было его покачать.