Сила этих суеверий заключалась в том, что все они обещали силу, и люди верили, что праведники смогут извлечь из этого пользу. Было ли это бредовым мышлением? Ложная идея неверна фактически, бредовая идея же неверно приписывает чему-то силу. Если бы я утверждал, что медный чайник вращается вокруг Луны, эта идея, скорее всего, считалась бы ложной (хотя я мог продолжать упорно верить в нее и не замечать разумных опровергающих ее утверждений). Если бы я считал, что чайник опередит победителя скачек, такая идея явно считалась бы бредовой. Однако идея Джеффри Дамера о святилище бредовой не была. Святилище существовало. У него был черный стол, грифоны для его защиты, черепа для украшения и два скелета по бокам. Но сила, которую он мечтал от него получить, оказалась иллюзорной. Это было «место для медитации, где я чувствовал, что черпаю энергию из внешнего источника… Я пытался войти в контакт с духами».
Когда его спросили, какова цель или в каком направлении действует эта сила, он намеренно дал неопределенный ответ, и даже сказал одному доктору, что она может помочь ему заработать денег в сфере недвижимости. Я подозреваю, что он говорил несерьезно, но цель данного ответа – продемонстрировать бессмысленность заданного вопроса. Вы не можете допрашивать духов, не можете направить их энергию на достижение земных амбиций. Вы лишь смиренно выполняете их приказы. Вы призываете их силу и падаете ниц перед ее пульсирующим огнем. Послушание, а не манипулирование – вот ваша миссия. Дамер не говорил, что он будет делать с силой, дарованной ему через созданное им святилище, потому что сам этого не знал. А откуда ему было знать? Вся идея являлась заблуждением, абсурдом, плодом больного воображения. Но это было его больное воображение, и было невозможно исследовать его буквально. Вопрос был глупым и поверхностным, а ответ, который старательно записал, а затем сообщил доктор, банальным.
На совершенно другом уровне, уровне полного абсолютного безумия, святилище Дамера должно было стать его обителью экстаза, где он собирался «покинуть» свое бренное тело и стать одним из духов, которые хорошо его понимали. Они вполне могли быть духами убитых им людей, которые знали его лучше, чем кто-либо в этом мире, они являлись единственными людьми, которые знали его таким, каким он был на самом деле. Тот факт, что он пытался добиться этого посредством использования реликвий, связанных с сексом и убийствами, указывает на фундаментальную религиозность его верований, поскольку секс, убийства и уединенная медитация и есть части пылающего полотна религии. Японский мистик и писатель Юкио Мисима испытал свой первый оргазм, глядя на картину, на которой изображены муки святого Себастьяна в тот момент, когда его тело пронзили стрелы, и он застыл в экстатической позе. Мисима начал мечтать о расчленении молодых белых мужчин на большом мраморном столе (точно так же, как и стол Дамера, он играл роль своеобразного алтаря), после которого он съест части их тел. В 1970 году он совершил харакири, публично зарезав себя в штабе армии в Токио. Японцы не осмеливаются называть Мисиму сумасшедшим, потому что считают его своим величайшим писателем, но признают, что он совершил позорное самоубийство, поэтому предпочитают вообще ничего о нем не говорить. Но присущий ему мистицизм был явно порожден нарушенными эротическими религиозными верованиями, которые не классифицируются в кодификаторе психического здоровья; DSM – III-R не смогла помочь с постановкой диагноза Мисиме, так же как и не сумела дать определение заболеванию Джеффри Дамера.
Преступления Дамера дали ему возможность хоть и ненадолго, но обрести большую энергию, чем та, которая дается обычным людям с их простыми радостями. Из-за одержимости виндиго Дамеру пришлось избрать свой путь, непонятный человечеству, недоступный для всех остальных. Обычная жизнь не имела для него никакого смысла. Ему было отказано в обретении земного счастья. Его безумие возникло из-за потребности создать свой собственный момент блаженства, непохожий на чей-либо еще. Психиатр действительно не может попасть в этот закрытый, личный мир, а если и может, то должен обязательно избавить от него пациента. Обособленность убийцы является его единственной прерогативой, поскольку он обладает опытом, которого нет у нас. Цель доктора – вылечить его, сделать таким же, как все, лишить того единственного преимущества, которое заставляет его чувствовать, что он существует. Успешный психиатр – это своего рода убийца, потому что он убивает экстаз.
В пьесе Питера Шаффера «Эквус» рассказывается история молодого человека, который необъяснимым образом ослепил полдюжины лошадей в конюшнях, где он работал. Произведение основано на реальном событии, но Шаффер использует его, чтобы драматизировать конфликт между потребностью общества в мягком, удобном для него проявлении здравого смысла и потребностью человека в превосходстве. Мальчика осматривает психиатр Дайзарт, который поступает крайне жестоко и с помощью гипноза заставляет его заново пережить этот опыт с целью избавить молодого человека от этих воспоминаний. Затем он приходит в ужас от своего поступка.
«Он избавится от безумия, – говорит он. – Что дальше? Он будет чувствовать себя вполне нормальным! И что дальше? Вы что, думаете, его чувства можно взять и отклеить, как пластырь? И присобачить к другим объектам селекции? Взгляните на него! Я, может быть, сделаю из этого мальчика ревностного мужа, заботливого гражданина, поклонника абстрактного и унифицированного Бога. Но, скорее всего, я достигну лишь того, что превращу его в привидение!.. Дайте же мне рассказать вам о том, что именно я с ним сделаю! Я излечу сыпь на его теле. Уберу из его сознания раны, которые оставили летучие гривы. И, когда все будет сделано, я посажу его на мини-скутер и отправлю в нормальный мир, где с животными обращаются должным образом… Если повезет, его конечности станут такими же пластичными, как и продукция фабрики, на которую его почти наверняка отправят. Кто знает? Может быть, он найдет секс забавным. Натянуто смешным. Где можно слегка похрюкать от удовольствия. Растоптанного и засекреченного, и, разумеется, контролируемого. Можете надеяться, что на своей вилке он ощутит вкус одного лишь Мяса С Гарантией Качества. Однако я сомневаюсь, что он будет проявлять что-то похожее на страсть. Понимаете, страсть не может быть уничтожена доктором. И ее невозможно создать»[90].
Шаффер не предполагал, что нельзя убрать страсть из искалеченной души, что было бы вполне приемлемо для наивного конюха, который решил ослепить лошадей; он говорит, что, отобрав страсть, не сможет ничего дать взамен. По тому же принципу никто не думал о том, что необычная страсть Джеффри Дамера может иметь оправдани, и, более того, получить одобрение. Его совершенно справедливо изгнали из общества, и ни один молодой человек больше не станет жертвой его разврата. Но источник его принуждения устранен не был; психиатры осматривали его, пытались поставить диагноз, но не вылечили. И они его не знали. Сама мягкость, отсутствие красок и очертаний характера свидетельствуют о том, что его личность была полностью скрыта от всех. А единственные люди, которые знали его по-настоящему, мертвы.
У Дамера была единственная страсть, и оказалось, что она прямым образом связана с некрофилией. Святилище провозгласило бы эту страсть в неприкосновенной уединенности сознания Джеффри. Доктор Фридман считал, что создание святилища отвечает потребности иметь дома что-то художественное, декоративное и творческое, он не понимал его истинного значения. В конце концов, эстетическое чувство объективирует предметы; так и должно быть. Оно любит статичную, видимую, понятную, неподвижную стабильность. Потребность создавать красоту есть проявление некрофилии, потому что она стремится к покою, постоянству и контролю. Создатель красоты жаждет ее контролировать. В искусстве не бывает взаимности.
Святилище Дамера стало бы его творением, единственным, что он сумел бы создать за свое существование. Прекрасной работой, неразрывно связанной с мистическим абсолютом симметрии (как показывает его рисунок), и проявлением контроля в высшей его степени. Он знал все о красоте вещей, но эта красота не имела ничего общего с любовью, которую вдохнула в них жизнь. Сидя за столом наедине со своими реликвиями, он бы, наконец, начал контролировать свою жизнь, свой секс, свой мир, свое прошлое и получил бы власть над абсолютной красотой, которую видел в смерти. И те, кого он убил, не пропали бы даром и остались бы с ним навсегда – двенадцать черепов впереди, а скелеты Лейси и Миллера – по бокам. И тогда они бы стали его спутниками в мире духов, куда не сможет проникнуть этот огромный непостижимый и враждебный внешний мир. Да, он вынужден жить в этом мире, но был всего лишь невольным гостем среди его жуткого хаоса. Здесь же, рядом со своим святилищем, он наконец обрел бы свободу.
Когда-то его спросили – что такое это его святилище? «Это я», – ответил он. Его внутренняя девиантная сущность, его темная сторона. Поразительно, но это единственное место на земле, где он мог бы ощутить уют и покой, ведь нигде в этом мире не было подходящего для него места. «Если бы меня поймали через полгода, именно это бы они и увидели».
В компании мерцающих огней, благовоний, призраков и безмолвных ухмыляющихся черепов с пустыми глазницами Джеффри Дамер наконец обрел бы покой. Это было бы «то место, где я мог чувствовать себя дома».
ПостскриптумБезумие как оправдание
Стремясь оправдать подсудимого в рамках уголовного процесса тем, что он является сумасшедшим, адвокат пытается внести вопросы морали в правовую оценку виновности. Защита начинает строиться на понимании добра и зла, хотя это не те понятия, которые должны непосредственно разбираться участниками судебного процесса, во время которого решают, безумен ли подсудимый. Подобное явление возникает из общественного сознания, но управляется в рамках системы уголовного правосудия и исследуется с помощью профессиональных концепций в области психического здоровья. Психическое заболевание, умственный дефект, умственные способности и психиатрические диагнозы – слова, которые в таком случае вступают в игру.