– Ты забрал у него жизнь, как вор в ночи.
Миссис Ширли Хьюз выглядела крайне величественно:
– Приятно тебе знать, что я не могу ничего с этим поделать? – спросила она убийцу своего сына. – Теперь весь мир узнает, насколько ты отвратительный человек.
Вспомнив о сыне, которого она потеряла, миссис Хьюз подняла три пальца, показав жест на языке глухонемых, который означал: «Я тебя люблю». Бабушка Кертиса Страугтера сказала Дамеру: «Ты чуть меня не уничтожил. Но я не позволю тебе это сделать. Я справлюсь». Сестра Ричарда Герреро назвала его «diablo puro»[83], а мать Дэвида Томаса – «подлым коварным человеком»; она расплакалась, и ее пришлось увести. Когда сестра Эррола Линдси в истерике бросилась к Дамеру через весь зал, пытаясь таким образом на виду у всего мира выразить свою злость, которую она к нему испытывает, судебные приставы остановили ее и, странным образом сменив роли, были вынуждены защищать уже Дамера. Именно тогда судья Грэм положил конец этому мучительному фарсу.
Джеральд Бойл заявил, что Дамер желает сам выступить в суде. Он сделал заявление, которое отчасти было составлено представителями защиты, отчасти действительно отражало его чувства. Все слушали его молча.
– Ваша честь, теперь все кончено, – сказал он. – Мне так плохо из-за того, что я сделал с этими бедными семьями, и понимаю их заслуженную ненависть… Я беру на себя всю вину за то, что я совершил… Я причинил боль своей матери, отцу и мачехе. Я очень их люблю. Надеюсь, они обретут тот же покой, который я ищу. Коллеги мистера Бойла, Венди и Эллен, оказали мне неоценимую поддержку, помогая пережить худшее из всего, что могло со мной произойти.
Он поблагодарил Бойла за то, что тот взялся за это дело и помог во всем разобраться.
– В заключение хочу сказать, что надеюсь, что Бог меня простит. Я знаю, общество никогда меня не простит. Обещаю, что буду молиться каждый день, чтобы заслужить их прощение, когда уйдет боль, если это вообще когда-нибудь произойдет. Я видел их слезы, и, если бы мог прямо сейчас отдать свою жизнь, чтобы вернуть их близких, я бы это сделал. Мне очень жаль.
Дамер вернулся на свое место, чтобы дождаться приговора. Однако случилось еще кое-что интересное. Судья Грэм взял на себя ответственность и рассказал нам, в чем, по его мнению, заключались мотивы убийцы. Эта информация, с одной стороны, была необоснованной, а с другой – саморазоблачительной. По мнению судьи, Дамер ненавидел себя за то, что был гомосексуалом, и пытался уничтожить проявления гомосексуальности, когда видел их в себе и в других людях. Это мнение не высказывал никто, кроме доктора Палермо, мнение, которое некоторые считали пустым и поверхностным.
По двум первым пунктам обвинения Джеффри Л. Дамер был приговорен к пожизненному лишению свободы плюс еще десять лет, причем исполнение приговора должно проходить последовательно. По оставшимся тринадцати пунктам обвинения предусматривалось наказание в виде пожизненного заключения без права на условно-досрочное освобождение, пока осужденный не проведет в тюрьме семьдесят лет; исполнение приговора также должно проходить последовательно. Это означало, что теоретически заключенный должен отсидеть в тюрьме как минимум девятьсот лет.
Лайонел и Шари Дамер попросили о десятиминутной личной встрече со своим сыном, прежде чем его уведут, и Грэм разрешил провести ее в кабинете судьи. Они обнялись и стояли так какое-то время. Дамера сразу же доставили в исправительное учреждение в Портедж, расположенный в северной части штата Висконсин, и директор учреждения получил на следующий день почти двести запросов от авторов и экспертов по психическому здоровью, желающих взять интервью. Также в ближайшие дни незнакомцы со всего мира пришлют ему множество хороших пожеланий.
Чему же в конечном итоге научила нас, зрителей, эта одиссея? Она предоставила достаточно возможностей проникнуть в человеческую психику, но, возможно, зал суда – не самое подходящее для этого место. Правила судебного процесса не позволяют никому выходить за рамки очевидных вещей, и даже психиатры, назначенные судьей и вызванные другими участниками процесса, оказались связаны этими ограничениями. Действительно жаль, что так произошло, потому что искусство психиатрии было единственным путем к пониманию тех граней в поведении Дамера, которые являлись скрытыми даже для него самого и которые нужно было изучить. Ограничившись определением «вменяемости» и вопросом уголовной ответственности, психиатры столкнулись с трудностями из-за того, что их вовлекли в судебный процесс. И все же ключи к разгадке были связаны с явлением каннибализма (или некрофагии – поедания человеческой плоти) и с часто повторяемым намерением Дамера создать святилище, которое украшено останками убитых им людей. Здесь мы видим примитивную духовность, которая корнями уходит в самые истоки человеческого общества.
Психология и ее практическое ответвление, психиатрия, далекие от разоблачения религиозных верований, подтверждают, что по сути человек – это духовное существо. Та часть Джеффри Дамера, о которой не упоминали в суде, и являлась зарождающимся в нем мистицизмом.
Обсуждая каннибализм, важно помнить, что мы говорим о деятельности человека, об одной из многовековых практик, от которой мы успешно отказались в процессе развития цивилизации. Описать человека, который ест людей, с помощью таких выражений, как «зверь» или «бесчеловечное существо», – значит утверждать прямо противоположное истине, поскольку некоторые другие виды придерживались этой практики так же долго и систематически, как и мы. Как провокационно выразился Моррис Карстерс, «если отказ от каннибализма воспринимается в качестве критерия культурного прогресса, то многие виды животных превосходят человечество, потому что у них отвращение к каннибализму является врожденным и не требует изучения»[84].
Это первобытное побуждение, таящееся в глубине человеческого разума, может демонстрироваться с помощью бессознательных отголосков во время детской игры. Родители играют с детьми на раннем этапе их развития, и малыши встают на четвереньки, притворяясь животными, которые хотят съесть взрослых. Ребенок радостно восклицает: «Я волк» или «Я лев». Родителям не кажется странным, что дети проявляют привязанность, обещая их съесть, поскольку инстинктивно осознают, что представления ребенка о еде и любви неразрывно связаны. Здесь на первое место выходит начальная «оральная» стадия сексуальности, когда проявления любви и силы человек демонстрирует через рот[85]. Более того, ребенок никогда не забудет данный этап своего развития, пронеся его в глубине сознания через всю свою жизнь («Я так сильно люблю тебя, что готов съесть»), и этот этап еще будет проявляться в квазиканнибалистических сексуальных практиках в виде нежных укусов и орального секса. Взрослый, который предпочитает оральный секс другим сексуальным переживаниям, показывает свою инфантильную потребность в питании, желание воссоздать момент материнства. (В таком случае вполне разумно предположить отсутствие материнской заботы во младенческом возрасте, но это не имеет значения; в данном случае важно то, почему проявляется эта потребность, а не как именно это происходит.)
Ужас, вызванный неприкрытым каннибализмом, хорошо проиллюстрирован в фильме Теннесси Уильямса «Внезапно, прошлым летом», когда Себастьяна Венейбла, которого играет Монтгомери Клифт, преследует и окружает на пляже группа подростков. Они валят его на землю и набрасываются сверху, и, только когда он высовывает руку из гущи схватки, вы понимаете, что они пожирают его живьем. Жестокое неумолимое солнце, невыразительные взгляды парней, тревожный саундтрек в виде ритмичных племенных металлических звуков и, прежде всего, повествование недоверчивого зрителя (лучшая роль Элизабет Тейлор за всю ее карьеру) передают стихийную жестокость этой сцены. Глядя на это, человек испытывает смешанные чувства: отвращение и практически не осознанное восхищение от того, что подобное может произойти, – такое восхищение и есть слабый отголосок бессознательной памяти человека.
Мы в долгу перед различными научными дисциплинами за наши современные представления о том, что происходит на поверхности нашего сознания. Юнг, как известно, изучал сочетание мифологии и психологии, признавая мифы театром бессознательного, а Фрэзер проследил историю развития духовных чувств в человеческих сообществах. Культуры и ритуалы процветали среди людей нашего вида примерно пятьсот тысяч лет, причем в самых примитивных из них умиротворяли или защищали духов, населявших эмпирический мир. Частью более развитой духовности стала вера в то, что можно заполучить характер и отдельные качества сильного врага, поедая его части, а по мере развития полномасштабных религий развивалась также идея о том, что можно обрести духовность, буквально съев божество.
В современном цивилизованном обществе каннибализм является строгим табу и, как мы видели, допускается только под видом детской игры. Но так было не всегда, и в некоторых обществах, отличных от нашего, все иначе. Примеров достаточно. Представители племени басуто вырезали и немедленно поедали сердце убитого врага, думая, что таким образом наследуют его доблесть. Некоторые племена Южной Америки съедали сердца вторгшихся к ним испанцев, а индейцы сиу превращали сердца завоевателей в порошок, который затем глотали. Некоторые племена охотников за головами[86] едят или высасывают мозги жертв, а зулусы привыкли думать, что, поедая лоб и брови врага, они могут приобрести способность оставаться непоколебимыми перед постигшими их невзгодами. Если в Новой Зеландии воин убивал вождя, он доставал глаза и глотал их, полагая, что таким образом сумеет переместить душу вождя в свое собственное тело