Эту фразу встретило гробовое молчание, только через закрытую дверь из телевизионных динамиков раздавался грохот бьющихся автомобилей. Ромка чувствовал, что сейчас можно сказать главное:
– Лера попала под машину сегодня днем. Она в искусственной коме, и я боюсь, что из нее никогда не выйти.
Пашка нахмурился:
– Ого. А что медики говорят?
– Дело не в медиках. Перед аварией я видел опять этого, зеркального. Он появился рядом с Лерой. В её капюшоне я нашел вот это, – он достал из кармана бумажную салфетку и развернул: на стол вывалилось несколько мелких осколков зеркала.
Агафья испуганно отпрянула, убрала руки со стола и зажала их между коленей, пытаясь унять дрожь. Парни как завороженные смотрели на поблескивающие в электрическом свете кристаллы.
– И чего ты предлагаешь? – Пашка снял очки, потер покрасневшую переносицу.
Ромка схватился за голову, с остервенением потер виски:
– Я впервые не вижу перед глазами решения, – прошептал он. – Думаю, этот, зеркальный, передвигается благодаря осколкам. Возможно, Лерины подруги открыли какой-то проход, и он зафиксировался в разбитом зеркале. Это существо убило Софью и Дашу, напало на Леру, оно опасно. А Лера сейчас в коме и… вдруг, ее душа уже во власти этого гада?
Он резко встал, посмотрел на ребят решительно:
– Я считаю, нужно закрыть проход. И уничтожить эту сволочь!
Санек потер руки:
– Грядет баттл. Я с вами, други!
– Погоди с баттлами, Санёк, – Пашка, как всегда, сомневался. – Как ты собираешься уничтожать зеркального духа? Ты даже не знаешь, что он: призрак, демон, сущность? Что на него воздействует? Святая вода? В какой концентрации? И потом, а если Лера уже у него, а ты, говоришь, захлопнешь дверь. Так она там и останется навечно, – он посмотрел на друзей. – Не, вы поймите, я не против помочь, но надо же иметь какой-то план. Хоть что-то знать.
– А что мы можем узнать, ребята? – это подала голос Гаша. – Никто из нас паранормальными способностями не обладает. К гадалкам и экстрасенсам идти? Где их найти, настоящих?
– Ром, ты-то что молчишь? – привстал Горыныч. – Ты же нас не просто побазарить позвал? Выкладывай свой план до конца.
Ромка вернулся на свое место, склонился к центру стола, чтобы его слова были лучше слышны:
– В той квартире, судя по всему, сейчас никто не живет…
– Оно и понятно, – отозвался Санек.
– … думаю, надо забраться в нее, собрать все осколки и сжечь нафиг…
Он оценивающе посмотрел на друзей.
– Что бы это за нечисть не была, там воняло сыростью и гнилью. Огня оно боится.
***
Четверо парней и девушка в розовой куртке неспешно шли мимо пустого дома. Заколоченные и вывороченные ставни смотрели им вслед печально, а в глубине темных коридоров мелькали сине-зеленые огни, словно отблески вечной битвы.
– Жуткое место, – вздохнула девушка. Ей не ответили. Парни сосредоточенно поглядывали по сторонам.
Парень в оранжевой куртке, обойдя припаркованный на тротуаре автомобиль, свернул к подъезду. Скрипнула дверь, пахнув на незваных гостей душным теплом, сыростью и ароматами ужина.
– Ромыч, надо проверить, нет ли соседей, – парень в очках с золотистой оправой приостановился у ниши с голубыми почтовыми ящиками. – Спалимся.
– Какой этаж?
– Второй, дверь налево, – отозвался тот, что в оранжевой куртке, которого назвали «Ромыч».
Рыжеволосый верзила тут же метнулся на второй этаж, перескакивая длинными нескладными ногами через три ступеньки. Вернулся через несколько минут:
– Тут двери, как в кладовке, все слышно. Вернее, ничего не слышно, все спят, – он подмигнул девушке в розовой куртке.
Все пятеро, стараясь не шуметь, двинулись наверх.
Узкая затоптанная лестничная клетка. Роман заметил на ней следы их сегодняшнего посещения: отпечатки протекторов ботинок на сером кафеле, мелкая стружка зеркал. Больше следов не было. Никто не приходил.
Осторожно отодвинул бумажку с синей печатью, которую они с Лерой второпях не приклеили на место, оглянулся на ребят:
– Ну, что, все готовы?
– Готовы, – прошептали все, доставая из карманов плотные белые пакеты для строительного мусора. Агафья шумно шмыгнула.
– Гаша, твоя задача – держать дверь приоткрытой. Не открытой настежь, чтобы не привлекать внимание соседей, а приоткрытой. Помнишь?
Та еще раз кивнула, сняла перчатки, положила в карман.
– Двинули, – скомандовал парень в оранжевой куртке и нажал рычаг двери.
Парни, следуя гуськом, ушли вглубь коридора. Гаша слышала, как шуршит битое стекло под их ботинками. Она встала на входе, вцепилась в ручку, надавила так, чтобы язычок был всегда внутри. Напряженно прислушалась.
Доносились приглушённые голоса парней. Горыныч тихо матюгнулся. Шелестели пакеты: Гаша понимала, это ребята собирают в них осколки. Собрать их все. Вплоть до мельчайшей пыли, застрявшей у плинтуса – вот их задача на сегодня. Потом они вынесут это к гаражам и сожгут.
– Придется мебель поднимать, – услышала она, – вся эта мелочь впилась в палас.
– Будем палас сжигать? – голос Пашки. С сомнением. Гаша хотела крикнуть, что так нельзя. Но кричать нельзя – она у входа.
– Кстати, это вариант, – Санёк, эпичный парень с фиолетовой шевелюрой.
– Да мы здесь шум поднимем. Прикиньте, мебель двигать в пол-одиннадцатого ночи, когда все спят. Да ещё и в квартире, которая должна быть пустой?! – возмутился Пашка громким шёпотом.
Гаша почувствовала лёгкое прикосновение к руке, которой удерживала дверь. Мельком взглянула и пискнула: черное туловище, огромные лохматые лапы – чёрный паук размером с кулак хищно шевеля жвалами, уставился на неё глазами-бусинками.
– Ма-ама! – коротко взвизгнула она, отдёрнув руку и отпрыгивая вглубь коридора. Раздался гулкий хлопок: дверь закрылась.
В надвинувшейся тишине, раздался голос Пашки:
– Это что было?
– Гаша?
Четверо ребят, оставив пакеты с собранным в них стеклом в спальне, бросились к выходу, но столкнулись только с тишиной.
– Где она?
– Драпанула, может? – разочарованно протянул Санёк.
Ромка озадаченно почесал затылок:
– А чёрт ее знает, – пробубнил.
Он подошел к двери, дернул рычажок, оглянулся на парней – в глазах замер испуг:
– Заперто.
Санька и Горыныч полезли проверять, дергали ручку, толкали плечом – всё бесполезно. Ромка прислушался: издалека отчетливо доносился женский визг, отчаянный и протяжный.
– Гаша! – догадка пронеслась в голове.
Нырнули в проход напротив входной двери, помчались на шум, уже не разбирая дороги, через большой зал с упирающимися в синеву потолков барельефами, через сумрачную серость массивной колоннады. Ромка понимал, что они уже ТАМ. Цеплялся сознанием за приметные повороты, углы, пыльные вычурные канделябры, запоминал дорогу обратно.
– Сюда! – крикнул Горыныч, юркнул в сторону и тут же растворился в темноте за колоннадой.
– Вернись! Не разделяться! – крикнул ему Чижов, но поздно, Сенька уже скрылся из вида.
Ромка обернулся к Пашке и Саньку:
– Нам нельзя разделяться, мы не найдем дорогу назад. Запоминайте все!
– Верняк, щас мапчик дровним, хоть это и не мой скилл, – он полез в карман, достал длинный замызганный чек из продуктового. – Пенсил имеется?
Пашка отрицательно покачал головой:
– Так запоминать будем. Давай чеком твоим пометим проход, через который Сенька прошел, вернёмся к нему, как Гашу найдем.
И он оторвал белый клочок и насадил его на стрелу мрачного амурчика.
Справа, совсем близко от них, раздался короткий визг. Донеслись звуки схватки. Все трое бросились в проявившийся в темноте проём.
– Центральный зал, переход направо напротив ребенка со стрелой, коридор из синего камня, – громко отметил Пашка на ходу, чтобы все запомнили.
Коридор, по которому они мчались, действительно, был выложен из одинаково квадратных плит, примерно, двадцать на двадцать сантиметров каждая. Ярко-синего цвета.
Впереди мелькнул отсвет и выход в другое помещение, из него-то и доносились звуки отчаянной битвы.
Ромка ускорился.
«На днях я сделал Усейна Болта, – пульсировало в висках. – Надо ещё чуть быстрее».
На таком расстоянии проявилась прозрачно-голубая плёнка, преграждавшая пусть внутрь и приглушавшая звуки. Перед ней стоял, выставив вперед широкие ладони, Ромкин дед, Василь Федорович, в любимой ещё при жизни красно-бордовой клетчатой рубашке и спортивных штанах с начесом.
– Стоять!!! – гаркнул он так, что с потолка посыпалась мелкая каменная крошка.
Ромка остолбенел. В последний раз он видел своего деда вот так же как сейчас, почти пять лет назад. В конце лета, перед отправкой внука домой тот брал с него обещание доклеить Ан-140, «антошку-коротышку» и все совал в руки старый потрепанный альбом. А он, Ромка, отнекивался.
«Рюкзак и так полный, не хочу всяким хламом забивать».
И самолетик так не доделал. Лерка пришла, сказала – обижается дед. И за тот фотоальбом обижается.
«Неужели она его вот так же видела?» – мелькнуло в голове. В спину ударились Санька Тихомиров и Пашка.
– Что за чел? – Санёк выглянул из-за плеча.
– Это мой дед, – прошептал Ромка.
Старик посмотрел на парней исподлобья:
– Куда прёте?! Не видите блазня? – он выставил вверх большой палей и показал за спину, туда, где поблескивала в темноте голубоватая пленка. Совсем такая, как в Ромкиных видениях.
– Что за блазень? – удивился Тихомиров и пргладил фиолетовые волосы: присутствие деда вызывало у него тревогу.
Пашка пожал плечами.
– Дед, – Чижов едва узнал собственный голос. – Это ты?
– А кому ж ещё? – дед сварливо оценил его одежду, задержался на волосах, потёртых джинсах. – Фу, волосья отрастил, как баба, одёжу будто у старьёвщика умыкнул.
– Дед, ты как здесь оказался? – Ромка не верил своим глазам. Родное ворчание. Словечки, знакомые с детства, недовольный прищур. Это ведь не может быть обманом? Миражом?