В понедельник, 26 сентября, в 15:30 ученик школы искусств Милуоки, Сомсак Синтасомфон, почувствовал, что по 25-й Северной улице за ним идет человек. Сомсак, уроженец Лаоса, вместе со своей многочисленной семьей бежал от политических потрясений в Юго-Восточной Азии восемь лет назад. Он быстро адаптировался и, в отличие от своего отца, свободно заговорил по-английски. Мужчина остановил Сомсака, и у них завязался разговор. Он сказал, что только что приобрел новый фотоаппарат и хотел бы его опробовать. На улице он просил и других людей позировать ему за деньги, но никто не согласился, посчитав его странным; хотя удивительно, что никто не хочет запросто заработать пятьдесят долларов, ведь нужно всего лишь ему помочь! Хочет ли он попробовать? Это не займет много времени.
Сомсак был достаточно умным, чтобы спросить, придется ли ему раздеться или можно позировать в одежде. Дамер ответил, что это не имеет значения. Делает ли он фото для какой-то компании или для себя?
– Это всего лишь мое новое увлечение, – сказал Дамер.
В итоге мальчик согласился. «Он понравился мне, и я просто-напросто хотел опробовать свой новый фотоаппарат», – позднее заявил он. Они прошли один квартал до 24-й улицы.
Оказавшись в квартире, Дамер достал фотоаппарат марки «Полароид» и начал обдумывать позы. Он велел Сомсаку снять рубашку, мальчик сопротивлялся, однако Дамер заверил его, что так будет лучше, и стянул с него рубашку через голову, обнажив его чистую грудь красивой формы, крайне привлекательную для Джеффа.
– У тебя красивое тело, – сказал он. – Ляг на кровать и закинь руки за голову.
Мальчик послушался, и Дамер его сфотографировал. Затем они пошли на кухню, где Джефф приготовил чашку кофе, которую они выпили вместе, но под напутствиями Дамера Сомсак выпил большую часть, а сам он сделал лишь один осторожный глоток. Вернувшись в гостиную, Сомсак снова надел рубашку, и фотограф предложил ему расстегнуть верхнюю пуговицу и молнию на брюках. Он послушался, но расстегнул молнию только наполовину, после чего Дамер снял с него брюки, стянул трусы и попытался его схватить. Ситуация выходила из-под контроля, мальчик чувствовал, что этот человек очень силен и от него исходит угроза.
– Ты знаешь, что я хочу большего, чем просто тебя сфотографировать, – произнес мужчина.
В этот момент Сомсак заявил, что ему пора уходить.
– Перед тем как уйдешь, сделай мне одолжение, – сказал Дамер. – Подойди и сядь рядом со мной.
Эта просьба показалась мальчику довольно безобидной, поэтому он посидел рядом с ним несколько минут. Затем Дамер произнес странные и тревожные слова.
– Я хочу послушать звуки в твоем животе, – произнес он и положил голову мальчику на живот, а затем начал целовать и лизать ему кожу от пупка до паха.
– Я очень испугался, мне стало плохо, – рассказывал позже мальчик. Он вскочил, схватил свой школьный рюкзак и направился к двери.
– Подожди! Не забудь свои деньги, – окликнул Дамер, – и никому не говори об этом, хорошо?
Сомсак выбежал из квартиры и сразу пошел домой, но по дороге начал чувствовать слабость и дезориентацию. К тому времени, как он добрался до дома, он едва мог стоять на ногах. Два часа спустя отец не смог его разбудить и сразу понял, что что-то не так. Он отвез его в больницу «Добрый Самаритянин», где ему поставили диагноз – последствия передозировки таблетками, – и вызвали полицию.
Сомсака Синтасомфона держали в больнице около трех часов, с 19:30 до 22:30, и он рассказал полицейским, которые пришли его допросить, что именно произошло. Затем он отвел их на 24-ю улицу и показал квартиру. Им понадобилось совсем немного времени, чтобы узнать имя и место работы арендатора, после этого они отправились прямо на шоколадную фабрику «Амброзия», сообщить о том, что сделал подозреваемый, и арестовать его за сексуальное насилие второй степени и соблазнение ребенка в аморальных целях. Тут же на Джеффри надели наручники. Больше, чем самих обвинений, Дамер боялся позора, который повлекло за собой публичное разоблачение; с этого момента его личная жизнь была безвозвратно скомпрометирована и все на работе знали, что он гомосексуал.
Джеффа Дамера отправили в тюрьму, где он в тревоге провел следующие шесть дней. Полиция обыскала его квартиру и с осторожностью изъяла фотоаппарат «Полароид», бутылку ирландского ликера «Бейлиз», две фотографии Сомсака, несколько журналов с обнаженными мужчинами и несколько таблеток снотворного. Но не нашли одну очень важную вещь – череп Ричарда Герреро, обнаружения которого так сильно боялся Дамер.
Это был второй случай, когда полиция могла раскрыть преступления Дамера еще до того, как они превратились в безумную катастрофу, – впервые это произошло, когда офицер светил фонариком на сумки с останками Стивена Хикса на заднем сиденье автомобиля в 1978 году. Конечно, нельзя винить в этом полицию; нам бы определенно не понравилось, если бы полиция всегда ожидала наихудшего варианта развития событий или, наоборот, не проявляла никаких действий. Тем не менее упомянуть об этом необходимо: мы еще увидим случаи, когда Дамер совершит несколько промахов и окажется на грани разоблачения, прежде чем его наконец-таки сумеют остановить. Он так переживал по поводу черепа, что забыл сообщить своим работодателям, что находится в тюрьме, и в итоге пропустил несколько рабочих дней без предупреждения.
Помимо всего прочего, в результате этого происшествия приехал Лайонел, который впервые узнал, что его сын – гомосексуалист. Джефф вспоминает эту встречу в характерной для него отрешенной манере:
– Он спросил меня, правда ли, что я гей, я ответил «да», и он принял это довольно спокойно. Не расстроился или что-то в этом роде. Он только удивился и спросил, почему я не рассказывал ему об этом раньше, а я ответил, что не говорил, потому что стеснялся.
Вероятно, Лайонел высказал не все, что думал на самом деле, поскольку он не был толерантен в этом вопросе и все еще полагал, что Бог не одобряет подобных извращений. Однако сомнений не вызывает следующий факт: Лайонел считал, что Джеффу нужна помощь, и он был готов приложить все усилия, чтобы помочь ему, однако в равной степени нет никаких сомнений и в том, что Джефф чувствовал скрытое неодобрение своего отца.
Поразительны по своей точности и предупредительному характеру несколько психологических характеристик Дамера, сделанных до суда над ним. Вместе с отчетами 1986 года они четко сигнализируют о надвигающейся беде. С доктором Чарльзом Лодлом Дамер проявил удивительную откровенность, сказав, что находится в состоянии серьезного психологического стресса, что он «нервничает, напряжен и подавлен» и что испытывает «глубокое чувство отчужденности». Я надеюсь, что не слишком фантастично видеть в этих словах просьбу о необходимости продолжить исследования – эдакий своеобразный «крик о помощи». В очень редких случаях защитные механизмы психики Дамера давали сбой, но, думаю, эта встреча с доктором Лодлом была одним из таких. Тем не менее ему все равно не хватило смелости окончательно сдаться по собственному желанию.
Лодл высказал мнение, что пациент является «человеком с серьезными психологическими проблемами», и дал мрачное заключение: «Нет сомнений в том, что мистер Дамер нуждается в длительном психологическом лечении».
Здесь мы впервые знакомимся с адвокатом Джеральдом Бойлом, которого нанял Лайонел Дамер, чтобы защитить своего сына от предъявленных ему обвинений. Именно Бойл запросил заключение доктора Лодла, которое затем отправил инспектору по надзору Глории Андерсон. Она, в свою очередь, запросила еще одно заключение у доктора Нормана Гольдфарба, чей прогноз оказался еще более тревожным. Их беседа состоялась через два месяца после встречи с доктором Лодлом, и за это время Дамер отбросил тот предварительный намек на сотрудничество, который демонстрировал ранее. Теперь он был «упрямым и уклончивым», демонстрировал раздражение, гнев, волнение и отвечал на все вопросы односложно. Несмотря на это, его голос оставался абсолютно лишен эмоциональной окраски и выразительности, и Гольдфарб отметил, что он «подозрительно относится к мотивам других людей» – классическая шизоидная черта. Он считал, что Дамер импульсивен, сложно справляется с разочарованием или отсрочкой самоудовлетворения, встревожен отсутствием достижений, склонен к манипулированию и эгоцентричен. Любопытно, что не было ни одного человека, кого бы он мог назвать своим другом.
Было очевидно, что Дамер способен действовать, не вызывая подозрений, но «не будет показывать остальным всю глубину, серьезность или степень своей патологии», и, как следствие, «другие люди склонны не воспринимать его поведение настолько серьезно, как следовало бы». В итоге доктор Гольдфарб назвал Дамера сильно встревоженным молодым человеком со смешанным расстройством личности: «складывается впечатление, что давление, которое он ощущает, усиливается», в результате чего «его нужно считать импульсивным и опасным».
Глория Андерсон обратилась к суду со своими собственными рекомендациями, указав на психические проблемы, от которых страдала Джойс Дамер, и на алкоголизм ее отца. Она продолжила так: «В этой семье представлено много эмоциональной нестабильности, неопределенности и изолированности между членами семьи. Джефф вырос в атмосфере, омраченной тревогой, смятением, проблемами психического здоровья и несогласием друг с другом; в семье, где все были несчастны, что и привело к разрушению самой ее структуры». Далее она процитировала слова Эвелин Розен о том, что Дамер является «шизоидной личностью с параноидальными чертами», и добавила мрачный прогноз: «Джефф не является психически больным человеком, но это всего лишь вопрос времени, и алкоголь приближает его к этому диагнозу».
30 января 1989 года Джеффри Дамер предстал перед судьей Уильямом Гарднером в здании безопасности округа Милуоки и не стал оспаривать обвинение в сексуальном насилии второй степени. Он утверждал, что накачал мальчика таблетками случайно, потому что не заметил остатки препарата в чашке, которую сам использовал до этого. Также он заявил, что был в шоке, когда узнал, что истцу всего тринадцать лет. Был вынесен обвинительный приговор, но судья отложил его оглашение на более поздний срок, так как хотел сперва ознакомиться с заключениями психологов. Три месяца спустя Дамера приговорили к году заключения с проживанием в исправительном учреждении и пяти годам испытательного срока. По предложению адвоката Бойла судья Гарднер впоследствии подписал указ, который позволял Дамеру продолжать работу на шоколадной фабрике «Амброзия» шесть дней в неделю, но Джефф должен был сообщать в исправительное учреждение о том, где он живет.