— Помогите, — прохрипела, задыхаясь.
Темнота, запах плесени, сырости и прогорклого масла.
Вдруг чьи-то руки выцепили ее из тошнотворного, дурманящего варева, подхватили легко.
Сквозь тяжелую пелену прорывался голос:
— Да ты охренела, ты чего натворила-то?! Вали отсюда! — орал кто-то совсем рядом.
И потом — потоком — ледяная прохлада. Благостная. Счастливая.
— Ма-ама, — позвала Аня сквозь пелену.
— Какая к черту мама, — тот же голос рядом, те же ладони. — Я сегодня твоя мама и твоя папа…
Тимофей кутал Аню в единственную сухую вещь — куртку, которую достали из сумки с переданной Ане одеждой. Дайвер переводил взгляд с обессиленной Скраббл на притихшую Леру.
— Блин, девки, ну вы даёте…
Лера огрызнулась:
— Сам же просил. «Давай жахнем!» Я не знаю, что произошло, должно было сработать, ясно?
— Прекратите, — ребята переглянулись: Скраббл говорила будто через силу. — Мне больно. Мамочки, почему же так больно…
Она высунула из-под куртки руку, всмотрелась. В темноте уже ничего не разобрать.
— Посвети, — попросила Тима.
Тот достал из кармана сотовый, активировал фонарик.
Аня сунула в полоску сине-голубого света ладонь.
На коже оказался отчетливо виден кровоподтек. Бугристые, рваные раны кровоточили. Анна судорожно выдохнула, бессильно опустила руку на колено. Пальцы подрагивали.
Торопов медленно провел лучом по ее предплечью, шее: сквозь хлопковую ткань пижамы сочилась красновато-бурая, густая жидкость. Он посмотрел на Леру:
— Это что? Кровь?
У Леры округлились глаза, приоткрылся в ужасе рот.
— Кажется, мы сделали только хуже.
Тимофей не хотел уходить. Чувство тревоги, подпитанное прилипчивым ощущением опасности, преследовавшим его с тех времен, когда умер их отец. Но остаться на ночь в санатории со странным названием «Робкая звезда» оказалось невозможно: все палаты заняты, гостиничные номера не предусмотрены, расселение на свободные места в палатах не положено. Тим, передав Ане сумку с вещами, смущенно махнул рукой:
— Эй, тебе какие-то аборигены телефон оборвали, отец твой сказал. Перезвони, что ли.
Анна медленно кивнула, ее покачивало. Тошнило. Плечи, руки саднило. Спину жгло. «Когда же это закончится?» — пульсировало в висках.
Она смотрела на Тимофея. Непонятный парень. Притащился к незнакомой девушке на ночь глядя, чтобы передать сумку с вещами. Типа до утра не дождаться. Ну, допустим, у него график погружений, и завтра он никак не сможет выполнить поручение. «Будем считать, что приехал сегодня, потому что завтра не будет возможности», — подумала, разглядывая.
За ситуацию в парке, всю эту истерику и буйное помешательство, девушке было неловко. Еще больше — за обморок и вот эту чехарду с вызовом усопших. Она переминалась с ноги на ногу у ворот пансионата, терпела его изучающий и тревожный взгляд.
Он с сомнением качнулся к выходу, обернулся у калитки:
— Пока у тебя труба не отключилась, я свой телефон забил. «Тимофей Черное море». Если что-то будет нужно, звони, ладно?
Странный. Вот точно — странный. Но хорошо, что ушел — сил говорить и изображать, что все в порядке, не осталось.
Аня опустилась на мокрую после дождя скамейку.
Ветер играл острыми маковками кипарисов, сбрасывал за шиворот колкие капли. Анна поежилась, медленно встала и неторопливо, как в бреду, направилась в корпус.
За ее спиной в сумрачном свете вились, неслышно передвигаясь, незнакомые призрачные тени.
Седьмая серия
— Не нравится мне все это, — капитан Рыбаченко наблюдал за замершим на рейде «Малахитом». Двигатели плавучей лаборатории удерживали судно на одном месте — с корабля велись глубоководные работы.
Профессор Скворцов развернул аналитику, полученную от специалистов научно-исследовательского судна. Гидрофизики, вулканологи и морские геологи, прибывшие в составе группы, подробно исследовали заинтересовавший военных квадрат. По их данным выходило, что серия подводных толчков, хоть и незначительных по силе, сформировала мощное придонное течение к юго-востоку от основного фарватера Керченского пролива. Потревоженный сероводородный слой поднялся до отметки в семьдесят три метра.
Сонаром проведена общая разведка дна, выявлены все аномалии, зафиксированы и перенесены на карту. Гидролокатор дал точные характеристики всех материальных объектов в квадрате. Картина получалась впечатляющая: несколько квадратных миль вблизи пролива, когда-то именовавшегося Русской рекой. Дно буквально усеяно древними артефактами. Амфоры, сундуки, вероятно, выброшенные сюда штормом. Несколько небольших торговых судов разного времени. Новгородская лодья накренилась круглым боком. Их немного оказывалось здесь, в морских водах: суда были приспособлены для речного плавания и преодоления порогов. Тем интереснее оказалась находка. Корабельный историк, прибывший на «Малахит» со Скворцовым, радостно вздыхал и теребил пуговицу на рубашке.
Военные искали что-то еще. Присутствующий в лаборатории представитель Министерства обороны заметно нервничал. Находки, так порадовавшие археологов, никак не объясняли его начальству магнитные аномалии, приводившие к дезориентации, регулярному выходу из строя навигационного оборудования и средств навигационного ориентирования. Они не объясняли, почему «сходит с ума» оборудование, и что за объекты фиксируют радары и локационные станции, как береговые, так и корабельные.
Скворцов, прильнув к экрану, видел, как камера глубоководного необитаемого автономного аппарата фиксировала глухую черноту, вгрызалась в нее все глубже и глубже.
— Это девяносто восемь метров, — сообщил оператор автономного аппарата. Сине-голубой прожектор блуждал, ориентируясь на введенные координаты. На экранах замерла белесая взвесь, подслеповатый электрический луч уже давно не натыкался на живое.
И вдруг выхватил призрачно-белесую тень.
— Мачта, — пояснил оператор, наводя резкость. Робот взял курс на обнаруженный объект, осторожно, чтобы не потревожить ил, снижаясь.
Скорбный скелет затонувшего корабля смотрелся пугающе, будто человеческий след на марсианской пустоши. Стройные мачты возвышались одиноко и траурно. Законсервированный в ядовитых водах корабль выглядел в точности так, как много веков назад, когда вышел из порта, чтобы оказаться на дне.
Скворцов почувствовал, как под сердцем сжалось. Отчего-то вспомнилось испуганное, бледное лицо дочери. Она тоже, как эти одинокие мачты, оказалась не в том месте, не в то время. Из-за жуткого зрелища не суеверный по природе ученый зажмурился и отвернулся.
— Я прошу ограничиться общим осмотром и фиксацией подводных объектов, — напомнил о себе представитель Минобороны.
Скворцов посмотрел на него недовольно:
— Вы же потом в этот квадрат не вернетесь. Об участии «Малахита» в экспедиции я прошу уже второй год. И сейчас вы предлагаете ограничиться общим осмотром!
— Можете фиксировать находки. Если среди них будет что-то, представляющее существенную ценность, вам предоставят необходимое оборудование и полномочия, — чиновник пожал плечами.
Скворцов скептически ухмыльнулся, покачал головой.
— Общий обзор для составления объемной компьютерной модели сделай, — попросил оператора.
Тот кивнул и направил аппарат к кораблю. Представитель Минобороны цокнул языком.
— Каракка, — констатировал корабельный историк, Семен Ивченко. — Ориентировочно четырнадцатый век, если судить по закругленным формам кормовой оконечности, в нижней ее части, и развитым боевым марсам на мачтах. Отличный образец.
Скворцов с жалостью оторвался от легендарного судна, скоординировал действия робота в нужном военным секторе.
Объект 2/17 значится и в его планах.
— Давайте-ка, покажите, что там ближе к эпицентру.
Наконец, он увидел его — странное судно, так напугавшее дочь.
Небольшой двухмачтовый корабль длиной около тридцати метров: одна мачта, реи, вероятно, когда-то державшие косые латинские паруса. Вторая мачта, очевидно сорванная при крушении, лежала поперек палубы, раздавив высокие, с прорезями, борта. Судно находилось на небольшой глубине, всего восемьдесят четыре метра, немного в отдалении от других объектов, прекрасно сохранилось, будто прожорливый шашень даже не рискнул попробовать его на вкус.
— Черт возьми, как он мог так сохраниться? За столько веков не тронута органика, даже видны строительные клейма бревен, смотрите. Видите? — прошептал рядом океанолог из команды «Малахита» — высокий бородач с кустистыми бровями и татуировкой дельфинчика за ухом. — Сказал бы, что это чудеса, только сам в них не верю.
Скворцов верил в чудеса еще меньше океанолога. А затонувший, присыпанный белым илом и пылью корабль, походил на поверженного великана. Косые реи замерли в неподвижности: в этой темноте казалось, будто призрак распахнул объятия.
— Интересно, — пробормотал Семен Ивченко, — судя по округлой форме корпуса и высоким бортам, еще одна редкая в этих водах находка — венецианский неф… В носовой и кормовой части двухъярусные надстройки, видите?
Скворцов видел. И даже охотно верил.
— А что в этом интересного? — уточнил представитель Минобороны, с опаской поглядывая на силуэт затонувшего корабля.
— Такой вид судов в Черном море еще не попадался, — ученый схватил лист бумаги, наспех зарисовывая очертания и детали затонувшего корабля. — Они довольно неповоротливые для этих вод были, да и с их грузоподъемностью таскаться на север довольно нерентабельно. Неф, оказавшийся у берегов Горгиппии, должен был иметь вескую причину для путешествия.
Чиновник распрямился, посмотрел на замершего за соседним монитором археолога. Его интересовал источник магнитной активности. Что это? Разлом, сформировавшийся под днищем корабля? Груз? С чем они имеют дело?
— А сколько лет примерно этому суденышку? — поинтересовался он.
Ученый пожал плечами: