— Что вы себе позволяете, граждане! Давно в отделении не были? Вот сейчас там и окажетесь. — Упитанный старшина милиции всем своим видом изображал гнев и уверенность в своём праве порешать некую ситуацию.
— Дяденька, вы кто?
— Старшина Дитятин. Оба со мной, в отделении с вами разберемся.
— Документик есть соответствующий или просто маскарадный костюм надел? Предъявляем в развернутом виде.
— Нос еще не дорос, чтоб у меня документы проверять. Сопротивление милиции оказываем? Так даже лучше, срок сам себе поднимешь.
— Хорош базлать, оказываем сопротивление, действуй давай.
Чуток сорвали шаблон милиционеру, стоим такие спокойные, никуда не бежим, сопротивление оказываем пока устно и как-то добродушно. Так бы задержать по-взрослому, но два взрослых крепких разновозрастных, а он без рации, без наручников, из спецсредств только пустая кобура и удостоверение, которое не хочется показывать, поскольку не при исполнении.
— Так у тебя есть удостоверение личности, старшина, или тебя принять за мошенничество и использование милицейской формы лицом, не состоящим на службе?
И что тут отвечать, когда голоса уверенные, номера московские и взгляды цепкие, словно на самом деле задерживать собрались его, старшину Дитятина?
— Вот моё удостоверение. Не хулиганьте, граждане.
— Хм, действительно старшина. Только у тебя ошибочка, да не одна.
— Какая?
— Мы не граждане, мы товарищи. Чуешь разницу?
— Так точно.
— И вторая ошибочка — не ту службу ты выбрал, старшина. Ты, получается, оборотень в погонах, крышуешь спекулянтов за долю с их бизнеса. Получается, тебя расстреливать надо как предателя, как на войне делали. И перед строем, чтоб сослуживцы видели.
— Ты что ли расстреливать будешь?
— Могу и я, опыт есть. Из нас молодых, знаешь, какие расстрельные команды получаются! Еще не знаешь. Мы сейчас скатаемся к твоему начальству в отдел, расскажем, при каких обстоятельствах познакомились. Ты же начальнику своему не заносил? Или заносишь?
— Нет.
— Ну тогда, он тебя и прикрывать не будет. Всё, мы поехали.
Начальник отделения милиции принял меня как родного, в том плане, что не стеснялся в выражениях, рассказывая, что он сделает с Дитятиным. Естественно, после представления, демонстрации удостоверения и рассказа о происшедшем.
— Товарищ майор, мне же не надо ничего этого. Ни вашей любви к нему в извращенной форме, ни его глаза на пятке, ни порванной жопы. Мне надо одно, чтоб больше у нас не было такого милиционера, во-первых, и чтоб об этом узнали его коллеги, во-вторых.
— То есть не докладывать наверх не получится?
— Получится, если он уйдет одним днем, а коллеги узнают неофициальную причину.
— Товарищ Милославский, это же просто слова, реально к ним ничего не приложить. Как я его заставлю добровольно писать рапорт об увольнении?
— Ну, как знаете. Всего доброго тогда.
— Что значит «тогда»?
— Значит, что завтра я пишу рапорт в горотдел КГБ по Туле, а потом в Москве своему начальству с указанием предпринятых действий и проведенных бесед. А дальше, как получится. Может статься, проверка ничего не выявит, и ваш старшина продолжит свою службу на прежнем месте.
— А вы надолго у нас в городе?
— На пару дней зависну, будет время еще раз к коллегам наведаться, меня там хорошо знают. Кстати, вчера с ними целый день провел.
— Вот по чесноку, скажите, если я его вышвырну, никто из ваших не узнает?
— В аналитическом отделе будет лежать мой рапорт с указанием принятых мер. В Тулу спускать ничего не будем.
— Заезжайте послезавтра убедиться, что приказ об увольнении Дитятина зарегистрирован установленным порядком. Я свою голову на плаху класть за этого ублюдка не готов.
— Кстати, он сказал, что с вами не делился.
— Еще бы он сказал по-другому! Пристрелил бы как собаку.
Еще денек-другой у родителей поживу, а потом домой поеду, в Москву. И там я себя чувствую дома в большей степени, чем в доме родителей. Так и понятно, я в этом доме дольше двух недель не жил, он и пахнет непривычно, и вокруг всё чужое и незнакомое. А в Москве, в моей квартире каждый гвоздик вот этими пальцами перещупан.
Глава 20Глава для взрослых
Чего у меня не отнять, так это тактичности в общении с людьми как близкими, так и не очень. Поскольку нельзя отнять то, чего нет. Мама-папа, я поехал! А чего разводить долгие политесы с прощанием? Чай не на другой конец мира уплываю с Федором Конюховым, а в Москву на машине качу. Да, мама, как только приеду домой, сразу тебе позвоню и расскажу, как удачно я доехал до Москвы. Мамы, они такие мамы… На днях засиделся в «Арсенале» с Александром Алексеевичем до часу ночи, тактику групповых боёв обсуждали, вернее вариант максимально эффектной легализации этого формата. Приезжаю к родителям полвторого ночи — сидят!
— Это как вас понимать, дорогие мои? Почему не спим?
— Тебя ждем, когда ты изволишь нагуляться.
— С какого такого перепугу, мама-папа, вы спать не легли, вам на работу завтра.
— Мы за тебя волнуемся, тебя нет дома.
— Приплыли! А когда меня год не было, я в армии служил или вон работаю в Москве, вы тоже спать не ложитесь весь год?
— Это другое.
Чего это у них проснулось волнение за сыночка, вроде поздно уже волноваться. И фраза про то, что когда стану папой, то пойму, не срабатывает. Я уже стал в первой жизни папой, и когда детишки тусили ночной порой, радовался за них и храпел с присвистом. Когда супруга не мешала. А то же она у меня тоже «мама классическая обыкновенная», готова до двух ночи ждать великовозрастное дитя. Помню, старший уехал на выпускной бал, дорогую супругу вштырило так, что пришлось мне брать с собой бутылку, пару подушек и чесать за ней в парк, чтоб нервничать вместе с ней. Зачем подушки? Так сопереживать и помогать волноваться, я лежа волнуюсь особенно качественно. А лежать без подушки на лавочке неудобно. Шампанское захватил вместо валерьянки, оно вкуснее и тоже успокаивает качественно.
Так что я буквально вырвался в Москву из-под родительской опеки, тем более что и впрямь отпуск кончается, надо готовиться к службе. Из важных дел самое приятное — расставить аппаратуру и подключить её. В папином гараже была подготовлена к сборке фанерная стойка под аппаратуру. Сказано громко, а по сути, высокая тумбочка с тремя полками без дверец, отшлифованная и покрытая черным лаком. Внизу отсек под диски, чуть выше место для магнитофона, которого нет, еще выше полка под усилитель, и наверху место для проигрывателя. Очень удачно на толкучке попался лист войлока — квадраты вырезаны под колонки, и четыре шайбы под ножки вертушки. Войлок хорошо гасит вибрацию. Получился слегка колхоз, но нормальную стойку нигде не видел, и не представляю, где искать. Делать на заказ мебель в это время в этой стране могут только единицы и только для избранных.
Еще день убил, чтоб затариться всякими замороженными продуктами типа пельменей и куриц. И сразу кончилась морозилка, пришло осознание факта из будущего: чтоб выжить в надвигающемся шторме, надо купить морозильный шкаф, их уже производят. Скатался на периферию, закупил пол свиной туши, порубил — вот тебе и запас еды на месяц. Как удачно я это придумал-то! И родителям подсказать не забыть, да вот вечером и позвоню им перед тем, как уезжать.
Вечером у нас свиданка с Жанной с покатушками и, надеюсь, с романтическим продолжением. А чего дома сидеть, лето же! Под этот процесс я утащил от родителей сборный мангал. Что примечательно, в Туле их теперь изредка продают, в смысле после моего прогрессорства несколько лет назад, а в Москве — фигушки. Никакого плана на эту продукцию заводу не спустили, оружейники выпускают мангалы хоз. способом, то есть из отходов и излишков. И продают как хотят, то есть почем хотят и кому хотят. В эпоху дефицита иметь то, чего нет нигде — это как пятый туз держать в кармане. Вот и идут мангалы как бонусы ко всяким сделкам, как презенты и сувенирная продукция завода. Изредка их «выбрасывают» на тульские прилавки, чтоб совсем уж кисло не выглядеть перед проверяющими органами.
Мой план выехать в ночь за город на машине, запалить костер, пожарить шашлыки Жанна восприняла с энтузиазмом, только придется за ней заходить — забирать из дома сумку с самым необходимым и её самоё. Не шибко я рвусь общаться с родителями своей подружки, но и бегать или скрываться от них не планирую. Отцу Жанкиному в глаза уже посмотрел, остальное легче. А Елена… что Елена, такая же фемина, как прочие, то есть условно договороспособная особа. Главное — знать, где нажать, в какой момент одернуть, а потом надавить харизмой в полсилы. «Вы привлекательны, я чертовски привлекателен, присылайте дочку сегодня в полночь на сеновал…» — как-то так или чуть тоньше, ну да мне такта не занимать.
Стоим, общаемся в коридоре, как порой бывает, зацепились языками с батей. Вот-вот выйдем, но еще слово, еще ответ, и там уже полчаса. Уж больно животрепещущая тема — прогноз изменения внутриполитической обстановки в СССР в свете бурления в союзных республиках и активизации общественной жизни всего Союза.
— Марк, последний вам совет как главе семейства и добытчику мамонтов — скоро с мамонтами станет совсем туго, я настоятельно рекомендую приобрести морозильную камеру для хранения мамонтятины. А то, как бывает — мамонта добыл, а сожрать не успел.
— Что, считаешь нас ждет ухудшение экономической ситуации?
— Вот прямо уверен. Сельское хозяйство не тянет, а импорт уже прикрывают. Осталось страны СЭВ у нас из рук выбить, и мы голодать начнем.
— То есть ты Жорж, не веришь в социалистическую солидарность?
— Я больше верю в польскую «Солидарность», вот эти нам точно спасть спокойно не дадут. Их не разгромили окончательно, там такая поддержка стран НАТО, Запад их не бросит, пока есть Россия.
— Услышал тебя, озабочусь покупкой. Спички, крупу, соль покупать?
— Крупы в России производят, так же, как и спички. Так что перебоев быть не должно. Разве что локальные.