Чтобы к ней не лезли больше с вопросами, она вставила крошечные наушники и включила музыку. Тихо и печально запела Эмми Ли.
В кабинет вошла преподаватель алгебры, Эльза Михайловна, с их классной Тамарой Ивановной. Обе встревоженные, заплаканными лицами. За ними, тяжело ступая, зашел мужчина в полицейской форме. Класс мгновенно притих. Лерка медленно вытащила пуговки наушника.
Тамара Ивановна на неё кивнула.
– Вот это она, Ушакова Валерия.
– Нифига себе, – присвистнул Истомин, – тебя уже с полицией из школы выводят.
– Заткнись, – Лерка шикнула на него, привстала: – Я Ушакова. Че надо?
Тамара Ивановна всхлипнула:
– Тебе, Лерочка с нами пройти придётся, товарищ капитан хочет переговорить с тобой.
– Нафига? – ощетинилась девушка. – Я ничего не делала. Никуда не пойду. Права не имеете.
Капитан бросил на неё холодный взгляд:
– Вы знакомы с Дарьей Синицыной и Софьей Афанасьевой? – проговорил. Голос у него, хриплый, усталый и ничего не выражающий, заставил сжаться что-то внутри.
– Естественно, они мои подруги.
– Вот и ответите мне на несколько вопросов в связи с их гибелью, – и, не говоря больше ни слова, он направился к выходу. Лерку будто молния ударила. Дышать не получалось. Думать не получалось. Чувствовать не получалось.
– Что? – выдавила она в тишину, ставшей тугой и липкой.
Тамара Ивановна приобняла ее за плечи:
– Пойдем, Лерочка, к товарищу капитану нужна твоя помощь. Пойдём, – она потянула ее к выходу из класса.
***
Капитан Соловей ничего особо не хотел. Надо опросить, значит, опросит. Для него ничего странного это дело не представляло: две малолетки поссорились, подрались. Одна пришибла другую, потом и себя порешила из страха поимки и наказания. Но в прокуратуре же свои соображения, опыт и чутье подкрепить чем-то надо. Вот он и пришел подкреплять.
Родители малолеток не в себе сейчас, оно и понятно. Соседи ничего толкового сказать не могут. А ему дело закрывать надо.
– Присаживайся, – буркнул он, показывая на стул напротив. Ему выделили свободный кабинет. Школьная доска, магнитные карты вызывали у него уныние. Классная 10 «Б» в традиционной кофточке и убранными в пучок волосами его углубляла. Девчонка – тощее создание с копной рыжих волос и светло-серыми распахнутыми от ужаса глазами, села на краешек стула, сложила руки на коленях.
– Меня зовут Антон Степанович Соловей, – представился полицейский. – Необходимо опросить тебя по факту гибели Софьи Афанасьевой и Дарьи Синицыной. В соответствии с требованиями законодательства, при нашем разговоре будет присутствовать твой педагог, Татьяна Ивановна Сущеева. Тебе всё ясно?
Лерка кивнула.
– В каких отношениях были Синицина и Афанасьева?
– В нормальных. Мы дружим.
– Между ними часто случались конфликты?
Лерка опешила, к горлу подкатил комок. Кажется, до неё только сейчас, когда следователь заговорил о них в прошедшем времени, стало доходить: ни Соньки, ни Дашки больше нет. Им нельзя будет позвонить в три ночи и рассказать, что не спится. Нельзя вместе смотреть новый фильм 18+. Лопать мороженное из одной тарелки. Дашка при этом никогда не будет таращить глаза и напоминать об ангине. Лерка ссутулилась спрятала лицо на груди. Шмыгнула носом. В горле першило, а из глаз горячими струйками текли слёзы.
Следователь по-своему расценил молчание, заговорил вкрадчиво:
– Девушка, поймите, не стоит выгораживать подругу. Никому лучше Вы уже не сделаете. Мы ведь и так всё знаем.
– Что? Что вы знаете? – воскликнула Лерка, чувствуя, как слезы сами собой высохли, а тоска и отчаяние сменились злостью. – Что вообще происходит?
– Я не могу разглашать, – начал Соловей, по-воробьиному нахохлившись.
– Я тогда ничего говорить не буду.
– Значит, мне придется выдать вам повестку и оформить принудительный привод, – в его голосе чувствовалась досада.
Но тут уже встрепенулась Тамара Ивановна:
– Не давите на ребенка! Она вправе знать что произошло. И они не враждовали никогда, Соня с Дашей, – поджала она губы. – Даша вообще тихоня – музыкой занималась, добрая, отзывчивая девочка.
– Добрая и отзывчивая, а башку подруге проломила, – выпалил полицейский и тут же осекся, побледнел.
Тамара Ивановна подскочила со своего места:
– Да как же можно! Я жаловаться буду!
Лера не следила за их перепалкой. Слова, в сердцах брошенные капитаном, врезались в мозг.
– Как, как «проломила»?
Следователь нахмурился:
– Вчера вечером, между шестью и восемью часами, в результате предполагаемого конфликта между несовершеннолетними Афанасьевой и Синицыной Афанасьева получила черепно-мозговую травму тяжелым тупым предметом в районе правого виска. От полученных травм скончалась на месте. Синицына в состоянии аффекта нанесла себе колото-резаную рану в район гортани. От полученных травм скончалась до приезда «скорой».
– Этого не может быть, – прошептала Лерка.
Соловей сурово посмотрел на неё:
– Может. Еще и не такое может. Это всё на глазах матери Афанасьевой Сони произошло. Так что…
Лерка притихла. Если Сонькина мама видела…
– Они никогда не ссорились. Мы с первого класса дружим. Соня с Дашкой всю жизнь за одной партой. Все общее, всё делили.
– А конфликты на личной почве?
Лерка не поняла, уставилась на капитана светло серыми глазами.
– Ну, мальчика могли не поделить? – пояснил следователь.
Лерка отрицательно тряхнула головой:
– Нет. Дашка с шестого класса в Истомина Пашу влюблена. Ни на кого больше не смотрела.
– А Соня?
– Соня его терпеть не могла. Он, – она пыталась подобрать слова, – гад и сволочь.
Тамара Ивановна шикнула на неё.
– Поясните, – строго приказал Соловей.
– Понимаете, у него блокнотик есть. В него свои победы записывает: в первом раунде, во втором и в третьем.
– Это как?
– В первом, значит, в кино с ним сходила. Или в кафе. Или на речку купаться. Во втором – если поцеловалась. Ну, с третьим здесь всё и так ясно.
– И что, Даша была в списке его побед? Да нет насколько я знаю, – пожала плечами Лерка.
– А мог ли конфликт разгореться на почве неприязненных отношений Афанасьевой к Истомину, которому как я понимаю, Синицына испытывала симпатию?
Лерка почувствовала холод и острое желание выйти на свежий воздух. Видимо, она побледнела: следователь предложил ей выпить воды, а Тамара Ивановна потребовала прекратить допрос.
– Это не допрос, это опрос свидетеля в рамках процедуры дознания, – сурово поправил Соловей, но Лерку отпустил. – Послезавтра жду вас в отделении. Протокол подпишите.
Девушка кивнула и торопливо вышла в коридор.
Глава 10. На моем месте должна быть ты!
«Даха убила Соньку», – пульсировало в висках, обручем стягивая голову. Руки неистово дрожали, тело било судорагой, дыхание срывалось на нездоровый свист. Она бежала к выходу из здания, пока под рёбрами не закололо.
Тогда она стала медленно, обнимая холодные школьные стены, двигаться вперёд. Наскоро нацепив куртку, путаясь в рукавах, она вышла на улицу, чтобы ни с кем не встречаться, не разговаривать, не пояснять и не удовлетворять ничьего любопытства.
«Дашка убила Соньку».
«Их больше нет».
Перед глазами стояли четыре одиноких черных обелиска: семья Селиверстовых. Бледные, искривлённые болью губы Татьяны, навсегда покрытое серым пеплом лицо. Беззвучные крики. Они теперь там, с ними. Они такие же. Они также могут теперь только докричаться. Если смогут. Если найдут дорогу.
Уже дойдя до метро, она сообразила, что портфель оставила в классе. А в нём кошелёк с деньгами и мобильный. Пересчитав мелочь в кармане, она поняла, что придется возвращаться. Домой не попасть. Дойдя до пустынного в этот час парка Дружбы, она замедлила шаг. Здесь город будто отступал, скромно поджидая у калитки, пока ты не выйдешь из-за деревьев, чтобы обрушиться на тебя промозглым ветром, шумом тормозов и гудками торопливых авто.
Присев на припорошенную мокрым снегом скамейку, Лерка замерла. Прохожие за оградой парка спешили по своим ежедневным делам, прятали хмурые лица в воротники, равнодушно косились на беспризорную школьницу. Пятилетний мальчуган испуганно показывал на нее пальцем, тянул за полу длинного пальто мать. Женщина обернулась, посмотрела внимательно, что-то тихо пояснила сыну.
Лерка отвернулась, уткнула нос в плечо. По щеке покатилась холодная капля: оказывается, она плакала.
– Тебе плохо? – любопытный мальчуган дотронулся до сцепленных замком пальцев. У него были серые рукавицы, в колких иголках льдинок на ворсе. – Тебе помочь? У меня мама хорошая, она всех-всех любит. Хочешь, она и тебя полюбит.
Она покачала головой:
– Нет, не надо.
– Илья, – позвала мальчугана женщина в пальто, укладывая в пакет только что купленную выпечку. – Не приставай.
Мальчишка торопливо сжал Леркину руку и бросился к матери.
А Лерка осталась сидеть.
И сидела до тех пор, пока ноги не перестали чувствовать мороз.
Тогда она медленно встала. Чувствуя боль в ногах, озябших пальцах, двинулась в сторону школы.
Уже подходя к бело-серому зданию, поняла, что творится нечто невообразимое: двор школы заполнен детьми, подростками, взволнованными учителями. По периметру, вокруг забора, примостилась шесть или семь микроавтобусов с яркими лейблами местных и федеральных телеканалов, низенький УАЗик следственного комитета. Лерка поморщилась: сейчас по школе поползут сплетни, домыслы бесконечные обсуждения. Дашку Синицыну не очень любили. За педантизм, бескомпромиссность. Она никогда не давала списывать и сама не просила. Всё делала сама. Кроме нее и Соньки у неё не было друзей. Так что шипение в спину и пересуды – безусловная перспектива на ближайшие несколько недель.
Заступиться за подруг, прекратить сплетни и злословие кроме нее больше некому.
И она приготовилась заступаться.
– Вы – Валерия Ушакова? – неожиданно дорогу ей преградила немолодая брюнетка с каре, лиловый шарф плотно прилегал к шее, темное, чуть мешковатое, пальто, неловко сидело на незнакомке. Встретившись с ней взглядом, Лерка автоматически кивнула.