После завтрака Тимофей отправился в лагерь археологов — на сегодняшний день запланировано погружение на один из ближайших к берегу объектов, небольшой, метров шестнадцати длиной, сгоревший и затонувший в ста метрах от нынешней береговой линии военный корабль времен царя Митридата VI Евпатора. Его исследовали одним из первых в прошлом сезоне. Из-за нестабильного метеопрогноза Управление глубоководных исследований второй день не давало «добро» на погружения к основным объектам текущего сезона, поэтому Скворцов передвинул план работ и отправил группу Торопова на помощь подводным археологам — проверить сохранность объекта и сделать дополнительную 3D съемку и замеры: появилась возможность организовать поднятие судна.
Тимофей собрался в лагерь в начале седьмого утра, оставив Анну на попечение притихшей и погрустневшей Светланы: мать сразу после дежурства отправилась в школу. «Прикрытие» в виде старшего брата уходило работать.
— Тимка, — жалобно позвала сестра, обхватив Торопова со спины, уткнув в неё веснушчатый нос.
Анна усмехнулась, обняла девочку за плечи:
— Пусть катит на свою работу, а мы с тобой важным делом займемся.
— Каким? — Светка с надеждой повернула к «невесте» зареванное лицо.
Анна многозначительно изогнула бровь.
— Стихи сочинять будем. Меня Скат порвет, если я ничего путного им не рожу до вечера.
Торопов воодушевился:
— С «рожу» я могу помочь!
Скраббл скривилась:
— Иди уже, рожальщик, — махнула ему рукой.
Светка с удивлением уставилась в спину брата:
— Я его таким никогда не видела.
— Каким «таким»?
Светка не ответила, задумчиво пошла в дом. Неожиданно повернулась к Анне, прошептала возбужденно:
— А влюбленные всегда такие дураки?
Аня не сообразила сразу, ляпнула:
— Нет, конечно, с чего ты взяла! — и только тут вспомнила «я его таким никогда не видела». Щеки загорелись, как китайские фонарики.
Девочка с сомнением на нее посмотрела, но от дальнейших вопросов воздержалась.
— Здорово, мужики, — Али, Борю и команду археологов Тимофей нашел под навесом. — Что за штучки с метеосводкой? Погода — ни облачка!
Он присел напротив, плеснул себе воды из эмалированного бидона. Ледяная, она колко схватила горло, ударила по зубам, тонкой струйкой потекла по пищеводу. Дайвер радостно поежился.
Али мрачно молчал, разглядывая карту района производства работ. Повернулся к Боре и Алексееву Сан Санычу — недавно прибывшему в лагерь доктору исторических наук, специалисту по Боспору и историку кораблестроения — тот с мечтательным видом от внезапно свалившегося выходного пил кофе из кружки-термоса.
— Мартышкин труд, — пробурчал недовольно. — Сейчас все замеры сделаем, а через месяц придется делать повторно.
— Отследим динамику, — примирительно прищурился Саныч и улыбнулся: — Repetitio est mater studiōrum.
Али задумался:
— Студентов взять намекаете?
— А чего бы не покатать мальков? — историк неопределенно пожал плечами. — Вон, под присмотром Тимофея Федоровича.
— Так чего сидим-то? Чего не выдвигаемся? Мы с парнями готовы, Гриша уже все упаковал, катер на причале, — Тимофей оглядел археологов.
Али с сомнением покачал головой и дал сигнал команде к погрузке.
Студенты шумели, мешали сосредоточиться.
Тимофей пристроился на корме, всматриваясь в пенный след катера, задумался.
Если вся эта катавасия началась у Скраббл давно, то как он связан с его глюком? Почему ее преследует женщина с серебряными волосами? Почему стали открываться раны?
Он видел своими собственными глазами, как они возникали и как рассасывались. Поэтому он ни на секунду не сомневался в том, что происходит нечто странное. Откуда Анна знает то, на что он сам едва обращал внимания?
Рядом появился Сан Саныч, по-кошачьи мягко устроился рядом, вытянул устало ноги.
— Качка, — вздохнул, снял выцветшую панаму, вытер раскрасневшийся лоб. — Ты, Тимофей Федорович, сегодня задумчивый. Случилось чего?
Тимофей с сомнением посмотрел на историка.
— Сан Саныч, вот допустим, искали бы вы ответ на какую-то загадку. А у вас только ключевые слова. Видение. Призрак. Женщина. Светлые волосы. Проклятье. Кораблекрушение. Поимка. Вода. Лед. Стигматы.
— Стигматы? — историк изогнул бровь. — Это то, о чем я думаю?
Тимофей пожал плечами:
— Раны. Проявляются только ночью.
Пожилой мужчина задумался.
— Знаешь, Тимофей Федорович. Я все-таки ученый человек, в хиромантию эту всю не верю. Поэтому скажу тебе, что надо смотреть в психосоматике. Застарелая травма, испуг, могут что-то такое вызывать…
— А если в это вовлечены несколько человек, ранее никак между собой не связанных? И как минимум про одного из них я могу сказать точно — никаких застарелых травм у него нет. Нормальный здоровый мужик, — он немного смутился, нахмурился. Отвернулся от собеседника.
— «Отоидешь от руки моея… яко не имать ти солгати», «нити рока»… Я с Борис Аркадьевичем Ильиным говорил, директором музея Горгиппия. Он предположил, что это часть одного и того же заговора, связанного с поклонением Маре или Морене.
— Знаю прекрасно Бориса Аркадьевича, — ответил историк, снова вытирая потный лоб платком. — Интересная мысль, кстати. Особенно, если сюда все твои ключевые слова-загадки добавить. Занятная картинка складывается.
Дайвер покачал головой:
— Только непонятная.
Пожилой мужчина усмехнулся:
— Мне бабушка моя всегда говорила, чем сложнее загадка, тем проще разгадка. В разгадке кроется изящество.
— Это тоже ваша бабушка говорила? Про изящество?
— Нет, это уже я, — историк бесхитростно хмыкнул. — Самые блестящие разгадки помещаются в одно простое предложение.
Тимофей посмотрел внимательно, прищурился:
— То есть разгадка на поверхности?
— Совершенно верно. Ищите то, что связывает все эти ключевые слова и людей. И заговор. Должен быть какой-то элемент, деталь. Что-то, что ускользает от вас, мой друг.
Из рубки выглянул Али.
— Тим, возвращаемся на базу.
Тимофей встрепенулся, вытянул шею:
— С чего?
— Черт его знает. Тебя вызывают на «Малахит»…
— «Малахит»? Это который из Новороссийска прибыл, исследовательский? — Тимофей озадаченно соображал.
— Тот самый. У них ЧП. Ваша группа срочно нужна на объекте 2/17. Оз тоже выдвигается, и вас, Сан Саныч, просят присоединиться.
Тим пожал плечами, переглянулся с историком:
— Что там у них?
— Может, откопали чего?
Андрис проснулся рано, открыл глаза за пятнадцать минут до того, как должен был сработать будильник. Проснулся, как и все эти несколько дней, в своем кабинете. Шея нещадно затекла, ребра ныли. Размяв затекшие мышцы, мужчина встал, сделал несколько приседаний, энергично отжался, зафиксировался в стойке. Бисеринки пота собрались на висках, тонкой змейкой стекли к подбородку. Андрис нервно вытер лицо.
Прислушался: на втором этаже скрипнула кровать, сообщив о пробуждении Карины.
Мужчина задумчиво посмотрел в окно. Взгляд упал на отпечаток трех пальцев на краю полированной столешницы. Чуть склонив голову, посмотрел под стол, туда, где стоял сейф. Кодовый замок открывали. Если бы это сказал кто-то из его пациентов, он бы с уверенностью решил, что имеет дело с параноиком. Но Андрис увидел следы пальцев на гладкой поверхности стола и на панели с кнопками набора кодового замка. Подошел ближе, чуть наклонился вперед, чтобы лучше разглядеть отпечатки: тонкие, явно женские.
Андрис отвернулся, вспомнив вспышку синего света из собственного кабинета накануне. По лицу пробежала тень, но тут же растаяла.
Выйдя из кабинета, прошел в ванную, упершись ладонями в светлые квадратики кафеля, встал под горячие струи.
Выходя из душа, явственно услышал, как завелся двигатель, а уже в следующее мгновение машина Карины выскользнула из гаража.
Где-то вдалеке опять собиралась с силами гроза: до обострившегося слуха доктора Страуме донеслось ее тяжелое дыхание и недовольные вздохи.
В пансионате «Робкая звезда» начиналось обычное утро. Шумели ведрами уборщицы, повара принялись готовить завтрак, а медицинские сестры будили пациентов на процедуры. Лера не спала: не давала успокоиться мысль о Скраббл, ее встревоженный шепот в ночи и удаляющиеся по мокрой садовой дорожке шаги. «Она не справится», — лихорадочно билось в груди. Достала из кармана скомканный листок с номером телефона Ани, набрала. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Прокравшись на балкон, Лера смотрела на серое, укрытое туманами море, прислушиваясь к голосам, которые никто, кроме нее, не слышал.
«Это не мое дело, — убеждала она себя, повторяла снова и снова, вспоминая образы воинов-призраков рядом со Скраббл. — Они пришли не ко мне, меня ни о чем не просили».
И тут же хмыкнула:
— Так ты им и сказать ничего не разрешила.
Без разрешения живущего им нельзя вмешиваться.
«Уби-ить», — женский голос, повторяющий многократно, шипел рядом, пробирался под кожу, сползал липкой мыслью по позвонкам: призраки подхватывали злой шепот, множили его, рассыпаясь в темном небе.
Лера опустилась на каменный пол, поджала под себя ноги.
Медленно раскачиваясь, смотрела на стальную гладь моря. Минута, две, три… Кромка горизонта окрасилась розовым: над Черным морем просыпался день.
«Скраббл не сообразит, я ей не сказала», — как приговор.
Девушка решительно сдернула с шеи флакончик с солью, откупорила пробку. Подумав еще мгновение, бросила короткий взгляд на занимавшуюся зарю и высыпала несколько кристаллов на ладонь.
— Наяда. Явись, — приказала тихо.
Она знала, что он где-то рядом. Знала, что они никогда не уходят далеко, если не получили желаемое.
Ледяное дыхание за спиной, холод по позвоночнику от шеи вниз, к пояснице. Бесшумные шаги. Лера зажала в руке крупицу соли.
— Ты за нее в ответе? — хмурое согласие старого воина. Лера удовлетворенно кивнула: — Хорошо. Я слышу желание убить. Женский голос. Понимаешь?