Мальдек сгреб камень и заметался, не зная, как остановить фонтан. Он бормотал все обрывки водяных заклинаний, какие приходили в голову, но среди них не оказалось ни одного, останавливающего воду — в таких не было нужды на Фиолетовом алтаре.
Мало-помалу вода унялась сама, образовав изрядную лужу вокруг колодца. Лужа быстро впитывалась в песок. Мальдек перестал метаться, поняв, что к утру все высохнет. Он подрылся под плиту и спрятал камень в образовавшуюся дыру, затем засыпал дыру песком и тщательно разровнял место. Вода была большой ценностью на Фиолетовом алтаре. Возвращаясь к себе, Мальдек уже предвкушал почет и уважение к нему, магу, который может вызвать водяной фонтан из глубокого, вечно полупустого каянского колодца.
Новое утро началось, как обычно. Кеменер чуть свет выехал к Тироканскому перевалу, и Мальдек окончательно успокоился. Единственный человек, который мог что-то заподозрить, уехал с алтаря. Маг решил не трогать камня, пока не вернется Геррек — ему хотелось убедиться, что погоня сбита со следа.
Три дня прошли спокойно, а на четвертый случилось событие, взбудоражившее все поселение. Мальдек услышал крики на площади и поспешил туда.
Из колодца бил высокий фонтан. Люди сбегались со всех сторон, ахали и изумлялись, вбегали под струи холодной воды, не веря собственным глазам. Маг, стоявший на площадке, был изумлен не меньше других. Его позвали добавить воды в опустевший колодец. Он проделал все точно так же, как и прежде — и вдруг такой фонтан! Сила алтаря, неизвестно почему, возросла в несколько раз. Маг снова и снова рассказывал об этом подходившим людям.
Все взялись проверять работу алтаря. Площадь залило водой, кто-то пошустрее вызвал небольшую тучу, и на Фиолетовый алтарь вылился короткий, но бурный ливень. Досыта намокнув, маги потащили из мастерских вещи и поделки, — заклинать стекло и фаянс, чтобы не разбивались, узорную керамику, чтобы светилась ночью, глиняные кувшины, чтобы вода в них оставалась холодной и не портилась. И, действительно, сила алтаря возросла — заклинания действовали эффективно, как никогда. До поздней ночи у алтаря толпились мага, радуясь свалившемуся на них счастью.
Мальдек запаниковал. Камень усиливал алтарь постоянно, а мага это ох как не устраивало. Убирать камень было опасно. Мальдек боялся, что когда алтарь вернется в прежнее состояние, раздосадованные мага захотят добраться до причины исчезновения новой силы, и укрыть Синий камень будет труднее, чем раньше. Он ходил вокруг алтаря, не смея взять камень, и лихорадочно думал, как выйти из положения.
Событие стоило Мальдеку двух бессонных ночей, а на третий день его осенило, как два амулета превратить в один. Нужно было сделать в жезле потайное углубление и спрятать туда камень. Мальдек осмотрел свой жезл. Его конец, изображающий голову аспида, был достаточно велик для того, чтобы высверлить в нем полость нужных размеров. Мальдек зауважал себя: — «Ай-да умник!» — и этой же ночью решил пойти на алтарь за камнем.
Магистр не рискнул ехать на Каянский алтарь прямым путем. Трое суток по пересохшей равнине с выжженной травой могли вконец обессилить или даже погубить коней. Синий камень был либо на алтаре, либо далеко на пути в Келангу. В любом случае лишние сутки ничего не значили, а коней следовало поберечь, поэтому Магистр выбрал путь вдоль Ризы до переправы, а затем вверх по Каяну.
Друзья отправлялись в путь рано утром и ехали до позднего вечера, сопровождаемые хором голосистых сеханских кузнечиков. Они не торопили коней, а в полуденное время делали длительные привалы на берегу реки. В дороге им не встретилось ни единой души. На исходе шестого дня впереди появились красно-бурые постройки Каянского поселения.
Магистр не спешил въезжать в поселение, чтобы не спугнуть Мальдека. Он рассчитывал ранним утром отправиться прямо к магу и как следует потрясти его, а пока они с Альмареном свернули на берег Каяна, чтобы устроиться на ночевку. Спустившись в лощинку у берега, они расседлали коней и занялись ужином. Пока Магистр разводил костер, Альмарен принес с реки воды и душистых трав для чая. Они надолго устроились у костра и неторопливо пили, ели и разговаривали, подкидывая в, огонь ветку-другую.
Дорога, с которой свернули Магистр и Альмарен, была не так безлюдна, — как могло показаться. От перевала к алтарю торопился одинокий всадник. Несмотря на позднее время, он был бодр и доволен собой, и по привычке осматривал окрестности своими зоркими, цепкими глазами. Это был Кеменер, возвращавшийся с Тироканского перевала.
Нужно было быть Кеменером, чтобы заметить далеко впереди, в прибрежной лощине маленький костерок, и нужно было быть им же, чтобы заинтересоваться тем, что делается у этого костерка. Кеменер любил факты, мелочи, жесты, обрывки слов, оброненных мимоходом, любил их собирать и включать в картину совершающихся вокруг событий, словно кусочки смальты в мозаичное панно. Он любил быть незаметным и замечать все, любил быть внимательным и беспристрастным свидетелем разговоров, не предназначенных для чужих ушей, любил сливаться с фоном, превращаясь в чуткое око мира. Выследить костерок, понаблюдать естественную жизнь его ничего не подозревающих обитателей было для него не работой, а удовольствием, от которого трудно отказаться. Поэтому Кеменер, как ни спешил, все-таки привязал коня к кустам у реки и подобрался к лощинке.
Должно быть, есть в жизни правило, по которому идущее из души побуждение бывает полезнее для дела, чем холодный расчет. Примерно так и подумал Кеменер, рассудок которого советовал побыстрее ехать на алтарь, когда увидел, кто сидит у костра. Сдерживая дрожь от подступающего азарта, он подобрался поближе к костру и затаился, превратившись в глаза и уши.
Магистра ордена Грифона Кеменер запомнил еще на совете и поэтому узнал сразу. Тот сидел у костра вполоборота к Кеменеру и сосредоточенно смотрел на огонь, замкнув руки на коленях. В распахнутом вороте рубашки виднелась крепкая шея, волосы были отброшены за плечи. С ним был высокий молодой человек с правильными чертами лица. У Кеменера была прекрасная зрительная память. Он не сомневался, что никогда еще не видел этого парня, и постарался рассмотреть его и запомнить. Выражение лица юноши было мягким, даже ласковым, он в задумчивости накручивал на палец длинные, темные волосы и улыбался в ответ своим мыслям удивительно приятной, чуть рассеянной улыбкой. «Красавчик, — отметил Кеменер. — Этот никогда не будет незаметным, как он не старайся, — подумал он с чувством собственного превосходства. — Кто же это такой у них там, в Тире?»
Магистр, будто почувствовав желание Кеменера, обратился к своему спутнику.
— Что-то ты задумался, Альмарен, — в его голосе звучал полувопрос-полуутверждение. — Тебя беспокоит завтрашний день?
«Ах, вот это кто. — Кеменер припомнил, что говорили об Альмарене на совете и что сплетничали на Фиолетовом алтаре. — Никогда бы не подумал, что он так молод».
Кеменер недолюбливал магов. Своими действиями они вносили случайность, непредсказуемость в окружающий мир, а Кеменер любил четкость и точность. Маги были угрозой его скрытности и незаметности, они могли ощущать мир глубже и дальше, чем он, и Кеменер испытывал к ним профессиональную ревность. Но они были глухи и равнодушны к фактам и мелочам, так много говорившим Кеменеру. Это позволяло ему относиться к ним с превосходством и даже некоторым презрением.
— Нет, Магистр, — голос Альмарена оборвал мысли Кеменера. — Просто вся эта ночь, и костер… и воздух такой прозрачный. Давно мы так не сидели. Как будто и нет на свете ни зла, ни страстей…
— Откуда им взяться здесь, на берегу реки? — отозвался Магистр. — Окажись среди людей — и ни зло, ни страсти не пройдут мимо тебя. Беспокойное существо человек, всегда ему что-то нужно, и часто — то, что принадлежит другому. Мир полон голодных душ, таких, как Каморра.
— Но еще недавно на Келаде был мир и порядок, — напомнил Альмарен. — Я помню из истории, что со времен Кельварна на острове почти не было междоусобиц. Если бы не уттаки… — он шевельнул прутиком головешки костра.
— В течение пяти веков нашей истории, с тех пор, как на острове высадились корабли Кельварна, уттаки всегда оставались врагами пришельцев с моря. Правителей юродов Келады объединял страх перед общим врагом, поэтому дело не доходило до междоусобных войн. Но дворцовых интриг всегда хватало.
Магистр задумался, вспоминая историю.
— Каморра — первый случай, когда кто-то из людей выступает на стороне уттаков, — добавил он. — Опасность налицо.
— Почему же Берсерен не понимает, как важно действовать сообща?
— Старикашке не повезло с характером, — покачал головой Магистр. — Я не помню, чтобы он считался хоть с кем-то, кроме себя… да, и своей жены Варды, магини ордена Аспида. Когда она злилась, то грозила превратить его в гадюку, и кажется, он этому верил.
— Забавно, — улыбнулся Альмарен. — Среди людей ходит столько суеверий, касающихся магии! Правда, в полкой книге заклинаний есть глава «Метаморфы», где описаны превращения, но не было случая, чтобы такое заклинание сработало. Кстати, а что с ней случилось, с Вардой?
— Она пропала около десяти лет назад. По слухам, сбежала с рабом. Берсерен так и не женился вторично.
У костра установилось молчание. Кеменер, терпеливо сидевший за кустами, начал подумывать о том, что пора возвращаться к коню, но следующая фраза Альмарена заставила его насторожиться.
— Как вы думаете, Магистр, зачем Мальдек присвоил Синий камень, если не известно, как им пользоваться?
— Завтра выясним. — Магистр выпрямил и вновь сжал пальцы сомкнутых рук. — Во всяком случае, из-за камня он убил Шимангу. Не понимаю, как он решился на это.
Кеменер замер. Вот это новость — Шиманга убит!
— Может быть, он взял камень на всякий случай? — предположил Альмарен. — Решил, что вещь ценная, и взял.
— Ах, Альмарен, Альмарен, — усмехнулся Магистр. — Думай, что говоришь. Мальдек, как мне известно, вовсе не из храбрецов. А убить на всякий случай — это слишком и для человека покрепче. Должна быть серьезная причина.