За её спиной мелькнул белоснежный халат – к ней подбежал дежурный врач.
Замеры давления, удаление трубок, осмотр швов, отключение одних датчиков, подключение других – Лерку вертели как куклу, заставляя отвечать, моргать, кивать, морщиться от боли и терпеть.
– Какой сегодня день? – прохрипела она, наконец.
Врач – пожилой дядька с усиками и насмешливой улыбкой – удовлетворенно переспросил:
– Сегодня-то? Сегодня уже двадцатое января.
Девушка округлила глаза.
– Двадцатое?! Не может быть…
Доктор неторопливо списывал показания приборов, отрывал и подклеивал в карту розовую ленту ЭКГ, иногда прищуривался, но при этом выглядел убедительно-довольным.
– Отчего ж не может быть? Очень даже может быть. Молодой, крепкий организм. Ну, стуктулась маленько, с кем не бывает? Верно я говорю, Рагда Алиевна?
Медсестра деловито кивнула.
Лерка попробовала пошевелить пальцами:
– Я упала?
– А ты сама что помнишь? – он присел на стул рядом с высокой койкой, из-за чего от него осталась видна только худощавая грудь в белом кителе и голова с коротко стриженными волосами и острым взглядом.
Девушка задумалась. Гаша в розовой куртке с вышитыми малиновыми бабочками и пайетками, оранжевый пуховик Романа, исполинская рука, тянувшаяся из покрытой ледяной коркой лужи, удар и мокрый синий капот.
– Меня сбила машина?! – удивилась она.
Доктор многозначительно изогнул брови:
– Мне опредёленно нравится, какие ты делаешь успехи… Если так пойдёт и дальше – утром переведём в отделение. Сейчас сестра принесёт тебе попить, а там, глядишь, и поужинаешь, – он посмотрел на часы, – надо не забыть предупредить на кухне, чтоб оставили. А сейчас спать. Сон – это самое лучшее лекарство, укольчик тебе сейчас скажу поставить, чтобы боль не беспокоила.
Он встал. Привычно дотронулся до её плеча, похлопал по-отечески.
– Маме можно позвонить?
– Даже нужно. Скажи ей, что завтра, как в палату тебя спустим, сможет прийти к тебе. И нежирный куриный бульончик пусть привезёт. Без соли-перца-фанатизма. Тебе полезно будет. Сейчас тебе принесут твои вещи.
Все та же темноволосая медсестра принесла ей белый полиэтиленовый пакет-майку, с завязанными между собой длинными ручками. Бросив в ногах, достала из него только сотовый, протянула Лере.
Движения ещё давались с трудом. Наверно, так чувствуют себя космонавты после возвращения с орбиты.
Девушка дотронулась до чёрного экрана в надежде, что аппарат оживёт. Но чуда не произошло: батарейка выдохлась в ноль. Лерка беспомощно опустила руку на одеяло, отвернулась.
Медсестра достала из кармана зарядник:
– На, подсоедини, – и вставила штекер в ближайшую розетку.
Мама ответила сразу, будто сидела около телефона и смотрела на экран.
– Лера!! – выкрикнула. – Мне доктор позвонил, сказал, что ты пришла в себя! Как ты себя чувствуешь? Но меня все равно до утра к тебе не пустят, пока в палату не переведут.
Голос, нарочито бодрый, безошибочно подсказал – мама плачет.
– Не плачь, мам, всё хорошо. Голова немного болит, – соврала Лерка. – Завтра в палату собираются переводить.
Светлана Павловна всхлипнула.
– Мам, ты завтра приходи, сможешь?
– Конечно! Что ты хочешь?
Лерка задумалась. Сейчас она, собственно ничего не хочет. Спать. Если только опять не провалится в тот коридор с ледяным чудовищем. Но сказать так маме – значит начнет беспокоиться.
– Доктор сказал, что мне бульон куриный можно будет без соли-перца и фанатизма…
– Поняла, – с готовностью отозвалась мама.
– … принеси шоколадку, – только проговорив это вслух, она поняла, что, действительно, до ломки в костях хочет шоколада. – Горький, прям совсем горький.
Она услышала, как у мамы отлегло от сердца. Да и самой Лерке будто бы стало легче.
***
В тишине подходил еще раз врач, медсестра, другая – не та, что с темными глазами, а молоденькая толстушка, заботливо подоткнула одеяло, укрыла ноги. Боль, подчиняясь действию лекарств, медленно заползала в дальний угол, только иногда скалясь и сверкая глазами. Лера благодарно улыбнулась, засыпая.
Темнота еще не приобрела плотности, сознание не совсем отключилось, словно находясь и в мире снов, и в мире яви одновременно, когда Лера почувствовала настойчивое прикосновение. Пальцы с силой сжали, заставляя очнуться.
Девушка открыла глаза: та самая темноволосая женщина. Настенные часы показывали два часа ночи.
– Поговорить надо, – прошептала та с сильным акцентом.
– Вы кто? – Лерка попробовала присесть, незнакомка приподняла ей кровать.
– Меня Рагда зовут. Тебя с июня здесь жду.
– Меня?!
– Тише, не разбуди никого…– Рагда оглянулась на дверь.
Лерка заговорила тише:
– А почему здесь?
Рагда придвинула к койке стул, присела на край, беспокойно посматривая через плечо.
– Меня предупредили, что ты здесь будешь, что помощь тебе нужна будет, – горячо шептала она.
Девушка испугалась:
– Да кто, кто говорил?!
Рагда поправила шапочку:
– Дед мой. Давно умер, пророком был. Неспящий. Сказал – спасти тебя, когда Демон тебя увидит.
Внутри у Лерки похолодело. Если бы она сейчас, всего несколько часов назад, не была в тех катакомбах, за ней не было бы погони ледяной стражи, и она не знала бы о кознях некоего Волота, она бы смело позвала врача. Пусть бы отправили эту сумасшедшую куда следует.
Но она была. Видела и знает. Её ноздри все ещё ловят странные, не знакомые запахи.
Поэтому она молчала, испуганно вглядываясь в изножье кровати.
– Не бойся, – вкрадчиво сказала Рагда. – Ты не сошла с ума. То, что ты видела там – правда. Как правда то, что мы с тобой сейчас говорим. И серые коридоры без конца и без края, лабиринты, забирающие души. И Судный зал. И навья стража. Всё правда.
Лера перевела на неё взгляд:
– Вы тоже там были? – спросила, заранее боясь ответа.
Женщина кивнула.
– Я такая же как ты… Нас много. И мы чувствуем друг друга. Поэтому я должна была тебя найти раньше, чем Демон.
Лера пыталась понять, серьезно ли говорит эта женщина с глазами-маслинами. Она все еще не верила.
Выходит, о том, что она попадет в аварию, было известно заранее.
– Кто он, демон?
Рагда пожала плечами, будто подбирая слова:
– У него много имен. Это Хранитель границ. Демон, не пускающий мёртвых к живым, и живых – к мёртвым. Вы зовёте его Волот.
– А мы? Кто мы? Вы сказали – нас много… – Лера сама не ожидала, что её голос сорвется на хрип.
В дальнем конце коридора послышался шорох. Рагда встала, подошла к двери, осторожно выглянула. Вздохнув, закрыла широкую больничную дверь плотнее. Только после этого вернулась на своей место, к притихшей в ожидани ответа девушке. Той казалось, что от ответа на вопрос зависит ее жизнь.
– Я знаю около десятка настоящих, которые могут ходить коридорами скорби, омывать руки в водах тёмного Ахерона. Самозванцев – вообще не счесть.
Девушка нахмурилась, ребра болели, в висках пульсировала кровь. Она ничего не поняла. Но душа просила прояснить то немногое, что ей стало известно.
– Там, в зале суда, – начала она, – я видела женщину-призрака, которой помогла несколько дней назад. Её приговорили отдать мориям… Это что означает?
Рагда содрогнулась, посмотрела испуганно:
– Мории – Нерожденные. Души, томящиеся в ожидании призыва. У них нет памяти, нет чувств и эмоций. Только голод. Нет более страшной кары.
– Эта женщина сказала, что Волот её подставил. Что ему нужна…я, – девушка беспомощно посмотрела на незнакомку. – Но зачем? Я не понимаю… Пять дней назад погибли мои подруги. Они гадали на зеркалах. Нашли два тела. Полиция считает, что одна из ревности или от обиды убила другую, а потом – себя, из страха. Я не верю этому. Дашка не могла такое сделать. Я видела её пятнадцатого, на следующий день после смерти. Она сказала, что не виновата. Что ему нужна была я. Вот так и сказала: «На моем месте должна быть ты». И я не понимаю, почему.
– Потому что ты – альтерат, иная то есть.
– Кто? – Лерке почудилось что-то знакомое в этом странном слове.
Настенные часы мерно тикали, отсчитывая секунды. Рагда посмотрела на них: большая стрелка приблизилась к полуночи.
– Есть такое слово на латыни – «altero» – иной. Ты видишь мёртвых. Ты открываешь Двери. Ты-иная. Ты-альтерат.
Глава 20. Провидица
21 января 2018 года, больница
Утром Рагда сменилась, и Лера, наконец, осталась одна. Пожилая медсестра сняла показатели с приборов, распечатала, молча подклеила в карту – Лерка усиленно прикидывалась спящей.
Подташнивало.
В капельницу ввели лекарство, и через мгновение на губах появился горьковатый привкус медикаментов. В голове помутилось, сон окутал плотной дремой.
Перед глазами цвели тёмные узоры, в которые то и дело вплетались образы Гаши, Ромки, лица незнакомых ребят. Один из них, высокий и рыжий детина, отделился и всё бежал: Лерка видела его встревоженный затылок, и лишь иногда, когда он оглядывался, – измождённое и испуганное лицо с жуткой сине-бурой ссадиной на подбородке. Лицо Ромки промелькнуло только раз. Будто компьютерная гифка. Белое пятно на тёмном, почти чёрном трепещущем фоне. Он смотрел куда-то ввысь, хватая перекошенным ртом воздух.
Вспоминая мелькнувшую тень его в катакомбах иномирья, девушка почувствовала беспокойство.
Но, с другой стороны, он ведь там никак не мог оказаться. И с ним, наверняка, всё в порядке. Это всего лишь сон.
Шум приближающихся шагов заставил вздрогнуть.
– Ну-ну-ну, не беспокойтесь так, наша красавица! – лечащий врач. Сейчас, при свете дня, Лерка, наконец, смогла рассмотреть надпись на бейджике: Игорь Иванович Толстой. За ним столпилось пять или шесть человек, преимущественно мужчин разного возраста в накрахмаленных медицинских халатах. – Мы вот с коллегами побеседовать с тобой хотим.
Лерка улыбнулась:
– Доброе утро, Игорь Иванович.