Я в эпицентре энтропического взрыва, думает Майя, а ведь всего-то и хотела – получить что-то от этой жизни.
Теперь выстрелы доносятся этажом ниже, но редкие. Насколько Майя помнит успешные, хотя и очень абстрактные кейсы (без имен, без локаций), которые разбирали на работе в рамках тренингов роста, гости уже должны были применить газовые гранаты. А люди даймё, верные и неверные, в основном сосредоточились на первом-втором этажах – Майя правильно догадалась, там-то сейчас самая жара.
Она осторожно берется за створку двери, через которую вбежала на этаж, и закрывает ее. С внутренней стороны полотна из натурального массива – две завертки, которые буквально манят ими воспользоваться. Майя налегает на дверь боком, тихо проворачивает обе, крепко сжимает отвоеванный «штейр».
В этот момент она видит, как две двери по обе стороны от нее одновременно приоткрываются.
Коридор здесь – не коридор, а овальная площадка со скругленными стенами, красивым округлым персидским ковром и тремя дверями впереди, слева и справа. Четвертая – за спиной у Майи и ведет на лестницу. Посередине площадки под ярким диском светодиодной лампы растет из большого керамического ведра фикус с мясистыми темными листьями.
Как выясняется, обе двери справа и слева почему-то открываются в сторону лестницы.
Настает мгновение крайне шаткого равновесия.
Те, кто стоит за каждой из дверей, не видят Майю. Но видят друг друга – за фикусовыми ветвями. Каждый из двоих что-то решает. Двери остаются открытыми. Больше не происходит ничего.
Через пять секунд за дверью справа случается что-то неуловимое, какое-то движение, которого Майя не может углядеть, но воспринимает неким дополнительным органом чувств – какой-то рыбьей боковой линией. Стоящий за левой дверью реагирует быстро. Майя слышит хлопок и видит дерганое колыхание зеленых листьев прямо перед собой.
Спустя секунду за правой дверью раздается гулкий звук падения. Из-за дверного полотна высовывается нога в ботинке. Внизу кто-то перекрикивается, на лестнице снова слышится шум, а Майя не может отвести взгляд от этой ноги: ступня пару раз дергается и замирает.
Из-за левой двери выходит человек, и его тут же что-то настораживает: он быстро и плавно разворачивается вправо, одновременно поднимая оружие, и Майя падает на пол, на ковер, перекатом уходит вправо, стремясь оставить фикус между собой и стрелком, вскидывает «штейр».
– На досуге я был бы рад побольше узнать о твоей бабушке, – говорит Давид через миг, когда первое изумление проходит.
Он опускает свой пистолет и многозначительно глядит на «штейр» в Майиных руках. Мгновенное облегчение, которое едва не сбивает Майю с ног, граничит со щенячьей радостью. Давид жив. С ним все в порядке. Она его нашла.
Одновременно с этим она понимает – здесь что-то очень и очень не так.
Давид быстро складывает вдоль несколько листков бумаги, которые держал в левой руке, и ловко засовывает во внутренний карман куртки. Не переставая улыбаться ей так, словно ему четыре, а она – Дед Мороз. Эту улыбку подделать невозможно. Кажется, Майя уже несколько лет не видела ничего настолько настоящего.
Грохот на лестнице.
– Потом расскажешь, как ты выбралась, – бросает Давид, пересекая овальную площадку. – А сейчас давай-ка свинчивать. Или хочешь дождаться своих?
«Своих»? Ну да, конечно. И что она им скажет? Что́ она, полли из молла, делает в мафиозном логове непокрытого района?
Только…
– Моих? – повторяет Майя, поднимаясь с колена и медленно подходя к нему.
Давид недоуменно поворачивает к ней голову.
– Мы с тобой являемся в этот замок Дракулы, а через пару часов его уже берут штурмом силы правопорядка. И это не я их позвала.
– Если не ты – то согласен, совпадение странное, – помедлив, беспечно отвечает Давид.
– Ты сказал даймё, что сдашь ему трех человек – из банков, страхования и наблюдения, – не отступает Майя, отводя ствол вбок. – Это был блеф? Или ты правда их знаешь? Откуда?
На лестнице слышится вскрик, который сразу же резко обрывается.
– Через полчасика, ладно? – И Давид шагает внутрь помещения, переступая через того, кто лежит на пороге.
Майя огибает дверь и бросает взгляд на лежащего человека.
Майя перестает дышать.
Человек свалился на правый бок. У него пистолет в руке и дырка во лбу. Он одет в вязаный кардиган винного цвета.
Это даймё.
Этого не может быть.
Я больна, думает Майя. Я опять брежу. Вижу то, чего нет.
Но давление нормальное, и это – он.
Давид уже без шума открыл окно и теперь высовывается из него, проверяя, как там, внизу. Майя рассеянно отмечает, что они находятся, по всей видимости, в комнате для личных нужд – здесь есть шкаф, и узкая аскетическая кровать, и даже небольшой умывальник – выглядит все это довольно просто. На столике у кровати лежит маленький предмет, и Майя почему-то берет его, а потом почему-то опускает в карман широких спортивных штанов, а потом ясно почему забрасывает ремень «штейра» за спину.
Давид втягивается обратно и манит ее рукой.
– Ни звука, – произносит он одними губами и тычет пальцем вниз. – Повторяй за мной.
Потом он снова высовывается из окна, но спиной вниз, хватается за что-то невидимое сбоку и сверху от оконного проема, подтягивается и вылезает наружу целиком. После чего Майя видит лишь, как его ноги мелькают в окне и исчезают. Интересно, каким макаром она должна это повторить?
Шум на лестнице. На деле – прямо за дверью на лестницу.
Вообще-то это удар в дверь.
Майя выглядывает в окно и видит внизу, у стены, человека при полном параде (дымно-серый костюм, тактические ботинки, балаклава, короткоствол в руках).
Удар в дверь повторяется.
Чертыхнувшись про себя, Майя переворачивается в распахнутой раме и видит над собой, во-первых, акварельно-голубые мазки на сером фоне неба, а во-вторых – металлический рейлинг, похожий на карниз для штор, сбоку от окна. Будь она проклята, если это не для того, чтобы вывешивать на стенах флаги. А сбоку от окна хорошо видны выступающие из кладки отдельные кирпичики – в шахматном порядке, для красоты.
Майя цепляется за рейлинг, как можно тише выбирается из окна, подключает мышцы спины (ОФП полли, двадцать подтягиваний узким хватом хотя бы), ставит ногу на выпирающий кирпич, распрямляет ногу, перехватывает рукой кирпич повыше. Это просто стена для боулдеринга на скалодроме, ничего больше. Майя однажды ходила на пару занятий. Легкотня.
Через миг на фоне серого неба с прорехами цвета юности и надежды появляется голова Давида. Он протягивает к Майе обе руки, перехватывает за предплечья, когда она уже готова перевалиться через край крыши, и затаскивает наверх.
Крыша – это просто ужас: сплошные горки вверх-вниз. Майя крадется, как может: под ногами листовое железо. Сверху видно, что замок стоит на границе обжитого коттеджного участка и рощицы, предваряемой чем-то вроде сильно заросшего пустыря. Они с Давидом пробираются к тому углу здания, который ближе к зарослям. Но Майе непонятно, на что они, собственно, надеются: ясно же, что замок оцеплен. На подъездной дорожке стоят несколько транспортов – кажется, «антитеррор». По какой бы стороне они ни надумали спускаться, их непременно заметят.
Но оказывается, что спускаться-то Давид и не собирается.
Как и Майя, он продвигается по кровле гусиным шагом, причем не сводит глаз с покрытия у себя под ногами, всей повадкой напоминая идущего носом в землю бигля. Майя тоже обратила внимание: листовое железо покрывает только видимые снаружи скаты крыши и сильно выступающие вверх башенки, а в середине, во впадинах, материал другой – напоминает толь, но не он.
Давид останавливается во впадине между острых крыш двух башенок и начинает водить ладонью по покрытию. Он прощупывает шов на стыке плоскостей, подцепляет покрытие пальцами и оттягивает на себя, поднимая, как тяжелый эластичный ковер, потом встает так, чтобы удерживать его спиной. Под «ковром» Майя видит круг, будто канализационный люк в мостовой – но это, конечно, не канализационный, а просто люк, как на подлодке, думает Майя, которая в жизни не бывала на подлодках, но, должно быть, очень похоже. Сперва ей немного странно, почему нет замочной скважины, но потом она догадывается: не всегда же знаешь, когда настанет конец света, и не всякую секунду с тобой будет ключ. В круглой двери есть круглая же выемка с поворотной ручкой, как на сейфе. Давид сосредотачивается, пять раз крутит ее туда-сюда. Негромкий «чпок». Давид поддевает дверь за край, поднимает и кивает Майе:
– Лестница внизу. Давай.
Истинно так: к краю отверстия приварен узкий вертикальный металлический трап. Забравшись в дыру, Майя без труда спускается на несколько ступенек, после чего трап обрывается где-то за метр от пола. Давид лезет следом и опускает за собой круглую крышку. Майя догадывается, что сверху на нее сам собой падает лист покрытия, и все становится как было.
Давид чем-то шуршит. В помещении загорается светодиодная лампочка.
Воздух здесь спертый, но дышать можно. Они стоят друг напротив друга в комнате два на два на два с половиной. Без двери. Без окон. В компании всего четырех предметов: ведра с крышкой, пятилитровой бутыли с водой, аптечки, матраса-футона. Еще с рюкзаком и «штейром».
– Я не просто состоял в банде, – помедлив, произносит Давид. – Я был… чем-то вроде адъютанта. Личного секретаря.
Майя просто кивает.
– Я до сих пор не понимаю, почему он меня отпустил.
На это Майя не отвечает.
– Это – его тайная комната. И теперь о ней, кроме нас с тобой, не знает никто. Чуть позже приоткроем люк – иначе вдвоем задохнемся. В остальном здесь вполне можно переждать.
Майя слишком растеряна, измотана, перепугана и сбита с толку, иначе непременно пошутила бы – мысленно – на тему «умеешь же ты устраивать свидания».
Вместо этого она отходит к стене, прислоняется к ней лопатками и не то спрашивает, не то утверждает:
– Ты же убил его. Даймё. Ты его застрелил.