еще один хороший глоток, Тревинер повернулся к молодому магу.
— Держу пари, Альмарен, что ты и девочек не трогаешь, — доверительно сказал охотник. — Скучно живешь, парень.
Альмарен подумал про себя, что охотник выиграл пари, но вслух ничего не сказал, а только опустил взгляд в стоявшую перед ним кружку с водой.
— Нужно, парень, чтобы в жизни бывали маленькие радости, — поделился с ним Тревинер, уверенный, что высказывает ценную мысль. — Иначе жизнь получается неинтересная. Я тебе дам хороший совет — ты ведь едешь на Оранжевый алтарь?
Альмарен кивнул.
— Какие там жрицы, приятель! — воодушевился охотник. — Все при них, и умеют ценить настоящих мужчин. Ведь там одни маги, ну, ты понимаешь… тьфу, забыл. Ты ведь тоже маг, — язык Тревинера заплетался. — Ты, парень, не теряйся там, выглядишь ты что надо. Понял?!
— У нас там дела… — извиняющимся тоном сказал Альмарен.
— Одно другому не мешает, — взмахнул рукой охотник. — Удовольствия должны присутствовать в любом деле, как соль в похлебке. Ты можешь себе представить похлебку без соли? Какая дрянь!
Тревинер, покачиваясь, приподнялся со стула и потянулся за бутылкой на другой конец стола. Присаживаясь обратно, он зацепил рукавом остаток индейки, скатившийся со стола вниз, прямо в зубы благодарному клыкану. Охотник щелкнул пальцами свободной руки и подозвал слугу.
— Почему у нас нет индейки? — возмущенно обратился он к слуге. — Разве ты не видишь, что благородным людям нечем закусывать?! Неси немедленно.
Слуга пошел на кухню выполнять заказ охотника. Тревинер перехватил бутылку поудобнее и начал разливать вино. Магистр и Вальборн, увлеченные разговором, машинально взяли кружки.
— А где индейка? — Вальборн, отхлебнув, пошарил взглядом по пустому блюду. — Тревинер?!
Охотник откинулся на спинку стула и оценивающе глянул меж расставленных ног под стол, где клыкан заканчивал свалившийся с неба обед.
— Какая вас интересует, мой правитель? — отозвался он. — Которая уже улетела или которая еще не прилетела? Эти птички такие подвижные, знаете ли!
К столу подошел слуга с дымящейся, только что снятой с вертела индейкой, и заменил пустое блюдо.
— Вот, пожалуйста. Птичка уже здесь. — Тревинер начал разделывать птицу собственным ножом, обжигаясь и дуя на пальцы. Он отковырнул ножку, затем вторую. — Это вам, мой правитель… Это вам, почтенный Магистр… Альмарен, тебе который кусочек?
Указанный кусок плюхнулся на тарелку Альмарену.
— А это что? Печеночка? Изумительно! — охотник затих, всецело занятый крестцовой частью индейки.
— Значит, вы убеждены, что Каморра использовал магию для руководства уттаками? — донеслись до Альмарена слова Магистра.
— Безусловно, — прозвучал ответ Вальборна. — Создается впечатление, что дикари не принадлежат сами себе. Они действуют организованно и не чувствуют страха. Их столько погибло около замка! Обычно они куда больше дорожат собственными жизнями.
— Альмарен, ты все слышал? — спросил Магистр.
— Почти. — Альмарен искоса глянул на охотника, чей рот пока был занят едой. — Можно надеяться, что снятие магического внушения сделает уттаков неуправляемыми.
— Дело за вами, друзья-маги, — сказал им Вальборн. — Уттаков слишком много, чтобы победить их, когда они действуют сообща. По сведениям моих разведчиков, около замка не было и трети всех уттаков. Ищите способ противостоять магии Каморры.
— Мы обсудим это с Шантором, — ответил Магистр.
— Я все рассказал ему, когда был на Оранжевом алтаре. Он ничего не ответил, но я понял, что он в затруднении. Больше всего его беспокоит, что Оранжевый алтарь может достаться Каморре, поэтому я тороплюсь с выступлением.
— Большое войско собрано? — поинтересовался Магистр.
— Две сотни пеших войск, полсотни конников. Берсерен больше не дает. Еще бы сотни две… — вздохнул Вальборн. — Сегодня из Оккады подошли остатки моего отряда, человек пятьдесят. Я послал за ними Тревинера, пока выздоравливал. Войско встало на том берегу реки — когда мы с вами встретились, я как раз ехал оттуда. Мы выступаем завтра, а на Оранжевый алтарь прибудем на другой день после праздника. Жаль, что вы спешите. Я был бы рад, если бы вы составили мне компанию.
Магистр поглядел в окно, за которым наступал вечер.
— Думаю, и нам удобнее ехать вместе с вами, — решил он. — Шантор будет слишком занят в день праздника, чтобы разговаривать о военных делах.
— Прекрасно, — обрадовался Вальборн. — Вы где остановились?
— Нище. Мы не собирались ночевать в Келанге.
— Тогда поезжайте с Тревинером в наш лагерь. Там и переночуете. А я, к сожалению, должен остаться на ночь во дворце, у дядюшки. — Вальборн криво усмехнулся. — Старый мухомор, наверное, ночь спать не будет, если не отчитает меня за ужином, а сердить его нельзя. Он и так еле согласился выделить войско.
— Почему? — удивился Магистр.
— Он не понимает, как трудно воевать с уттаками, управляемыми магией, и считает, что я сдал замок из-за неумения руководить боем.
Магистр с сочувствием кивнул.
— Мне пора во дворец, — спохватился Вальборн. — Дядюшка взбесится, если я опоздаю к ужину.
Магистр подозвал слугу для расчета.
— Сколько-сколько?! — подскочил Тревинер, услышав названную сумму. — За эту кислятину? — он ткнул пальцем в пустые бутылки. — Моча моей Чианы и то лучше!
— Тревинер! — нахмурился Вальборн. Сумма была несправедливой, но не до такой степени, как слова охотника. — Трудновато тебе будет доказать это. Никто из нас не пробовал мочи твоей кобылы.
— Но, мой правитель, это бессовестная цена! — не унимался охотник. — У честных людей нет лишних денег, чтобы не глядя отдавать их жуликам. Даже вам, мой правитель, не всегда хватает на хорошую выпивку.
— Тревинер! — вспыхнул Вальборн. — Как насчет падающего листа?!
Рот охотника мгновенно захлопнулся. Магистр, которому до сих пор не удавалось вставить слово, сказал, отдавая слуге деньги.
— Я всех приглашал, мне и платить. — Он заметил взгляд, каким Вальборн наградил охотника, и добавил. — А вы не смущайтесь, Вальборн. Правители Бетлинка издавна славятся доблестью, а не богатством. Всем известно, что замок не приносит дохода, а содержится на средства других земель острова.
— Откуда взяться доходам? — уже спокойнее сказал Вальборн. — В моих землях было только одно село, а теперь и оно разграблено. Люди не хотят жить вблизи от уттаков, — слишком опасно. Стал бы я унижаться здесь, в Келанге, если бы у меня были свои деньги!
— Если исход войны сложится в нашу пользу, нужно будет оттеснить уттаков подальше на север, — заметил Магистр. — Нельзя оставлять им прежние земли, иначе они опять расплодятся.
— Хорошенькое дело! — вмешался воспрянувший Тревинер. — Как это война может сложиться не в нашу пользу?!
Никто не стал спорить с охотником, отдавая должное его оптимизму. Выпивка сделала свое дело — все четверо вышли из трактира закадычными друзьями. Тревинер, несмотря на то, что один выпил больше, чем трое остальных, уверенно вскочил в седло и лихо развернул кобылу.
— Прошу за мной, дорогие друзья! — обратился он к Магистру и Альмарену. — Мой правитель, увы, должен оставить нас.
Друзья поехали за охотником в лагерь, где и устроились на ночлег. Утром они проснулись по звуку рога, поднявшему отряд к выступлению. Вскоре пришел Тревинер и позвал их на завтрак к своему костру.
В отсутствие Вальборна в лагере распоряжался седой немногословный человек. Как узнали друзья, это был Лаункар — военачальник правителя Бетлинка. По окончании дорожных сборов он выстроил воинов и повел к мосту. Войско Берсерена, возглавляемое Вальборном, вышло из северных ворот Келанги, прошло по Тионскому мосту и, приняв в себя отряд Лаункара, двинулось на север.
Витри и Шемма скакали всю ночь. Утром они свернули с дороги в небольшую рощицу, где укрылись на привал. Лоанцы, не расседлывая коней, пустили их пастись по луговине, а сами занялись просмотром содержимого дорожных мешков.
Тот, кто собирал мешки для беглецов, был, конечно, опытен в дорожных делах и предусмотрителен. Здесь лежали новые теплые шерстяные одеяла, простая, но добротная одежда и обувь, топоры, миски, ложки, котелок, огниво и трут. Еда была питательной и не скоропортящейся — неизменные дорожные лепешки на меду и на свином жире, крупы, хлеб, сало, соль. В каждый мешок был положен небольшой кошелек с серебром. Это было неплохо и по меркам среднего жителя Келады, а по лоанским понятиям в мешках лежало целое состояние.
Но самым дорогим подарком союзника из Келанги были кони, пасущиеся на лугу. Человек, с легким сердцем вручивший лоанцам поводья этих коней, без сомнения, придавал первоочередное значение средствам передвижения беглецов. Два прекрасных жеребца походной верховой породы — и этим все было сказано. Простые, даже примитивные слова «походная верховая» заставляли вздрогнуть и замереть сердце каждого отъявленного лошадника. Кони этой породы не уступали тимайским в резвости и выносливости, но были крупнее и мощнее. Они могли, не выбиваясь из сил, в течение долгих дней везти на себе рослого воина с поклажей. Если тимайского коня еще мог купить процветающий ремесленник или удачливый лучник, взявший приз в состязаниях на меткость, то кони походной верховой породы были исключительно привилегией знати. Они выращивались в хозяйствах древних келадских родов, в конюшнях правителей и редко бывали выставляемы в свободную продажу на рынках. Даже богатые торговцы считали их чрезмерной роскошью, используя для деловых поездок злых и жилистых тимайцев.
Шемма, разобравший, какого коня ему посчастливилось получить, не сводил с него восхищенного взгляда. Он рассеянно рылся в мешке и под напором переполнявших его чувств то и дело обращался к Витри.
— Нет, ты посмотри, какая у него шкура! — вдруг вскидывался табунщик. — Бархат, а не шкура! Ты где нибудь видел такую?
— Не видел, — отвечал Витри, занимаясь костром.
— А ноги-то, ноги! Бабки-то какие!