Словно в замедленной съемке Лера видела, как Абас бросился к ней. Видела, как крошатся под огромными лапами каменные плиты. Видела, как медленно и неумолимо приближаются его горящие пустотой глаза, покрытая прозрачными чешуйками кожа. Он отбросил в стороны Назара и Василия – те ударились о стену и скатились вниз, став такими же прозрачно-воздушными, как и тело Сони.
Словно парализованная, она видела, как Татьяна подорвалась Абасу наперерез, как споткнулась и угодила в гладкий шар чёрной субстанции, испуганно замерла, попробовала дернуться, вырваться, но уже утопала в жутком веществе.
– Лера! – крикнул Ромка совсем рядом, она не могла отвести взгляд от приближающегося лица демона.
Он схватил обеими руками брошенный Дашей меч – тёмный, с почерневшей от впитанного в него зла рукоятью – и ринулся вперёд. С неожиданной для него сноровкой, он присел на одно колено и, выставив вверх остриё, одним мощным усилием перерубил одну из передних лап чудовища. Оно вздрогнуло и кинулось на Чижова.
Тот обернулся на растерявшуюся Лерку:
– Сдурела? Вали отсюда! – она моргнула. – Бегом!!!
Её движение назад, к прозрачному пологу, за которым уже мелькали фигуры друзей, заставило Абаса забыть об осторожности и рвануть к ней.
Один прыжок. Их разделял один прыжок.
Лерка понимала, что это – конец.
Что завтра не наступит.
– Ты хочешь Врата?! – заорала она, разворачиваясь к демону. – Так на, получай!!!
Вырвав из рук Чижова меч, она замахнулась и, раскрутившись, запустила им в сердце разъяренного монстра, прямо в окутанную дымкой грудь.
Сталь с хрустом разорвала ткани, мягко, словно в масло, вошла в каменную плоть. Абас замер, с удивлением рассматривая вензель на рукояти, из-под которой на пол уже струилась красноватая жидкость.
– Валите ж отсюда, вашу ж… – кричал Ромкин дед, размахивая прозрачными, призрачными руками.
Чижов схватил Леру за рукав и, что есть сил, потянул к проходу.
– Слышала? Вперёд!!! – хрипел он. – Я здесь уже такого насмотрелся, что охотно верю деду.
Она оглянулась в тот момент, когда Ромка был уже почти на той стороне: серебристая пелена покрылась многочисленными трещинами, принимая его.
На границе происходит самое важное.
На границе нельзя бежать.
Треск и грохот обрушивающихся камней остановил её, почти шагнувшую за границу. Заставил оглянуться.
Грудь Абаса распахнулась, выпуская наружу кроваво-красный поток дымящейся, жгучей лавы.
Прозрачные фигуры деда Назара, Василия и едва пришедшей в себя Сони от нахлынувшего на них жара покрылись чёрной пеной, испаряясь.
От слепящего жара слезились глаза, перехватывало дыхание. Кожу опалило огнем.
Она – Врата.
Она не может бежать.
Она здесь, чтобы остановить это. Она действовала ва-банк. Не зная правил, действуя вслепую, она интуитивно складывала детали многогранной головоломки, ключа от которой у неё было. Но она уже могла догадаться, каков он, ключ.
Остановить огонь может вода.
Она представила холод. Почувствовала его в себе. Представила, как искрящаяся корка покроет чёрную лаву, укроет прозрачным саваном. А на нем расцветут узоры.
Как тогда, у лифта в доме Чижова. Тогда она испугалась.
Она прикрыла глаза, вспоминая, как тогда растекались из-под пальцев морозные узоры, выставила вперед раскрытую ладонь, ожидая принять смертельный жар, но кожи коснулась прохлада.
Абас исчез. От огненной реки поднимался обильный пар, она чернела, застывая и тут же испаряясь белым легким облаком.
Облаком, в котором, Лерка видела это совершенно отчетливо, замерла фигура. Широкие плечи, короткая стрижка и яркие глаза необыкновенной синевы.
– Волот, – сорвалось с губ.
Он смотрел на неё с тихой радостью, будто встретив давнюю знакомую.
Он опустился ближе. Теперь она могла рассмотреть его гладкую кожу, тронутые улыбкой губы.
– Я знаю тебя, – прошептали они.
Лера отшатнулась – по его лицу пробежала тень и тут же растаяла, сменившись пониманием.
– Не помнишь, – он не спрашивал, он констатировал факт. – Так и должно быть. Ты всегда живая, рождаешься снова и снова. И всякий раз забываешь меня. Я жду тебя каждый раз здесь, на краю Чертога. И каждый раз дожидаюсь
– Зачем?
– Чтобы жить.
– Мне сказали, что ты – враг, – Лерка не верила тому, что говорит, ловила себя на мысли, что с жадностью запоминает каждое его движение, тень улыбки, проблеск в синих глазах. – А потом оказалось, что это Абас. Он подговорил Дашу, она не виновата, её надо спасти. И я теперь не знаю, как быть.
– Даша
Он невесело улыбнулся и приблизился ещё.
Он пахнет морозом и воздухом после грозы.
Он пахнет свободой.
Лерка прикрыла глаза. Почувствовала, как его пальцы едва коснулись щеки, легко, мимолетно, будто ветер, встречая нас на утёсе.
– Тайна всегда порождает легенды. А легенды – разнотолки.
Она отвела взгляд, чувствуя, что в груди растекается что-то горячее, неизведанное.
– Зачем ты хотел меня убить?
Он усмехнулся:
– Я знал, что ты услышишь. Врата должны быть закрыты для живых. Это твоя часть работы, помнишь? Ты души провожаешь, я встречаю здесь. Так было всегда. И так должно быть.
Лерка все ещё ничего не понимала. За спиной Волота появилась окутанная ледяной дымкой стража, успокоившая чёрное полотно Нерождённых. Бесчувственное тело Сони приподнялось, окуталось прозрачным саваном. Прозрачные тени подхватили его, увлекая в глубину бокового тоннеля.
– Я альтерат… Я иная. В этом моя работа?
Он поморщился и стал совсем … знакомым. Лерка понимала, что откуда-то знает эти ухмылки, эти ямочки на щеках и лучики около глаз:
– Ну, и словечко… Альтерат…– он усмехнулся. – Альтера – иной. Морозь – Иной мир. Чувствуешь связь? Все мы немного иные, ты не находишь? Я, ты, этот юноша из живых, который спас тебя…
– Ромка, – тихо подсказала Лера.
Волот грустно кивнул, но взгляд не отвёл, словно запоминая каждую её чёрточку:
– Пусть будет в этот раз Ромка… – Он подтолкнул её к переходу: – Иди, альтерат, надо запечатать переход. Ты с той стороны, я с этой. Вспомнишь как это делается?
Лерка коснулась полога, тот дрогнул, расплескивая серебристые огни по поверхности:
– А что с Татьяной, Назаром и другими? Что с Соней и Дашей?
Он нахмурился:
– Они попали в число Нерожденных. Пока это всё, – он решительно шагнул назад. – Иди, пора – рассвет.
Девушка повернулась к нему лицом, запоминая его глаза, ярко-синие, искрящиеся, и шагнула спиной вперёд:
– Мы увидимся?
– Когда ты этого захочешь.
– Уже хочу, – она протянула к нему руку, дотронулась до кончиков пальцев.
– Значит, увидимся.
Их разделяла синеватая пелена, искрящийся полог, разделяющий два мира и их хранителей. Ладонь к ладони, линии слились воедино.
На границе происходит всё самое интересное.
Разум, однажды расширивший свои границы, никогда не вернётся в прежние (А. Эйнштейн).
***
Они выходили из дома на улице Фестивальной, чувствуя затылком взгляд старика Светояра. В наушниках пела Эмми Ли – наверно, пыталась помочь.
In my field of paper flowers
And candy clouds of lullaby
A lie inside myself for hours
and watch my purple sky fly over me
На полях бумажных строк
Под сладким одеялом колыбельных
Часами наслаждаюсь тишиной
В ванильном облаке расплавленной надежды.
Ромка коснулся её руки. Несмело. Она обернулась – у него встревоженный взгляд:
– Лер, спасибо, что не бросила нас там, – неловко переминаясь с ноги на ногу, проговорил.
Лерка кивнула:
– Рома, спасибо, что спас меня.
– Ребята, а что будет дальше? – Гаша с опаской оглянулась на притаившийся дом. Пашка, Санёк и Горыныч присели на скамейке рядом.
Глаза Ромки и Леры встретились. Девушка улыбнулась так, как не улыбаются в шестнадцать лет:
– Мы иные, мы альтераты, значит, будем жить.
Эпилог
15 февраля 2018 года
Лерка долго приходила в себя.
Весна долго не решалась вернуться в город, мялась в нерешительности на подступах.
Они решились в один и тот же день: весна и девушка.
Лера вышла из дома с панорамными окнами. На плечах – лямки лёгкого рюкзака. В ушах пела – верная Эмми Ли.
Уже подходя к величественным и мрачным плитам, почувствовала, тчо сегодня пришла не зря.
Что сегодня наступит весна.
Розовый гранит. Тонкая гравировка. Размашистый детский почерк. Софья Арсеньевна Афанасьева.
Сгорбившаяся фигура тёти Поли у засыпанного почерневшим снегом цветника. Рядом, плечо к плечу, притихшая тетя Катя.
Всё, что от них осталось.
Лерка боялась, что не справится.
Скрипнула калитка. Женщины вздрогнули, оглянулись. Две пары потухших глаз. Посеревшие лица.
"Я здесь, ты – там", – слова Волота, засевшие глубоко под сердцем.
Она поздоровалась. Шагнула через калитку. Молча, присела рядом.
Воробей спрыгнул с худой берёзки, несмело шагнул за рассыпанными хлебными крошками.
– Им уже хорошо, – прошептала Лера. – Это нам без них плохо. Суетно и тоскливо. А им – уже хорошо.
Тетя Катя всхлипнула, покачала головой:
– Ведь одни там.
– С чего вы такое взяли? – Лерка боялась, что придется врать. Врать она не умеет. Прикрыла глаза: за синеватым пологом мелькнули ярко-синие глаза. – Вместе они. На века теперь вместе.
Перед глазами встала отчетливая картинка. Лера с облегчением вздохнула, описывая:
– И бабушка с ними рядом, низенькая такая, глаза ясные, фиалковые, и платочек все теребит.
– Мама моя, – недоверчиво проговорила тетя Поля.
– Ну, вот, значит, с бабушкой. А мужчина такой представительный, вся грудь в медалях, кто он Соне?
Тётя Полина улыбнулась, в глазах засверкали слезы:
– Отец мой, Иван Степанович. Две войны прошел. Она с ними?
Лерка кивнула.
– А Даша, с ней кто? – светлые глаза смотрели с надеждой.