И снова Джек ощутил прилив ярости, исходящей из мозга костей, поле зрения сузилось. Он двинулся в глубь леса, пестрящего тенями и солнечными пятнами, и подчиненные безмолвно тронулись по обе стороны.
Где бы Лорна ни находилась, он ее отыщет.
Лорна стояла перед закрытой дверью с табличкой, возбранявшей вход посторонним. Малик провел пропуском через считывающее устройство. Позади Лорны стоял Беннетт, а за ним – прикрепленный к ней охранник, рыжеголовый Коннор со своеобычным сурово нахмуренным видом.
Как только замок щелкнул, охранник занял позицию у двери, а Лорна с двумя другими вошла в ничем не примечательный тамбур. Вторая дверь вела в следующую комнату, но открыть ее можно было лишь заперев первую – как в шлюзе.
– То, что вам предстоит увидеть, – обернулся Малик к Лорне, – на первый взгляд может показаться жестоким, но на самом деле все обстоит вовсе не так.
– Ради поддержания их непорочности, – добавил Беннетт.
– Иначе говоря, чтобы исключить посторонние факторы, – чуть развел руками Малик. – Чтобы целиком устранить любые возможности, что контакт с сознанием животных способствует психическим срывам, которые демонстрирует первое поколение подопытных. С этой целью позвольте продемонстрировать вам второе поколение наших исследований.
Внезапно Лорну охватил страх перед ужасами, ждущими по ту сторону двери, и она никак не могла заставить себя переступить порог. Малик распахнул дверь – и Лорну ошарашил детский смех, сопровождаемый хлопками крохотных ладошек. А еще полилась музыка – заставка из «Улицы Сезам»[49].
От неуместности смеха в этом доме плача у Лорны аж зубы заныли. Страх в душе только обострился.
– Идемте со мной, – сказал Малик, приглашая ее внутрь.
Лорне ничего не оставалось, как последовать за ним. Беннетт шел за ней по пятам.
– Хоть они здесь и изолированы, обращаемся мы с ними очень хорошо, – продолжил Малик рассказ с угадывающейся в голосе нервозностью, а то и смущением.
Лорна ступила в помещение, которое вполне могло бы сойти за обыкновенную группу любого детсада – одну стену занимает классная доска, по полу в беспорядке раскиданы креслица-мешки всех цветов радуги, пробковую доску украшают рисунки цветными карандашами, а плазменный телевизор в углу показывает мохнатую куклу, беседующую с Большой Птицей.
Но внимание Лорны целиком поглотили находящиеся в комнате дети – десятки детей, сидящих в креслицах или растянувшихся на коврах, восторженно вперившись в экран. С виду все примерно одного возраста – или, во всяком случае, одного роста, едва ей по пояс. Но отнюдь не карапузы – их полностью развитые черты предполагали зрелость не по росту. А мягкий пушок на щеках и конечностях говорил о явном родстве с обитателями другого острова. Вот только не голенькие, а в одинаковых голубых комбинезончиках.
– Сколько им? – прошептала Лорна, от шока лишившись голоса.
– От шестнадцати месяцев до двух лет, – ответил Малик.
Но едва Лорна ступила дальше в комнату, как один ребенок обернулся к ней, а за ним и остальные обратили взгляды на нее с такой же синхронностью, какую прежде она видела на экране. Будто стая вспугнутых птиц, поднимающаяся на крыло, или косяк рыбы, разворачивающийся в обратную сторону буквально на пятачке.
Ей вспомнилось выражение Малика: коллективный разум.
Не этим ли объясняется их поведение? Лорна знала, что феномен коллективного сознания пока изучен крайне слабо. Некоторые ученые предполагают наличие некой электромагнитной связи между птицами в стае или рыбами в косяке, позволяющей им действовать в столь безупречном согласии. Но в последнее время вроде бы сошлись в том, что каждый индивидуум отзывается на микросигналы соседей, реагируя заранее запрограммированным образом.
Глядя на поведение этой группы, Лорна гадала, не задействована ли здесь комбинация обоих явлений.
В конце концов лица снова обратились к экрану, когда по телевизору зазвучала новая песенка.
– Они невинны, – промолвил Беннетт. – Здесь они изолированы от всех пороков, поддерживая связь только с себе подобными.
Малик кивнул.
– Мы отслеживаем их коэффициенты интеллекта с помощью невербальных тестов и высматриваем малейшие признаки агрессии. Пока что их КИ растут с каждой неделей. А агрессии они не демонстрируют. Но, возможно, просто судить еще слишком рано. У других агрессия проявляется лишь по достижении половой зрелости. Но мы все-таки пока питаем надежды.
– Что вы собираетесь с ними делать? – поинтересовалась Лорна, заранее страшась ответа.
– При таких темпах взросления мы сможем сделать забор яйцеклеток у старших самок уже через шесть месяцев – к тому времени они уже будут подходить к половой зрелости.
Лорна похолодела, представив подобное надругательство над этими малютками.
– В этих яйцеклетках мы собираемся разрушить активные сегменты мусорной ДНК, вроде бы запускающие эволюционный откат, чтобы попытаться вывести следующее поколение. – Малик потер ладонями, словно ему не терпелось приступить к этому прямо сейчас. – Мы так близки к прорыву, который способен преобразить мир!
– Вот почему нам не помешает ваша помощь, – кивнул Беннетт.
– Ваш опыт в разведении экзотических животных и манипуляциях с генетическим материалом идеально подходит, чтобы оказать нам помощь на последнем этапе наших работ, – поддержал Малик.
Подтекст был вполне очевиден: отказаться от предложения невозможно – если только она хочет жить. Но как же на такое согласиться? Это ведь не экзотические животные, пребывающие на грани вымирания. Фактически это и не животные вовсе.
Один из детей – маленькая девочка – покинув свое креслице, подошла и подняла ручонки в универсальном жесте, и Лорна, наклонившись, подхватила ее на руки. Дитя оказалось тяжелее, чем она предполагала – кости плотные не по возрасту, но подняв ручку, девочка принялась сосать большой палец. Ее головка устроилась у Лорны на плече, а ясные глазенки продолжали следить за уроком азбуки по телевизору: «…что дала тебе эта буква Бэ…»
Лорна ощутила, как девочка явственно успокоилась. Легкая дрожь ее крохотного тельца утихала с каждым вздохом. Лорна чувствовала, что эти дети обделены, лишены человеческого тепла и контакта. Что тут же вызвало у нее вопрос.
– Что случилось с матерью этого ребенка? – поглядела она на Малика. – Со всеми их родителями?
– Вы их видели, – попытался умиротворить ее Малик. – Они живут в заповеднике. Заселяя другой остров, самых юных особей мы изолировали здесь. Построили эти ясли с медными экранами в стенах, чтобы ограничить нейросеть этой группы стенами этих комнат, изолировав ее от загрязнения, пока их мозги еще податливы.
Лорна представила зверскую сцену, запечатленную на видео, как один из гоминидов нападает на часового. По собственному же признанию Малика, они не тупые животные. Хоть они и не владеют силой слова, зато явно демонстрируют высокий уровень интеллекта и общаются между собой способом, постичь который до конца никому не под силу.
У Лорны забрезжила догадка о причинах подобного нападения, подобной жестокости.
И одна из них – у нее на руках.
Материнский инстинкт большинства животных очень силен. А в общинной среде он только умножается. Утрату каждого ребенка ощущает вся община. Подобное огорчение запросто может довести их до бешенства. Добавьте сюда высокий интеллект – по словам Малика, растущий с каждой неделей, – и опасность, исходящая от обитателей природной зоны, возрастет многократно.
Неудивительно, что приходится принимать столь строгие меры безопасности.
И помоги небо всякому, кто посмеет туда ступить.
Через пять минут после высадки на берег Джек вел свою команду через сосновую рощу. Он быстро обыскал более высокий участок, но продолжал двигаться параллельно берегу, огибая остров в направлении перешейка, мысленно отслеживая свою позицию по солнцу, по углу падения и направлению теней.
И все же рельеф местности оставлял желать лучшего.
Высмотрев наконец известняковое обнажение, отвечающее его целям, Джек поднял кулак.
Мак и Брюс нырнули в тени по обе стороны от него, держа винтовки на изготовку. Джек вскарабкался на шершавый валун с россыпью солнечных пятен и впервые смог толком окинуть остров взглядом вплоть до бухты на западной стороне. Там виднелась белая точка, от которой тянулся черный дым на фоне заходящего солнца. Хочется надеяться, у Рэнди и братьев Тибодо хватает дымовых шашек, чтобы поддерживать маскировку.
Джек переключил внимание на ближайший ландшафт под собой. Отыскал взглядом песчаную косу, соединяющую острова между собой. И озабоченно нахмурился, увидев блеснувшую на солнце сталь. Похоже, перешеек перегорожен каким-то барьером. На спутниковых картах этой конструкции не значилось, но снимки были старые и низкого разрешения.
Как ни досадно это обстоятельство, но другого пути просто нет. Придется решать проблему уже на месте. И все-таки наличие барьера засело в мозгах занозой.
К чему городить такую штуку между островами?
В досаде Джек попятился к краю валуна, намереваясь спрыгнуть на землю, когда с запинкой, но удивительно громко загрохотали автоматные очереди. С возвышения Джек увидел стайку диких голубей, вырвавшуюся из леса на полпути между его наблюдательным пунктом и перешейком.
Подумав, что обнаружен, Джек присел на корточки, ожидая, что листву вокруг изрешетят пули. Но считаные секунды спустя автоматный огонь сменился душераздирающими воплями, пронзительно зазвеневшими в недвижном воздухе.
А затем вопли оборвались с какой-то бесповоротной окончательностью. Воцарилось безмолвие, словно весь лес затаил дыхание.
Соскользнув с валуна, Джек снова нырнул в тень, стараясь двигаться как можно тише. Представляя барьер, он испытывал холодную уверенность: этот островок делит с ними кто-то еще.
Неизвестно, что это за твари, но одно можно сказать наверняка.
Они не с той стороны забора.