Огромный зал. Через узкие витражные окна проникал яркий холодный свет. Фрески с изображениями хтонических чудовищ, поверженных и порабощенных, нежная мозаика, древняя каменная кладка, щербатые колонны. Бесконечные ряды жестких неудобных скамеек, будто выросшие сталагмиты. Тяжелая дверь.
Зал был заполнен до отказа – одетые в бледно-серое люди осторожно и будто нехотя переговаривались между собой. Лера с любопытством свесилась через перила, прислушиваясь.
Внизу на темном валуне восседал старец в длинном балахоне из плотной, будто живой, чёрной материи: Лерка с ужасом заметила как в ней то и дело возникают неизвестные образы, возникают и тают рисунки, тонкие нити переплетаются клубками, вздыхая и бугрясь.
Старец подал сигнал, и зал замер в ожидании.
– Введите подсудимую, – тихо проговорил он, словно осеняя листва прошелестела. Ткань покрылась изображениями ртутных водопадов.
Леркино сердце пропустило удар.
Щелчок, стук и дверь, на которую то и дело поглядывали все присутствующие, распахнулась, впуская внутрь закованную в кандалы женщину в сопровождении огромных, в два человеческих роста, существ с жуткими, изуродованными оспинами, вытянутыми лицами и горящими глазами: на их костлявых серых телах были прозрачно-голубые, будто ледяные, доспехи.
Лерка почувствовала, что этот сон ей нравится все меньше.
Тем более что вошедшая женщина была никто иная, как Татьяна Селиверстова.
Не гляди ни на кого из присутствующих, она прошла мимо длинных рядов скамеек и встала на отведенное ей место перед старцем: Лера отчетлива видела ее профиль, прямой бесстрашный взгляд и плотно сжатые губы.
– Назови своё имя, – приказал старец.
– Татьяна. Урождённая Свиридова. Дочь Галины и Ивана. В замужестве Селивёрстова. Умерщвлена раньше срока, за что помещена в Список морий, – ее голос не дрогнул ни на одном слоге.
Старец переменил положение, по чёрной материи поплыли призрачные облака.
– Известно ли тебе, что за место сие?
Татьяна кивнула.
– Известно ли тебе положение Судебника Сварги о каре за нарушение границы миров? Прошу говорить чётко.
Татьяна старалась держаться ровно, хотя было видно, как кандалы оттягивали плечи, мешали двигаться и даже, кажется, дышать: женщина то и дело безвольно опускала руки, чтобы отдышаться.
– Известно, сударь, – её голос едва заметно дрогнул.
– И, ты, Татьяна, подтверждаешь, что нарушила границу осознанно?
– Подтверждаю, – прошептала та.
Старец методично барабанил костяшкой пальца по подлокотнику. Эхо подхватывало стук, разбрасывая между колоннами. Он чуть наклонился вперед, стараясь разглядеть подсудимую получше.
– Зачем же ты открыла Врата?
– На основании Судной грамоты, сударь, – гордо отозвалась она. – Деяния Камрада были признаны преступными в отношении меня и моих детей. Присутствующий здесь Волот лично препроводил меня к Вратам.
Эта фраза произвела эффект разорвавшейся бомбы: окрик старца не перекрыл шум голосов, многие из присутствующих повскакивали с мест, кроме одного, сидевшего в первом ряду.
Стражники грозно рыкнули, заставив вернуться на свои места.
Старец уточнил:
– Татьяна, говоришь ли ты о судебном акте, дающем тебе право на душегубца?
– Именно. Судебная грамота предъявлена Хранителю Волоту, присутствующему здесь. Я не понимаю, за что меня содержат среди Нерожденных морий в кандалах и унижении, причиняя страдания.
Тот человек, что сидел в первом ряду, встал. Он оказался молод, широкоплеч. Со своего возвышения Лерка видела, как притихли и невольно вжали головы в плечи присутствующие:
– Сударь, – свет узкого стрельчатого окна падал на него так, что Лерка могла его разглядеть: высокий лоб выдавал недюженный ум, плотно сжатые губы – решительность, граничащую с жестокостью. – Подсудимая, действительно, имела Судную грамоту. И я показал ей возможность исполнения Решения. Но она воспользовалась непрочно установленной защитой в новом жилище и водой. Она, фактически, взломала Врата, оставив такую брешь, через которую к живущим проникнет любой блазень или сам Абас. Уже имеются жертвы их нападений. Предстоит зачистка. И если Врата не удастся закрыть, то придется уничтожить. Редкий дар попадёт в Ахерон.
Как почудилось Лере, последнюю фразу юноша произнес с плохо скрываемым удовольствием. И, наслаждаясь произведенным эффектом, продолжил:
– Кроме того, подсудимая, в нарушение существующего запрета, совершила самосуд над душой своего убийцы и утопила её в реке Забвения, – он выдержал драматическую паузу, во время которой по залу пробежал возмущенный гул. Помолчав немного, юноша продолжил: – Считаю, подсудимую надлежит исключить из Списка перевоплощений, а сознание Врат перепоручить мориям.
Старец выпрямился, тёмная ткань покрылась серыми нитями, словно изображая сомнение и скованность:
– Волот, ты предлагаешь поместить девочку к Нерожденным? Облечь разложению ее душу?
– Скотина, – выплюнула Татьяна в лицо тому, кого называли Волот, и бросилась на него, но тяжелые кандалы не дали сделать ей и шагу. Она рухнула на каменные плиты. – Ты же это сам подстроил!
Старец склонил голову, кивнул в сторону распростертой на полу Татьяны:
– О чем говорит эта женщина? – в его голосе слышалось удивление.
– Она бредит, сударь,– юноша сверкнул глазами, презрительно изогнув губы.
Татьяна похрипела:
– Сволочь. Девочка тебе не достанется. У нее и кроме меня защитников хватает.
Лерка вздрогнула. До неё медленно стал доходить смысл слов, казавшихся абракадаброй всё это время. Пробитая защита, новое жилище, вода… девочка. Это же все про неё, про Лерку! Только – что это за Врата? Где они находятся? Единственное, на что могла подумать Лера – это разбитое подругами зеркало. Как могло оно быть Вратами – не ясно. Но другого варианта на ум не шло.
С материи растаял последний образ, оставив глухую тьму вместо себя.
Старец прошептал, и слова отчётливо раздались под каменными сводами:
– На счет девочки запланировано отдельное слушание. А что касается обвиняемой, – Лерка вся обратилась в слух, – учитывая факт явного превышение пределов возмездия, определенных Судебником Сварги, вероятно, господин Волот, придется удовлетворить ваше прошение и…
Он не договорил.
– Не-ет! – Лерка сама не поняла, как у неё это вырвалось это "нет". Но её услышали.
Татьяна, все ещё распростёртая на каменном полу, прикрыв рот рукой, смотрела на неё с удивлением и ужасом. Старец с любопытством вскинул голову, сотни белых лиц уставились на неё. Но она не могла отвести взгляд от того, кто звался Волотом. Он не был удивлён. Более того, его светло-голубые, почти прозрачные, глаза светились торжеством. Острая, как укол шпаги, догадка пронзила её: он видел её, он ЗНАЛ, что она здесь, на этом самом каменном балкончике. Он всё специально разыграл, спровоцировал.
Но… зачем?
Лерка заметила, как по его мимолетному приказу, от сгорбленной фигурки Татьяны отделилось два чудовища в ледяных доспехах, а в следующее мгновение их тяжелые шаги сотрясли основание лестницы.
По искривленным губам Татьяны, она прочитала: «Беги». Тяжело, словно с привязанными к каждой лодыжке гирями, сделала она первый шаг назад, вглубь коридора. Топот приближался, заставив выйти из паралича.
Она бросилась бежать.
Бежево-серые стены. Бесконечный коридор. Тонкий узор будто оживал, терновником цепляясь за ступни.
Топот ног за спиной. Крики и, кажется, приказы остановиться. Она мчалась вперед.
Кажется, коридор не был таким длинным. Кажется, она давно должна была оказаться дома.
И, она могла поклясться, в нём не было переходов и развилок и не было пугающих пустотой провалов.
«Гаша, двигай же!», и вымораживающий душу крик.
Это же Ромкин голос!
Пробегая мимо ближайшего коридора, на короткое мгновение она увидела оранжевое пятно, Гашину розовую куртку.
Сердце выпрыгивало из груди, страх путал мысли, легкие сдавило.
– Почему я не просыпаюсь?! – беззвучно кричала она.
Острая боль заставила мозг вспыхнуть. Лерка остановилась: указательный палец посинел и опух. Из крохотного разреза потекла кровь, стекая по пальцам и неряшливо капая на бледный больничный кафель. Не позволив очнуться и перевести дух боль укусила средний палец, за ним, ещё и ещё раз – безымянный. Руки онемели.
– Ну же, очнись! – едва донеслось до неё. – Сюда иди, ко мне, на голос!
И Лерка пошла. Потянулась за болью. Прямо вдоль окрашенных в розовый цвет стен, минуя пустынный пост дежурной сестры, в дальнюю палату. Там, прикованное тонкими прозрачными трубками к оборудованию, лежало её тело. А рядом с ним, исступленно разрезая ей пальцы, суетилась полная женщина в синем костюме медицинской сестры.
Свет за спиной моргнул, лампы одна за другой отключались с тихим щелчком. К Лерке подкрадывалась тьма, неся на своих плечах чудовище, состоящее из чего-то мелкого, блестящего и подвижного как ртуть. Пустые глазницы, искривленный в немом крике рот, кривой рог на нижней челюсти.
С шумом захлопнув перед ним дверь, она бросилась к своему телу, навстречу ослепляющей боли.
Глава 19. Ты – альтерат
Это словно вынырнуть из глубокого озера.
Тишину сорвало, будто толстое байковое одеяло. Мозг одновременно атаковали монотонный писк аппаратуры, больничные запахи – смесь крови и спирта, – чувство страха, удушье.
Боль накрыла волной, придавила к медицинской койке.
– А-а, – хрипела Лерка, понимая, что не может говорить: из гортани торчали кислородные трубки.
Через щели плотно задёрнутых жалюзи бил свет, глаза заслезились.
Неизвестная женщина ворковала вокруг, вытирая окровавленные пальцы. Её тёмные, цвета маслин, глаза смотрели настороженно, почти сурово.
– Ну, ну, потерпи, – говорила с явным южным акцентом. – Сейчас пройдет всё. Доктор посмотрит, укольчик сделаем. Это же хорошо, что ты меня слышишь… Ты же меня слышишь? Кивни, – Лерка сделала неуверенное движение. Незнакомке понравилось – она улыбнулась.