– У меня как-то больше вариантов нет. Но я математик. Я не медиум. Всякие потусторонности – по твоей скорее части.
– По моей… – неопределенно отозвалась девушка и уставилась себе под ноги. Мелкий снежок припорошил потемневший лед, искрясь на блеклом зимнем солнце. – Только я понятия не имею, что это может быть, понимаешь? Да, у меня какой-то дар… Или проклятие. Я вижу умерших. Слышу их. Иногда могу помочь их душам успокоиться. Но я ничего не знаю о том мире…
– Ну, так спроси. Ты же помогала этим призракам, пусть теперь и они тебе помогут.
В Леркиных глазах мелькнула надежда и тут же погасла:
– Я ничего сейчас не чувствую. Они сами меня находят.
Ромка многозначительно скривился, но промолчал. Лерка и так поняла, что дело ее – труба.
– Думаешь… Даша права была, и этот, с раззявленной пастью, за мной приходил? – тихо спросила она.
Парень нахмурился:
– Я даже не собираюсь об этом думать. И тебе, кстати, не советую, – он встал, отряхнул остатки стекольной пыли с джинсов. – Знаешь, я сторонник материализации идеи: думаю, именно я этот процесс и вижу во время сеансов. И старик Эйнштейн со мной бы согласился.
Лерка хмыкнула.
– Скептицизм твой понятен, но необоснован. Помнишь уравнение Эйнштейна – энергия равна массе, умноженной на квадрат скорости света? – Лерка неохотно кивнула. – Ну, вот. Она же прямо говорит об эквивалентности массы и энергии. Слопала ты бутерброд (это масса), получила заряд бодрости (это энергия). Зажгла спичку, и масса превратилась в чистую энергию.
– Ликбез проводишь? Я физику в школе не пропускала, – невесело усмехнулась Лерка, поднимаясь и направляясь в сторону метро.
– Да погоди ты! – Ромка примирительно дотронулся до её плеча. – Я что сказать хотел: идея ведь тоже энергия. Энцефалограмму головного мозга тебе никогда не делали? – девушка вспомнила разноцветные проводочки, тянувшиеся от шапочки на ее голове к белому прибору в лаборатории Ивана Саввича и кивнула. – Ну, так ведь аппарат фиксирует импульсы твоего головного мозга, его активность, иными словами – идеи.
– И сколько весит в граммах идея?
– Если идея кажется тебе абсурдной, значит, она не безнадежна, – Ромка выставил в облака указательный палец.
– Тоже Эйнштейн? – догадалась Лерка.
– Как видишь, я его большой поклонник, – он двинулся следом за девушкой. – Мы куда идем?
Лерка оглянулась на него через плечо, хмыкнула:
– «Мы»? Не имею понятия. А вот Я еду встречать родственницу на Казанский.
Ромка достал сотовый, глянул подсвеченные синим цифры:
– Я с тобой, – Лерка промолчала.
Ей было не до него. Хочет топать рядом – пусть. Ей без разницы.
Недавний знакомый бодро вышагивал следом, изредка поглядывая на спутницу. Чуть вздернутый нос, волосы темно-рыжие, цвета тертого кирпича. Из-за них кожа кажется совсем белой, тонкой и прозрачной, словно у русалки.
– Хватит пялиться, – неожиданно повернулась к нему девушка, заставив покраснеть. – Ты меня как нашёл вообще?
Чижов покосился на неё, в синих глазах сверкнуло сомнение: не рассказывать же про фантомную переписку и портрет на снегу?
– Ты мне мерещишься после нашей встречи, – нашёлся он.
Не рассказать всей правды, это ведь не то же самое, что обмануть.
Рыжие волосы подхватил январский ветер, змеями разметав по девичьим плечам. Серые глаза посмотрели недоверчиво.
– Нет, правда. Думал о тебе. А тут включаю телек – там ты, и на синеньком фоне внизу: "Валерия Ушакова, ученица 10Б класса, школа такая-то". Погуглил, выяснил, где такая находится. Дальше – дело техники и природного обаяния, – он старался не быть занудой.
От последней фразы у Лерки загорелись щеки, а губы приоткрылись, чтобы сказать колкость. Но в это время он взял её под локоть, пропуская вперёд в переходе.
Девушка бросила короткий взгляд на руку, уверенно держащую её локоть.
Ромка почувствовал, как сердце забилось чаще, а звуки городской суеты отступили. Вакуум. Только серые глаза, рыжие змеи волос и рука, которую она не оттолкнула.
– Расскажи, как ты видишь? – он не сразу расслышал вопрос. Скорее, догадался по губам, что его спрашивают. Уличный шум накрыл с головой.
Ромка натянул на брови шапку, поправил сумку на плече.
– Обыкновенно. Глазами. Смотрю перед собой, думаю, и будто пленка расстилается. А на ней – ответ написан.
– Вот прямо написан? Буквами?
Они подошли ко входу в метро.
Роман толкнул тяжелую стеклянную дверь, пропуская вперед спутницу и как бы невзначай дотрагивая до ее плеча.
– Не, скорее цифрами. Категориями. Истина-ложь.
Лерка остановилась у турникета:
– Реально, даже так? То есть ты и мне можешь сказать, правильно ли я поступила, что влезла в это дело и обнаружила себя?
Парень стал неожиданно серьёзным:
– Ты уверена, что хочешь знать ответ?
Глава 15. Кажется, Даха права
Пока они ехали в метро, Чижов неистово балагурил: увлеченно расписывал идею создания Теории всего – модели мироустройства, объединяющей принципы квантовой физики и классической механики, теорию большого взрыва в изложении Хоккинга, спор известного ученого с Торном. И еще о том, что, стоит ему об этом задуматься, ему снится одна и та же формула.
– А что, зачем и почем – не понятно, – он пожал плечами.
Лерка его внимательно слушала. Парни в ее окружении обычно пытались обратить на себя внимание дурацкими затеями, шумно гоготали, впечатляли успехами в компьютерных играх и травили одни и те же анекдоты. Еще никто не попробовал увлечь тем, что им самим интересно. Наверно, боялись показаться занудами. А Лерке так нравилось смотреть на огонек в Ромкиных синих глазах, смешную ямочку на правой щеке, которая появлялась, когда он вспоминал какое-то важное название (которое, к слову, Лерке вообще ни о чем не говорило).
Он заметил, что она его разглядывает и смутился: слова смешались в неопределенную кучу, мысль потеряла четкость.
– И часто у тебя такое? Когда смотришь на формулу, а она тебе не понятна? – девушка перевела разговор на безопасную почву.
Он почесал затылок и улыбнулся:
– Да не особо. Пару раз так всего было. И вот еще недавно: набрал электронный адрес наобум, ответила девушка. И вроде как знакомы мы с ней давно, по имени меня называла, про квинтовую физику шутила да про разведение склиссов…
– Склиссов? Это у Булычева, да? А квинтовая физика – что за зверь такой?
Чижов смутился:
– А фиг его знает. Нет такого раздела в физике сейчас. Но я предположил, что это связано с так называемой теорией всего или теорией струн. Квинты есть в музыке, это считается идеальным интервалом после октавы. И в музыке есть понятие «квинтовый круг» – спираль тональностей, расположенных по часовой стрелке по квинтам, – он отмахнулся, не дав себе уйти в подробности. – Так вот, я попросил у нее фотку, она прислала, – поезд покачивал их на длинном перегоне, а он смотрел на девушку и боялся продолжить.
– И что она? – Лерка прищурилась.
– Она прислала. Вырубило электричество в районе, с компа открыть не смог, а утром на снегу, увидел ее портрет…
Лера хихикнула:
– Ба, северный вариант рисунков на пшеничных полях. Круто! И что, красивая? – бросила она, готовясь к выходу из вагона.
– Угу, – пробормотал он, понимая, что момент упущен. Такое можно сказать, только глядя в глаза.
А Лерка уже выбежала на платформу и, торопливо поглядывая на часы, помчалась наверх.
Не оглядываясь на парня, она вышагивала по железнодорожной платформе, вдыхая магические ароматы путешествия: мазута, просроченных пирожков, чужого пота и встревоженного ожидания.
Она любила поезда.
Любила путешествия.
Даже плацкартные вагоны любила. С их суетой и пакетиками подкрашенного дешевого чая в стеклянных стаканах.
***
Скорый поезд Адлер-Москва прибывал на второй путь второй платформы. Вернее, уже прибыл.
Из жарко натопленного нутра вагонов протискивались пассажиры, с опаской поглядывая на смуглых носильщиков с золотыми зубами, призывно предлагающих свои услуги как носильщиков, таксистов или хозяев дешевого жилья.
Гашу она увидела издалека.
Нет, не по белой шапке с огромным помпоном, и не по розовой куртке с блесками, которые в Москве никогда не носили. По широко распахнутым глазам с аккуратно накрашенными ресницами.
Да, вот какая москвичка даже в шестнадцать лет будет краситься в поезде, отказываясь от лишнего получаса отдыха? Правильно – никакая.
Лерка плотнее закуталась в шарф, спрятав нижнюю часть лица в бежевый снуд, нарочито не по-русски прокричала в ухо родственнице:
– Дэвушка, квартир нужэн?
Агафья еще больше вытаращила глаза, посмотрела с ужасом, одновременно прижимая к себе коричневый чемодан на колесиках:
– Нет, ничего мне не нужно!
– Эй, зачем девушка пристаешь, зачем квартир предлагаешь?! – к Лерке подскочил бородатый кавказец, воинственно выпятив вперед подбородок. – Это мой платформ, мой квартир предлагать надо! Иди вон!
«Ого! За конкурентку приняли!» – Лерка поняла, что перестаралась, открыла лицо и, как могла, успокоила обиженного мужчину, к которому – она заметила это краем глаза – уже торопились на помощь коллеги и родственники:
– Я на вашу платформу не претендую, это моя родственница и я ее встречаю, – она широко улыбнулась Гаше, схватила ее за локоть и прижала к себе. Из-за высокого пассажира с ребенком на плечах мелькнула голова отставшего Чижова.
Кавказец с сомнением посмотрел на Агафью, кивнул в Леркину сторону:
– Знаешь ее?
Та с готовностью кивнула.
Кавказец цокнул языком:
– А зачем квартир предлагала? Ашот слышал! Вот этим самым ухом слышал! – он воинственно ткнул в правое ухо указательным пальцем.
– Пошутила она, – это уже Гаша пришла в себя и на помощь: вариант быть взятой в плен остроглазым и напористым Ашотом ее не устраивала. – Пойдем, а то тетя Света, наверно, заждалась в машине…
– Э, чего тут такое п