и своих подруг. Дамер и Трейси сели в такси возле автобусной остановки «Грейхаунд». Терренс не успел остановить своего брата, но сумел догнать Карла. Дамер сообщил им, что якобы живет в отеле «Амбассадор».
Терренс и Карл пошли в гостиницу с целью остановить Трейси, прежде чем произойдет что-нибудь безрассудное. Они пришли туда и ждали полтора часа, прежде чем сдаться. Теперь они понятия не имели, где он может быть, и были серьезно обеспокоены.
Трейси же находился в квартире № 213 в многоквартирном доме на 25-й улице со страшным, грязным мужчиной, который, казалось, лишь отчасти осознает, где он находится и что делает. Чтобы попасть в квартиру, из которой шел крайне неприятный запах, ему пришлось отключить сигнализацию, и несмотря на то, что в квартире оказалось довольно опрятно и чисто, внутри царила странная атмосфера. На полу лежали четыре коробки с соляной кислотой, которую, по словам Дамера, он использовал для чистки кирпичей. Трейси уже сожалел, что оказался здесь, но решил, что если будет держать себя в руках, то сможет выбраться. Он должен заставить человека говорить. Дамер позднее рассказывал, что помнит, как они разговаривали о гей-барах Чикаго и как он показывал ему нож, но после этого воспоминания стали «нечеткими». Эдвардс говорит, что Дамер надел на него наручники, когда он повернулся к нему спиной, чтобы посмотреть аквариум.
– Что происходит? – спросил он.
Дамер ответил, что просто пошутил и что он даст Эдвардсу ключи от наручников, но они находятся в спальне. Они вошли в спальню, где, как и планировалось, по телевизору уже шел «Экзорцист – 2», Трейси обратил внимание на большую синюю бочку в углу и плакаты с обнаженными мужчинами на стенах.
– Я не причиню тебе вреда, если ты позволишь мне надеть на тебя наручники и сделать несколько снимков, – сказал Дамер. – Ты должен полностью раздеться.
Трейси понял, что имеет дело с нестабильным человеком, настроение которого меняется каждую секунду: он то был добрым, то начинал угрожать, затем казался холодным и решительным, а после этого становился спокойным и жалким. Он все время следил, чтобы Дамер держал свои руки подальше от него и не мог до конца надеть наручники, а также заставлял Дамера говорить об этом. Зачем он хочет надеть наручники?
– Я буду контролировать ситуацию, – сказал Дамер. А после этого стал размахивать ножом.
Трейси ответил, что позволит сделать снимки, только если Дамер уберет нож. Он зашел в ванную и разделся. Чтобы продемонстрировать свое намерение подчиниться, он снял рубашку, не зная, что обнаженная грудь является спусковым крючком и что в похожей ситуации это определило судьбу Стивена Хикса тринадцать лет назад; из-за этого же Дамер пробил грудную клетку Стивена Туоми, а также убил еще пятнадцать мужчин. К его счастью, Дамер был уже так далек от здравого смысла, что его чувство прекрасного стало фрагментарным и неполноценным. Он сказал Трейси, что тот очень красив. И внезапно показался расслабленным и «спокойным»: сидел на краю кровати и смотрел фильм, при этом раскачиваясь и все время что-то напевая. Изменения в его личности произошли внезапно и резко. Когда он положил голову на грудь Трейси и начал слушать его сердцебиение, мужчина наконец понял, что находится в компании сумасшедшего.
Затем Трейси каким-то образом сумел засунуть нож под кровать и пробраться в гостиную, Дамер же в это время пошел к холодильнику за пивом. Трейси сказал Дамеру, что доверяет ему и сделает все, что он захочет, как только с него снимут наручники. Дамер ответил, что должен найти ключ, и пошел за ним в спальню, после чего Трейси бросился к входной двери. Дамер успел догнать его, схватил за руку и стал умолять вернуться. Но Трейси Эдвардс сбежал.
Мы уже знаем, что было дальше, поскольку после этого полицейские встретили Трейси Эдвардса, который привел их к квартире Дамера и открыл ее страшные тайны. Впервые после Луи Пине в логове Дамера оказался мужчина и не было снотворного, чтобы его усыпить. О чем он думал? Его шаблон был сломан, разрушен. Но похоже, что это больше его не беспокоило. Он предпринял вялую попытку удержать Трейси Эдвардса, и даже когда полиция подошла к двери, он разрешил им войти. Он не стал препятствовать и позволил полицейскому зайти в спальню, зная, что тот обнаружит там. И только когда его арестовали, Джефф очнулся от забытья и вернулся в реальный мир.
– Это произошло благодаря вмешательству какой-то более могущественной силы, чем моя сознательная воля, – рассуждал Дамер. – Я считаю, что какая-то высшая сила устала от того, что я делаю, и решила положить этому конец. Я не верю в совпадения. Как это закончилось и давали ли мне какие-то знаки или что-то в этом роде, я не знаю. Даже если это так, я бы не обратил на них никакого внимания. Если бы меня не поймали или если бы я не потерял работу, я бы все равно продолжал этим заниматься, я уверен. Я бы делал это опять и опять, снова и снова, не обращая внимания на беспокойство и полное отсутствие удовлетворения.
22 июля он не был пьян (по его собственным меркам) и все помнит, но он начал вести себя настолько распутно и небрежно, что арест для него стал практически неизбежен.
– Как высокомерно и глупо с моей стороны думать, что я могу делать что-то подобное и просто жить как ни в чем не бывало. Говорят, что посеешь, то и пожнешь, ну, действительно, в конце концов и пожнешь… С тех пор как я впервые совершил ту ужасную ошибку, с Хиксом, я всегда задавался вопросом, было ли это предопределено заранее или я мог как-то все изменить. Мне интересно, насколько предопределение контролирует жизнь человека и насколько каждый способен контролировать себя.
Глава 8Вопрос контроля
Вопрос, заданный Джеффри Дамером в конце предыдущей главы, затрагивает самую суть дебатов по поводу уголовной ответственности и свободы воли. Проще говоря, свобода воли не существует в природе, а концепция свободы выбора, которая является основой морального устройства и всех представлений о совести, создана и навязана человеком. Мораль – это изобретение цивилизации, которое человечество создало, чтобы оградить себя от пугающего вакуума своей хаотической природы, где разумом повелевают низменные желания. Вопрос: являются ли действия Дамера продуктом тиранической природы и, следовательно, он не мог ими управлять, или же это был его свободный выбор, который он сделал, отвергнув моральные ограничения окружающих его людей? Если верен первый вариант, то поведение Дамера невозможно было контролировать; если же второй – то контроль и есть его суть. В любом случае контроль представляет собой ключевое понятие, которое будет доминировать во время судебного процесса, также о нем постоянно будет рассуждать и сам Дамер.
Контролирующие системы, назовем ли мы их моралью или модификацией поведения, в процессе развития человечества эволюционировали, став частью организованных социальных существ, и их начальную стадию мы можем видеть в «замещающей деятельности» других созданий, когда они пытаются выйти из анархичного индивидуализма на уровень групповой ответственности. Решающее значение в подобных исследованиях сыграли работы этологов[55], в частности Тинбергена и Лоренца. Они заметили, что гуси, например, покачивают шеей и шипят, а не вступают в жестокую схватку, и что самцы колюшки во время спора с яростью клюют песок, чтобы направить свое раздражение на него, а не друг на друга. Эти начальные и успешные попытки создания контролирующей системы или «морали» призваны обеспечить большее благо обществу за счет личного выбора его отдельного представителя. С этой точки зрения контролирующие системы Дамера были серьезно повреждены, если только мы не предположим, что он сознательно отказался от них, чтобы вернуться к жестокому эгоизму необузданной первоначальной природы.
Очевидно, что контролирующая система, которая отвечает за моральный выбор, относится к сознательной части личности; и столь же ясно, что неконтролируемое дионисийское выражение доморальных побуждений относится к подсознательному «я». Фрейд называл подсознание «das Unbewusste», что буквально означает «непостижимое». Отсюда следует такой факт: то, что не может постигнуть сознание, не может и контролироваться им. Идея отрицания также чужда бессознательному – в нем отсутствует слово «нет». Сознательная мораль говорит: «Не делай этого», – запрещая любые действия, которые не способствуют социальному спокойствию и взаимодействию. Бессознательное говорит: «Ты должен», – чтобы подчиниться более глубокому императиву. Я не предполагаю, что во время убийств Дамер каким-то образом мог оказаться «без сознания», но утверждаю, что движущая сила, которая привела его к ним, исходила из глубоких неприкасаемых укромных уголков «das Unbewusste».
Все это является переформулированием с использованием различных терминов вводного предложения, главный вопрос которого заключается в том, можно ли утверждать, что свобода воли существует в каком-то глубоком смысле в таком случае, как этот. Мы экспериментируем словами в надежде понять суть важной дилеммы и просто находим способ сказать одно и то же по-разному. Человек контролирует или его контролируют? Мы активные деятели или пассивные субъекты? Сможем ли мы когда-нибудь понять запутанные мотивы, которые переплетаются с причинами того, что мы делаем, или же они скрыты от нас за пределами видимости, обрекая людей, как роботов, находиться в их подчинении? Эти философские вопросы выходят за рамки психиатрии (так как она имеет дело с результатами отклонений, а не теорией воли) и выходят за рамки судебного заседания. Юристы обычно говорят о разнице между импульсом и непреодолимым импульсом, которому человек не может сопротивляться, но вопрос контроля гораздо сложнее, чем разница между этими идеями, он имеет дело с понятием фундаментального принуждения, а не с понятием мгновенного импульса.
Когда возникает конфликт между глубоко укоренившимся принуждением и остатками морального сопротивления (когда человека контролирует принуждение, или он контролирует сам себя), убийца часто прибегает к алкоголю, выступающему в роли союзника, который высвобождает первое и избавляется от второго. Это относится и к Джеффри Дамеру, и к Деннису Нильсену, и к десяткам других. Иногда, когда внутри него происходит борьба с принуждением, убийца словно оказывается в эпицентре боя Геракла, как в случае Теда Банди, который, казалось, управлял не только своим сознанием, но и своими мыслями; он осознавал, что его поглощают мрачные побуждения, и старался держаться подальше от улиц, когда чувствовал, что их давление усиливается, чтобы ни одна женщина не оказалась в его поле зрения. Но принуждение нарастало, и Банди чувствовал, «что снова и снова перестает себя контролировать». В конце концов, он понял, что совершает самые отвратительные поступки, подчиняясь своему «я», которое безудержно бушевало внутри него. Ян Брэди провокационно назвал это «высшим я» – налицо остается факт тирании. Он говорил, что этому невозможно сопротивляться, что человек вынужден подчиниться его воле, так как «высшее я» несравнимо сильнее сознания.