— Может быть, они боятся привидений? — вспомнил Витри.
— Каких привидений?
— Как же? — Витри удивился, что Лила не поняла его. — У вас там, в Ционских скалах… в светящихся балахонах…
— Зачем их бояться? Они совершенно безвредны.
— Ты их знаешь? Видела?
— Никогда. Их видел Шантор, когда еще был не так стар, — взгляд Лилы погрустнел. — Он мне рассказывал, что они появляются на неприступных скалах. И никогда не подпускают к себе близко. Исчезают.
— Я думал, они уносят людей.
— Глупости. — Лила отважилась выглянуть из расщелины, прислушалась и осмотрелась.
— Уттаки ушли вниз, — сказала она Витри. — Наверное, они живут где-то рядом. Будет лучше, если мы пройдем мимо них поверху.
Лила и Витри пошли в глубь скал, откуда вернулись уттаки. День склонялся на убыль, но на вершинах нагорья было светлее, чем в овраге. Вокруг громоздились скалы, перемежающиеся пещерами, углублениями, запутанными проходами, от огромных до узких, вроде той расщелины, где путники скрывались от уттаков. Сердце Витри вздрагивало — ему не верилось, что пещеры необитаемы и из темноты не выскочит какая-нибудь злобная тварь. Но магиня шла вперед, и он следовал за ней, подавляя страхи.
Вскоре выяснилось, что страхи Витри были не напрасны. На ровной, свободной от торчащих выступов площадке обнаружились свежеобглоданные кости крупного животного, разбросанные посреди потеков не успевшей высохнуть крови. Лила нагнулась над костями, пытаясь определить, чьи они. Лоанец с тревогой огляделся по сторонам и заметил поблизости кое-что, не похожее на кости. Вблизи это оказалось кучей, в которой было не меньше полутора ведер хорошего садового удобрения. Витри содрогнулся при мысли о пасти зверя, другой конец которого был способен печь такие лепешки.
— Лила! — в ужасе позвал он. — Что это?!
— Я думаю, куча, — сказала подошедшая магиня.
— Я и сам вижу, — поправился лоанец. — Я хотел сказать… кто это? Кто это наделал?
— Василиск, — уверенно ответила Лила. — Самый крупный хищник на острове. Мне кажется, Витри, здесь опасно оставаться. Это человеческие кости.
— Человеческие?!
— Уттакские. Василиски нередко едят уттаков. А вот мясо василиска не едят даже уттаки.
— Почему?
— Говорят, невкусное.
Шорох в воздухе заставил обоих поднять головы. В небе, медленно взмахивая кожистыми крыльями, летел огромный ящер.
— Он летит сюда! — вскрикнула Лила. — Скорее, Витри, в пещеру!
Они пролезли в одну из бесчисленных узких пещер и забились в дальний конец крохотной полости, где нельзя было даже выпрямиться во весь рост. Василиск опустился на площадку. Было слышно, как гигантский ящер ползает по ней, скребя когтями по камням. Скрежет приближался, затем свет, проникавший во входное отверстие пещеры, померк, закрытый головой ящера.
Василиск попытался просунуть голову в пещеру, но отверстие оказалось узким для уродливых роговых наростов по бокам и на затылке его головы. Луч света, пробивавшийся над затылком ящера, позволял видеть страшную бородавчатую морду, стеклянные глаза с ж вертикальными зрачками. Пасть василиска распахнулась, открывая два ряда острых конических зубов, изо рта вырвалось… нет, не дым и пламя, как в детских сказках, а невыносимое, ни с чем не сравнимое зловоние.
Витри взглянул на Лилу и увидел, как она, не отрывая глаз от ужасной морды, нашаривает в мешке оружие. Изо рта ящера показался черный и блестящий, раздвоенный на конце язык и, ощупывая камни, стал приближаться к ногам лоанца. Витри по инстинктивному побуждению вытащил кинжал Авенара и вонзил его в широкий, в руку толщиной, живой ремень. Кинжал сверкнул оранжевым и с шипением рассек язык надвое. Конец языка отвалился. Василиск выдохнул облако вони и задергал головой, застрявшей в отверстии, на Лилу и Витри посыпались каменные осколки. Рог василиска треснул и отломился, ящер вырвал голову из отверстия и с шумом улетел прочь.
Лила и Витри молча глядели друг на друга. В руке у магини был ритуальный кинжал. Она бессильно откинулась к стене пещеры.
— Да ты просто герой, Витри, — наконец сказала она. — Кто еще на К ел аде может похвалиться тем, что отрезал язык василиску!
Они оба захохотали, вытирая выступившие слезы, сначала истерически, затем все свободнее и расслабленнее. Насмеявшись до полного изнеможения, они успокоились. Черный кончик языка лежал на дне пещеры. Лила поддела его ногой и вышвырнула вон.
— Я думаю, ты не захочешь взять его на память. Возьми лучше вот это, — она подняла обломок рога ящера и протянула лоанцу.
Витри машинально сунул обломок на дно мешка.
— Что же теперь делать? — спросил он магиню. — Как нам уйти отсюда?
— У этого василиска не скоро появится аппетит, — ответила она. — Разве что его друзья придут отомстить за него.
— Но как он нас здесь нашел? По запаху?
— Если бы у него, было обоняние, он за полдня умер бы от собственной вони, — заметила Лила. — Но он начисто его лишен. Шантор говорил, что василиски чувствуют тепло и находят по нему свои жертвы. Они никогда не едят мертвечины, хотя воняют хуже любой падали. Теперь я понимаю, про какую вонючку говорили уттаки!
— А я понял, почему они никогда не ходят в скалы, — сказал Витри. — Если бы можно было сейчас же, немедленно оказаться в овраге!
— Да, — согласилась Лила. — Когда будем выбираться отсюда, нужно держаться подальше от открытых мест. Но заночуем мы здесь. По крайней мере, мы убедились, что в эту пещеру не пролезет голова василиска.
Они разгребли каменную крошку на дне пещеры и устроились на ночлег.
XXIII
Шемма упал на четвереньки, больно стукнувшись локтями и коленями о дно ямы. Он ощупал себя и убедился, что цел. Неподалеку шуршало и шевелилось что-то мелкое. Под руками поскрипывала каменная крошка, перемешанная с землей, смягчившей удар при падении.
Некоторое время табунщик сидел тихо, вслушиваясь в темноту. Уттаки отстали, следовательно, с этой стороны опасность миновала. В яме было темно, как в погребе. Шемма вспомнил про светлячок Саламандры, купленный им утром — как же давно это было — и вытащил из кармана.
Яма оказалась круглой, с гладкими отвесными стенами. Вверху виднелся скат, по которому Шемма соскользнул в яму, противоположная сторона уходила ввысь, теряясь в темноте. Шемма обошел яму по кругу. В ней не оказалось ни выхода, ни подъема наверх — ничего, кроме десятка скальных ящериц, выскакивавших из-под ног табунщика.
Будь Шемма внимательней, он заметил бы, что здесь не было ни костей, ни дохлого зверья, и догадался бы, что яму кто-то посещает, и нередко. Но табунщика слитком беспокоила мысль, что он может навсегда остаться в этом каменном колодце.
Привыкнув к слабому излучению светлячка Саламандры, Шемма заметил чуть выше уровня своего роста отверстие, напоминающее вход в пещеру. Он подпрыгнул и зацепился кончиками пальцев за край, но не сумел подтянуться и сорвался на дно ямы. Несмотря на неудачу, табунщик воспрял духом. Он стал подгребать каменные обломки к стене под отверстием, надеясь насыпать холмик, достаточный, чтобы выбраться из ямы. За работой он не услышал приближения посторонних.
Когда Шемма выпрямился, чтобы перевести дух, ему показалось, что в яме стало светлее. Свет шел сверху. Шемма поднял голову и увидел на краю отверстия две широкие фигуры в светящихся балахонах. Они молча наблюдали за его работой.
«Привидения!!!» — пронеслось в голове Шеммы. Он завопил и заметался по яме, но вскоре затих. Привидения не шевелились. Вдруг одна фигура заговорила, но обратилась не к табунщику, а к своему спутнику. Шемма узнал язык — исковерканные, хрипло урчащие, но все же узнаваемые слова. Привидения говорили на местном наречии Келады, как лоанцы и уттаки.
— Смотри, — сказала одна светящаяся фигура. — Человек. Из тех, что сверху. Надо же, куда забрался!
— Что с ним делать? — спросила вторая фигура.
— К владычице. А там… у них один конец. Тайна — это главное.
Страх подсказал табунщику, что это за конец.
— Нет! — заорал Шемма на местном наречии. — Не хочу! Выпустите меня отсюда!
Фигуры переглянулись.
— Откуда ты знаешь наш язык? — спросила одна из них, нагнувшись к Шемме.
— Я всегда говорил на нем! С детства. Это мой родной язык. Выпустите меня.
— Как ты сюда попал?
— За мной гнались уттаки. Я влез на скалу и упал сюда.
— Уттаки?
Шемма почувствовал, что фигуры в балахонах знают уттаков и не любят их.
— Они хотели съесть меня! — жалобно воскликнул он. — Я еле унес ноги. Меня ждет товарищ, я должен вернуться к нему.
— Для вас, сверху, путь из этой ямы один — к владычице, — фигура оценивающе рассматривала табунщика. — Мы думали, никто наверху, кроме уттаков, не говорит на нашем языке. Вас таких много?
— Все наше село. Выньте меня из ямы.
Фигуры зашевелились. Шемма думал, что ему опустят лестницу, но все оказалось проще. Разговаривавший с табунщиком протянул ему руку и, как пушинку, вытащил из ямы.
Привидения оказались двумя существами человекоподобной внешности, ростом ниже Шеммы, но значительно шире в плечах, чуть ли не вдвое — показалось ему с испуга. На их головах рос короткий серый пух, под светящейся одеждой каменными глыбами бугрились суставы. Когда Шемму вытаскивали из ямы, он успел почувствовать силу ухватившей его руки, могущей с легкостью выдернуть его собственную руку или ногу. Короткие тумбообразные ноги подземных людей говорили о том, что их владельцы были плохими бегунами, но бежать было некуда, поэтому Шемма смирился с участью пленника.
— Убери, — один из подземных людей указал на светлячок Саламандры, судорожно зажатый в руке Шеммы. — Слишком ярко.
Шемма подчинился. Убрав светлячок, он увидел, что одежда его сопровождающих дает достаточно света, чтобы различать стены и пол туннеля.
— Кто вы? — спросил он.
— Монтарвы. Многие сотни лет мы живем под землей.
— Но почему? — удивился Шемма. — Наверху ведь так хорошо!