Мелкая взвесь, вырвавшаяся из-под колес соседних машин, на мгновение кристаллизовалась, сформировав парящую над асфальтом вытянутую фигуру. Совсем рядом, в метре от Лерке. Настолько рядом, что она могла видеть даже тёмные провалы глазниц и открытый в голодном зевке рот.
Видимо, она закричала: мать резко затормозила, сзади тоже послышался визг, испуганные пешеходы отскочили от тротуара:
– Ты с ума рехнулась?! – мать вцепилась в Леркино плечо. Увидев испуганное лицо дочери, она заплакала: – Что, что ты там увидела?
А Лерка увидела того, о ком говорила Даша. Того, кто пришёл за ней, ненароком захватив случайных свидетелей. Того, о ком пыталась предупредить Татьяна.
Того, кто следует за Леркой.
Глава 12. Я не сумасшедшая!
Вечером Леркина мать зашла к дочери в комнату. Та устроилась на кушетке у окна, плотно укутав ноги в серый колючий плед, и, засунув в уши капельки наушника, делала вид, что читает книгу. Делала вид, потому что глаза у неё были закрыты, книга сиротливо пристроилась на коленях.
Светлана Павловна вздохнула.
– Лер, я, верно, палку перегнула в машине, – начала она, подходя ближе. Легкий писк в комнате и удушливые биты подсказали, что дочь её не слышит. Она дотронулась до её колена: – Лер, послушай меня…
Девушка нехотя потянула за провода, наушники выпали на грудь. Уставилась на мать настороженно.
– Лер, я понимаю, что тебе сейчас нелегко. Просто, это так неожиданно, – она растерянно огляделась, присела на край кушетки. – Тамара Ивановна позвонила, и я… Запаниковала.
– Я тоже, – отозвалась Лерка. – Запаниковала.
Лерка облизала губы, словно решаясь на что-то, отвернула к окну: Москва медленно загоралась ночными огнями, отражалась в сверкающих лужах, рассыпалась фейерверками иллюминаций, продолжая праздник жизни.
– Мам, отчего ты мне не веришь? – когда Лера снова посмотрела на мать, в её взгляде исчезли последние крохи неуверенности.
Светлана Павловна опешила:
– В каком смысле?
– В смысле того, что я вижу. Тех, кого я вижу.
Мать, подцепив сброшенные дочерью сомнения, как вирус, подняла брови:
– Потому что тех, кого ты видишь, не существует.
– Откуда ты знаешь?
– Этого не надо знать или не знать. Этого просто нет, – Светлана Павловна попыталась рассмеяться. Вышло ненатурально.
Лерка плотно сжала губы:
– Знаешь, несколько веков назад люди так же говорили, что Земля плоская, и Солнце вертится вокруг неё. Всех, кто считал иначе, приводя сотни доказательств, называли еретиками. И даже сожгли Джордано Бруно на костре.
– К чему ты мне это все говоришь? – нахмурилась Светлана.
– К тому, что за сотни лет ничего не изменилось: то, что не видит большинство называется ересью, лженаукой или больным воображением. Я видела Дашку Синицыну сегодня в школе, вот так же отчетливо как тебя сейчас! И мне это не показалось. И никогда не казалось: ни в десять, ни в двенадцать лет, ни тогда, когда умерший два года назад Гашин дед рассказал, куда спрятал клад. Они приходят ко мне.
Леркина мать, широко распахнув глаза, уставилась на дочь. И Лерка поняла: проблема не в том, что мать не верит, а в том, что она не хочет верить.
Девушка устало прикрыла веки. Потянулась за капельками наушников.
– Гаша, кстати, завтра приезжает, – голос матери, натянуто-радостный.
– Зачем?
– Азалия попросила: они с Максиком на реабилитацию едут в Новосибирск, – улыбнулась мама. – Да, я и сама рада: не хочу, чтобы ты целый день дома одна была. Встретишь её? Что-то около половины второго, Казанский вокзал.
Лерка кивнула: Агафья – это хорошо. Хоть один человек в доме не будет смотреть на неё, как на сумасшедшую.
– Зачем?
– Азалия попросила: они с Максиком на реабилитацию едут в Новосибирск, – улыбнулась мама. – Да, я и сама рада: не хочу, чтобы ты целый день дома одна была. Встретишь ее? Что-то около половины второго, Казанский вокзал.
Лерка кивнула: Агафья – это хорошо. Хоть не будет смотреть на нее, как на сумасшедшую.
***
Это случилось минувшим летом. После очередной серии сеансов у Ивана Саввича, Лерке был рекомендован морской воздух, смена обстановки и приятные эмоции. Светлана Павловна вспомнила о своей троюродной сестре Азалии, проживавшей в Анапе.
У Азалии двое собственных детей – Гаша, примерно Леркиного возраста яркая и уверенная в себе красавица, и Максим, десятилетний отпрыск, болезненный на вид и на характер. Кроме Лерки к ней еще была отправлена родственница по линии мужа из Питера, Рита. Азалия поселила детей в летнем домике с удобствами во дворе, а основной дом активно сдавала отдыхающим – зарабатывала деньги.
Максику на лечение. У того, как выяснилось, сформировался тяжелый порок сердца. Требовалась не только операция, но и длительная реабилитация. Денег на которую у растившей в одиночку детей Азалии не было.
Лерка старалась держаться в стороне от Гашиных забав и ухажеров с их примитивными ухаживаниями и подкатами к «московской штучке», так что скоро она им надоела и могла наслаждаться теплым морем, мягким песчаным пляжем и незатейливыми развлечениями курортного городка.
Пока не случилась над их домом непогода. В ночь с одиннадцатое на двенадцатое июля разразилась страшная гроза. Белые молнии мелькали в чернильно-синей мгле, корчась в предсмертных судорогах, взрываясь утробным ревом, от которого содрогались внутренности.
Лерка не спала. Лежа на спине и закрыв глаза, она прислушивалась к тому, как громовые раскаты отдаются в груди. Соседняя кровать скрипнула, а следующее мгновение к ней под одеяло забралось костлявое тело Ритки и пристроилось ледяными ступнями к Леркиным ногам:
– Лер, можно к тебе, – прошептала родственница, перетягивая на себя тощее байковое одеяло.
– Ритка, блин, хоть ноги свои холодные не прислоняй! – в сердцах пробормотала девушка.
Рядом, через проход, организованный двумя допотопными тумбочками, вздыхала Гаша. Её шестилетний брат Максим перебрался к ней пятью минутами раньше и теперь лежал, широко раскрыв глаза, тревожно всматриваясь в полыхающую синевой темноту.
Вспышки молнии освещали фигуру, словно сотканную из лунного сияния. Лера присмотрелась: высокий старик в светлой, застёгнутой на все пуговицы рубашке. Он делал руки «козырьком», приглядываясь к встревоженным детям, иногда поправлял узкий ворот, словно тот ему мешал.
Лера закрыла глаза.
Под звуки удаляющейся грозы, услышала: кто-то прошёл около её кровати – она почувствовала холодок, прокравшийся тонкой струйкой по позвоночнику, и готова была поклясться, что этот «кто-то» склонился над ней – холодное дыхание слегка коснулось щеки.
Её это не касается.
Она на отдыхе.
В летней кухне тихо тренькнула посуда, скрипнула под кем-то невидимым в темноте табуретка. Хлопнула входная дверь, и, наконец, всё стихло. Кроме дождя. Он еще долго уныло барабанил по крыше, успокаивая в конец разыгравшееся воображение.
Лера, протяжно выдохнула, и, кажется, только задремала, как почувствовала, что через неё перешагивают – это проснулась Ритка, поплелась умываться и заваривать чай.
В кухне весело зашумел чайник. Разговаривать с соседями по комнате не хотелось.
Лерка укрылась с головой одеялом, демонстративно отвернувшись к стене.
Гаша и Максим шептались рядом. Сквозь зыбкий сон до девушки доносились обрывки их встревоженных слов:
– Ты его видела, Гаш? – душным шёпотом спрашивал Максик.
– Кого? – голос Гаши, как обычно, суровый и неприветливый.
– Дедушку.
Та фыркнула:
– Какого ещё дедушку! Макс, не выдумывай! Иди чистить зубы и гулять.
Скрипнула кровать. Максик сопел, но не уходил, топтался рядом.
– Гаша, – тихо прошептал он, – я боюсь.
– ЧЕ-ГО?
– Я знаю, ты тоже его видела, – утвердительно прошептал мальчик. – Ты специально не говоришь мне. Но я вот думаю… А вдруг, он пришёл за мной?
Он ещё раз тревожно вздохнул и вышел из комнаты.
Сон как рукой сняло.
– А с чего это Максик глупостями голову морочит? – спросила у Гаши: та устроилась перед зеркалом, тщательно расчесывая длинные густые волосы, предмет неистовой зависти сверстниц. Покосившись на родственницу, она неприветливо буркнула: – Не твое дело. Вставай, сегодня твое очередь полы драить.
Лерка приподнялась на локтях:
– Дедушка давно умер?
– Года два назад.
Гаша, нацепив солнечные очки, вышла из комнаты, во дворе послышались ее распоряжения для младших: собрать разбросанные детали велосипеда, помыть посуду, сходить в магазин за хлебом и молоком.
Лерка стянула с себя пижаму, нырнула в длинный цветастый сарафан, удобный уже тем, что его не надо было ежедневно гладить. Схватила Гашкин гребень с тумбочки, несколько раз небрежно провела по рыжим космам, перехватила волосы в хвост. Не слишком аккуратно, но без разницы. Довольно прищёлкнула языком.
– Сначала – купаться, потом – мыть полы! Я на отдыхе! – скомандовала она сама себе, и, схватив широкополую соломенную шляпу, и нацепив солнечные очки, выплыла из домика.
Несмотря на ранний час, солнце парило нещадно. Ветер лениво шевелил кроны редких деревьев, в высоком небе неуверенно замерло одно-единственное облачко. Лужи, оставленные ночным ливнем, закипали на разгоряченном асфальте, оставляя в воздухе тоненькие вертикальные струйки. Оглушительно пах кипарис.
Лерка сорвала маленькую зелёную шишку, наивно мягкую и беззащитную, слегка смяла пальцами. Терпко запахло домом, соснами.
Она вздохнула и медленно побрела в сторону центра города: идти на море расхотелось.
Пройдя через старые, заросшие травой трамвайные пути, девушка миновала небольшой уютный сквер, с неказистым фонтаном и длинными деревянными скамейками, под тенью которых сейчас печально прятались голуби, и остановилась перед втиснувшимся между деревьями киоском с громким названием «Экскурсионное бюро».
За стеклом красовался сильно выгоревший плакат с изображением вида на развалины. Лерка пригляделась.