«Да какого же опять хера…» – печально подумал Марк, опрокидываясь назад.
Но до него уже начала доходить неприятная истина: на этот раз от него ничего не хотят. Не те приемы, не тот подход. Ему не пытаются преподать урок – его убирают.
Неожиданно включилось то самое чувство опасности и подсказало: слева в затылок летит нога. Марк извернулся мокрицей, попробовал перекатиться на четвереньки – надо подняться, он не борец, в партере ему настанет…
Тусовщики вокруг разразились воплями недоверчивого изумления, а чуть погодя – неуверенными аплодисментами. Марк неуверенно помотал головой, будто заложенной ватой после последнего удара. Он сделал что-то настолько блестящее?
Странно, что ему не мешают. Кое-как, помогая себе руками, Марк поднялся с колен и, наконец, шатаясь, встал на ноги.
Он увидел Инту. У ее ног валялась сумочка. А вместо нее Инта держала в руке… Да чтоб его! Серьезно?!..
Тот тип, который его порезал, лежал тут же, в паре шагов. Марк с удовольствием отметил, что из уха у него вытекает тонкая струйка крови.
«А куда подевался первый, которого ты достал хаем?» – спросило то самое чувство опасности и само же ответило: Марк резко повернулся на месте (содержимое головы заколыхалось), левой перехватил летящую на него руку, продолжая ее же движение, протянул назад и одновременно ударил основанием ладони правой в подбородок снизу. Единственный – реально единственный – прием мастера Хуана, который получался у него более-менее прилично. Короночка, можно сказать.
Левая рука с ножом взлетела в воздух, но движение получилось нечетким: человек уже заваливался на спину, потеряв равновесие. На кулак обрушилось черное продолговатое древко, и нож со звяканьем выпал, а Инта еще добавила каблуком по коленной чашечке сбоку, и ноги у нападавшего окончательно подкосились. Марк без сожаления отметил, что не видит иных возможностей, и пару раз от души двинул лежащему ботинком по голове, чтобы окончательно его угомонить. Тяжело дыша, распрямился и огляделся.
К ним начали подтягиваться люди – гомонящие, возбужденные, веселые. Кто-то норовил похлопать по плечу, кто-то сочувственно тыкал пальцем в длинную косую рану, протянувшуюся от груди к боку, кто-то совал в руку стакан со спиртным. На последнее предложение Марк с радостью согласился. Он настойчиво искал взгляд Инты и, перехватив его, слабо улыбнулся.
Девчонка крутанула нунчаку, одним красивым движением сложив рукояти вместе и прижав к боку.
– Отстойно ты дерешься, господин Марк, – заметила она.
Марк кивнул.
– Это точно. С другой стороны – а и зачем мне, когда ты рядом?
Он почти хотел еще разок увидеть, как она заливается краской, но Инта лишь покачала головой, поднимая с земли сумочку.
– Они тебя убить хотели. Это уже не шуточки.
Тонкие ноги девчонки под футболкой-наволочкой были облачены в блестящие серебристые скинни. Марк чуть не вздохнул, но тут же вспомнил:
– Инта, какого вероисповедания был твой дед?
Брови девушки поползли вверх, она рассеянно оглянулась. Народ вокруг уже переключился на свои дела – видимо, лежащие на земле люди в этом районе не волновали никого и никогда.
– Ты ранен. – Она мотнула головой на Марка, и тот, опустив взгляд, был вынужден согласиться: ранен, и еще как. – Тебе в больницу нужно. Я вызываю кар. И давай хоть отойдем от этих уродов.
От вида собственной крови – на дорогущей, блин, рубашке – Марку слегка подурнело, но отступать он не намеревался:
– Вызывай что хочешь, только ответь мне. Он был религиозным?
Инта уже махала рукой, приманивая один из постоянно дежуривших на Думсдей каров.
– Шутишь? – фыркнула она, не поворачивая головы. – «Религиозный»… У него было достаточно денег, чтобы такой фигней не страдать.
Кар подрулил к ним, и девчонка прытко распахнула перед Марком дверцу и принялась целеустремленно заталкивать его внутрь, точно чрезмерно поднявшееся тесто в кастрюлю. Тесто-Марк сопротивления не оказал, и в награду Инта, сунув ему какую-то тряпку, чтобы зажал рану, и устроившись на сиденье впереди, одарила его дополнительной крохой информации:
– Хотя когда-то ему вроде неглектики нравились. Он говорил. Ну, это те, которые…
– Знаю их, – перебил Марк, борясь с вялостью: почему-то с гипотетической религией Старкова он связывал какие-то смутные надежды, а теперь… Да, впрочем, все пустое, так и так. – Но ты точно знаешь, что он к ним не примкнул?
– Точно, – хмыкнула Инта. – Они же блаженные. Дед копнул, и оказалось, что они даже наследства не признают. Ни оставить его никому не можешь, ни сам принять. Типа, сам заработал – пожалуйста, а блага, к которым ты не готов, тебе только во вред. Ну и на хрена такая вера? Всю жизнь добро наживаешь, а потом что – целителям Илии, что ли, отписать?
Сперва эти соображения не запустили у Марка в голове никакой нервной активности. Но минуту спустя он поймал себя на том, что прислушивается к некому ширканью в собственных мыслях – слабому, повторяющемуся звуку, как от царапины на виниловом диске. Некий дефект. Шероховатость. Ошибка. Ему вдруг стало холодно: потеря крови – дело такое.
В больнице их ни о чем не спросили – колотые и резаные раны в мире Марка отнюдь не были редкостью – но и прождать заставили с полчаса. Тряпка, прижатая к телу (брр, чья-то вязаная майка?), набухала. Марка это почти не тревожило – он постепенно, методично ставил все в голове на место. Последние детали обретали ясность и четкость – как и будущее, которое им уготовано.
– Инта. – Что-то в его голосе заставило девчонку, сидящую на соседнем пластиковом кресле, тревожно повернуть к нему голову. – Нужно, чтобы ты позвонила отцу.
– Это еще зачем? – мигом ощетинилась она.
– Я прошу тебя. Звони прямо сейчас. Назови какое-нибудь место рядом, куда ты сможешь быстро добраться, и после звонка сразу езжай туда. Пусть он тебя заберет. Скажи ему… – Марк на миг прикрыл глаза: голова начинала кружиться. – Скажи, что ты в опасности. Что тебя могут хотеть убить… за дедово наследство. И скажи, что я так сказал.
– Марк, что за хрень…
Марк поднял ладонь, не давая ей договорить:
– Если отец не успеет – если с ним самим что-то случится, если ты почувствуешь, что что-то не так – езжай к мастеру Хуану Цзинь Йе. – Марк продиктовал адрес по памяти. – Он никогда не выходит из дома. У него ты будешь в безопасности.
– Да какого…
– Самро? – Перед ним стоял паренек в халате, слишком молодой для врача – наверное, интерн. – Проходите в третью.
Марк не без труда поднялся с сиденья, и раздраженная, взъерошенная Инта дернула его за рукав:
– Э, слышь! Какого черта, говорю?! Что вообще происходит?
– Они почти наверняка придут сюда, – объяснил Марк, сам замечая, что речь стала слегка невнятной. – Я не уверен, какие у них планы на тебя, но меня они захотят убрать наверняка. Тебя – почти наверняка, если попадешься под руку.
Инта выглядела растерянной – и обиженной, как девочка, которой взрослые ничего не объясняют, но не напуганной, вот уж нет, – и большеглазой, и красивой. Марк хотел бы как-то ее ободрить, но споткнулся на ровном месте, и парнишке-интерну пришлось его поддерживать – так они и уковыляли в смотровую. Уже сидя на столе, Марк успел выудить из просторного кармана кантри-куртки массивную трубку радиотелефона и набрать номер. Когда на вызов ответили, он продиктовал адрес больницы, а после этого отключился.
Майя стоит, прислонившись к крылу машины, и созерцает унылую картину чистого поля. Старые жилые районы, которые остаются без покрытия, никак не интегрируются в молл, поэтому последний окружен чем-то вроде полосы отчуждения. Здесь нет ничего – разве что несколько чахлых деревец, – и они с Давидом притормаживают, чтобы размять ноги, и сейчас Давид за группой березок как раз этим и занят.
Молл закрывает горизонт где-то в километре впереди. По железнодорожным рельсам, что идут вдоль шоссе, проносится поезд.
Майя может предположить, что останавливаться глупо. Но им, наверное, все же нужен какой-то план? Что, если на входе их ждут? Может, плюнуть и ехать к другому гейту?
На самом деле ей продолжает морочить голову ложное ощущение неуязвимости: что-то не получится – переиграем. Майя уже знает, что так думать нельзя, что каждым таким «переиграем» она рискует испортить все еще больше. Но все ж так поспокойнее.
По чисту полю вразнобой маршируют несколько ворон.
Одна из них застывает, точно громом пораженная, через несколько секунд крутит головой, засекает Майю и, тяжело хлопая крыльями, дует над желтой стерней к ней.
– Ну, привет, – говорит Майя, вытягивая руку.
Ворона приземляется ей на предплечье и аккуратно складывает крылья. С последних встреч ее координация заметно улучшилась.
– У меня там начались проблемы, – жалуется птица. – У тебя, как я понял, тоже.
– У гаражей – это ведь ты, да? Спасибо. Это было сильно.
– Обращайся.
– Бесполезно, но сильно.
Ворона Марк дерганым движением склоняет голову набок и сверкает одним глазом на Майю.
– Чой-то бесполезно-то?
– Мне все равно потом пришлось менять альтернативу, – отсутствующе сообщает Майя, глядя в сторону березок, за которыми уже давненько что-то освежается Давид. – Почти сразу же.
– Менять альтернативу?
Она поворачивает голову, легонько подбрасывает ворону Марка в воздух, и та, недовольно кряхтя, перелетает с ее руки на крышу машины.
– Я научилась перебираться из альтернативы в альтернативу, – говорит Майя без выражения. – Перемещать сознание, я так это понимаю, потому что тело… – Она снова поднимает левую руку перед вороной Марком, демонстрируя отсутствие трех пальцев – от мизинца до среднего. – Тело приходится занимать то, что есть. У вас так могут?
Сейчас Марк воплощает собой каменное изваяние в форме вороны. Проходит не меньше десяти секунд, прежде чем он откашливается (?) и хрипло признает:
– Нет. У нас так не могут. Насколько я знаю. Но я бы все-таки сказал не «сознание», а «внимание».