– Здорово, да? – не унималась Сонька. – Это от старого гарнитура осталось, не дала продать. Буду у себя в комнате делать ремонт, его там пристрою. Раму только перекрашу, сделаю её светлой-светлой. Представляешь?
Дашка представила и поморщилась.
– А зачем ты его сюда припёрла?
Соня, любовно поглаживавшая гладкое полированное дерево, встрепенулась:
– Как «зачем»? Гадать сейчас будем!
– На зеркалах? – Дашка боязливо поёжилась.
– Конечно…
– Так вроде же в полночь надо?..
Афанасьева развела руками:
– Ага, в полночь такие стучимся к мамке с папкой со свечкой: пустите в зеркало потаращится, да? Синицына, не тупи!
Подруга пожала плечами.
– Ерунда это всё, не верю я…
Соня хитро прищурилась, приблизив лицо к самому Дашкиному уху:
– А на суженого-ряженого? – заглянув в глаза и прикусив нижнюю губу, томно добавила: – А если Пашка Истомин явится? А?
И гоготнула.
– А как? Ты знаешь? – с сомнением в голосе отозвалась Дашка.
Подруга вскинула подбородок, закатывая выше локтя рукава тёмной клетчатой рубашки, торжественно подняла руки над головой и громоподобным голосом провещала:
– Я, потомственная ясновидящая, маг-виртуоз в третьем поколении, властелина духов и мирских врат, ведунья Софья, приглашаю тебя на сеанс супер-пупер магии!!! Один взгляд сквозь магический кристалл, и твоё будущее у меня как на ладони!
– Афанасьева! Тебе никто не говорил, что в тебе пропадает народная артистка?
Соня хихикнула:
– Ладно, давай начинать, а то скоро мамка с работы придёт, весь кайф обломает своими советами!
Она подтолкнула подругу к зеркалам.
– Слушай сюда, – скомандовала она. – Встаёшь между зеркалами, типа в коридоре таком оказываешься. Говоришь «Суженый-ряженый покажись» и ждёшь. В конце коридора появится фигура, когда окажется у тебя за спиной – смотришь быстренько и выбегаешь из коридора. Поняла? Только не оборачивайся – нельзя, говорят…
Дашка кивнула, заворожено оглядываясь вокруг:
– Кто говорит?
– Ну, бабки всякие… Гадалки. В инете прочитала.
– А-а, – понимающе протянула Синицына. – А долго ждать?
Софья округлила глаза:
– Да кто ж его знает… Хорошо бы побыстрее, я ж говорю, мать скоро должна прийти… Ну, рассказывай, что там видишь?
Дарья заглянула в зеркальную мглу.
Здесь, внутри бесконечного коридора, оказалось прохладно. Она поёжилась, словно от сквозняка. Её отражение, мутное, неравномерно освещённое тусклыми восковыми свечами, казалось, начало жить своей жизнью – медленнее моргать, невпопад дышать. Или ей это только показалось?
– Даш, ну, что? – донёсся издалека голос Афанасьевой. Дарья только отмахнулась:
– Если ты будешь поминутно меня спрашивать что да как, то вообще ничего не получится. Сиди смирно.
Афанасьева вздохнула. Даша слышала, как скрипнули пружины матраса: подруга решила устроиться поудобнее.
Дарья тоже придвинула к себе мягкий, бархатный пуф и, глядя через желтое пламя свечей, прошептала: «Суженый-ряженый, покажись».
В ушах звенело. Казалось, что тишина нашептывает что-то: сюда, в межзеркалье, проникали странные звуки – протяжный скрип открывающейся двери, грустное завывание ветра, негромкий шелест сухих листьев, тихий стук по стеклу. Зеркальная поверхность помутнела.
Дарья вздрогнула: сквозь матовую пелену она отчетливо заметила фигуру. Она не успела разглядеть её стала всматриваться внимательнее. Очень мешал туман, словно осенняя морось застилавший зазеркалье. Девушка решила, что это от свечей. Осторожно, чтобы их не задеть, она провела рукой по холодной поверхности. Фигура мелькнула уже гораздо ближе, в нескольких метрах от неё, за спиной. Невысокий человек шагал навстречу, то и дело исчезая за сумрачными колоннами.
Девушка наклонилась ближе, напряжённо ожидая увидеть лицо незнакомца, когда он снова мелькнёт в лабиринте зеркал.
***
Стекло покрылось мокрым туманом. Несколько капелек стекли по гладкой поверхности. Дарья раздражённо провела рукой, в очередной попытке вытереть его, но замерла от удивления – на неё, наклонившись к зеркалу и приглядываясь, смотрел молодой мужчина, лет двадцати пяти, тёмные волосы чуть ниже подбородка, нос с горбинкой, лукавый взгляд. Пашка Истомин. Только старше и еще красивее. Дашка онемела, на миг забыв, что нужно делать – фигура была на столько реалистичной, на столько отчётливой, словно… словно повзрослевший Пашка и вправду стоял прямо за её спиной, словно он был ею.
Не поворачиваясь, она осторожно посмотрела себе под ноги и под собственный локоть, назад, пытаясь рассмотреть человека за спиной. Она ожидала увидеть мужские ноги, но заметила лишь тень тонкой звериной лапы.
В нос ударил резкий запах тухлых яиц и гнилого мяса.
Зажав нос от отвращения и бросаясь из зеркального коридора, она взвизгнула:
– Ма-ама!
Носок зацепился за витиеватую ножку пуфика, и Дарья с грохотом повалилась на пол, теряя очки и увлекая за собой напольное зеркало.
Тень существа, прильнувшая было к гладкой раме, метнулась через темноту к трюмо, нырнув в отражение, и в ту же секунду выскочила следом за падающей девушкой.
Со звенящим грохотом громоздкая конструкция повалилась на пол, рассыпаясь сотнями острых осколков. Словно в замедленном кино, Даша видела, как всё ещё храня отражение зеркального коридора и тёмной фигуры в нём, они разлетаются по комнате. Она прижалась к изножию кровати, прикрывая голову руками. Острая пыль окружила её туманом, жестоко когтями разрывая кожу, врезаясь в плоть.
– Ма-ама-а-а, – звенело в голове. Это Соня Афанасенко, не успев спрятаться от осколков, поймала один из них, до кости разорвав ладонь. Кровь хлынула на джинсы, клетчатую рубашку, стекая алыми пятнами на светлый ковёр. – У-й-о, – стонала подруга, прижимая к себе почерневшую руку.
Тень, перескакивая из одного осколка в другой, рассыпаясь тысячами фрагментов, пролетала над их головами, пока не накрыла чёрной звенящей пылью всё пространство. Душное мгновение – и зеркальная взвесь с шелестом осела.
– Сонь, ты как? – тяжело дыша, спросила Дарья, поворачиваясь к подруге.
– Чёрт, чёрт, чёрт, – прижав руку к груди, словно баюкая младенца, та металась по комнате, наступая на осколки: те хрустели, как высохшие кости. С локтя чёрным мазутом капала кровь.
– Сонь, руку надо перевязать! – бросилась было на помощь Синицына.
Но подруга уже открыла шкаф и выхватила из него первую попавшуюся тонкую цветастую тряпку, материнский шарф, энергично наматывая его вокруг ладони:
– Ты офигела, что ли, Синицына?! – орала она, захлёбываясь от боли. – Чего ты скачешь как умалишённая!!!
– Соня!
– Если б я только знала, что ты такая идиотка!..
– Соня!
– Что «Соня»? – подруга повернула к ней искажённое болью и ненавистью лицо. Дарья отшатнулась, едва узнавая. – Я уже шестнадцать лет как «Соня», только с такой как ты кретинкой первый раз столкнулась…
– Прекрати, – пробормотала Дарья. Её собственные руки, плечи, незащищённая шея словно паутиной были покрыты маленькими царапинами. Тонкие и прозрачные, слабо поблёскивающие в жёлтом свете свечей, осколки, размером не больше головки швейной иглы, торчали из кровоточащих ран. Она боялась пошевелиться. – Я вся в стекле, щёлкни выключателем, пожалуйста, может, дали свет…
Софья прищурилась, но не шелохнулась.
– Так тебе и надо! – отрезала она неожиданно жёстко. – Если бы не ты ничего бы этого не случилось.
Дарья, поняла, что сейчас рассчитывать на помощь подруги не приходится, надо выкручиваться самой, и осторожно приподнялась. Тело словно огнём опалило: мелкие осколки, плотно покрывавшие руки, впились ещё глубже. Пока она не двигалась, стеклянный скафандр не причинял боль, но стоило ей пошевелиться – весь этот колкий ёжик пришёл в движение, медленно разрезая плоть.
Даша тяжело дышала.
Пол был усеян осколками зеркала, крохотными треугольниками, преломляющими мутное пространство. В отличие от Сони, Дарья была в тонких капроновых носочках, и идти по такому опасному ковру не решалась.
Немного приподнявшись, она спустила рукава тёплого свитера так, чтобы укутать ими кисти рук. Осторожно сделала одно движение, передвигаясь на четвереньках.
Софья, прищурившись, наблюдала за стараниями подруги. В её глазах сверкало брезгливое любопытство.
Не дав Дарье доползти до двери, она утробно рыкнула и с размаху ударила её ногой под рёбра.
Та ахнула и завалилась на бок, прямо на острые осколки, от которых так старательно береглась:
– Афанасьева, ты чего?! – задыхаясь от боли, завопила она.
Подруга молча перешагнула через неё и вышла из спальни.
Глава 7. Что скрывают зеркала
Когда боль немного утихла, Даша осторожно перевернулась на живот. Куском деревянной рамы ей удалось немного расчистить пространство вокруг себя, и, наконец, встать.
Дотянувшись до трюмо, на котором, подрагивая, белели свечи, она подцепила алюминиевую кастрюлю и притянула к себе, больно обжегшись горячим воском. Но это уже не имело никакого значения. Забава превратилась в неприятное приключение.
Единственное, о чём она мечтала сейчас – это убраться отсюда подальше.
Сделав широкий неуклюжий шаг, чтобы перешагнуть через поблёскивающие осколки, и едва не потеряв равновесие, она выбралась в коридор.
Первое, что она почувствовала – это запах. В квартире остро воняло гнильём. Не мусором с помойки. Не пылью или сыростью.
Как-то, будучи на даче, они жарили шашлыки. Маринованное мясо, лук, специи. Убирать поручили ей. Но, подслеповатая, она пропустила лужицу крови, затёкшую между столом и мойкой. В жаре, к утру, в кухне стояла точно такая же, как сейчас, вонь.
Она остановилась, силясь понять. Этого запаха раньше не было, когда они с Соней шли гадать.
Дарья подняла кастрюльку со свечами над головой. В желтоватом круге отразилось узкое длинное пространство. Галерея чернеющих проёмов, тусклые тени, оживавшие на границе света и тьмы.