Болгарскому хану было около пятидесяти, он оказался смугл, широколиц, с крупным носом и аккуратной бородкой черного цвета, переходящего в седину. Его узкие глаза смотрели твердо и пронзительно. Он выглядел самым подходящим правителем для народа, вся сила которого держалась на свирепости его воинов.
— Великолепнейший хан, мы принесли привет от нашего повелителя халифа Абд ар-Рахмана ибн Марвана, его молитвы за твое здоровье и благополучие и дары, доказывающие, как высоко он тебя почитает, — заговорил Джелал ад-Дин.
Он махнул Салману и Малику, приказывая представить дары: серебряные блюда из Персии, мечи дамасской работы, изящные эмалевые сосуды из Константинополя, одеяние из блестящего китайского шелка и — на последнем, самом почетном месте — Коран, переплетенный в кожу и золото, переписанный лучшими каллиграфами Александрии.
Впрочем, Телериха, как видно, более всего заинтересовали одежды. Он поднялся с деревянного трона, расстегнул широкий бронзовый пояс, сбросил с плеча длинный меховой кафтан. Под ним обнаружилась льняная туника и низкие сапожки. Драгомир подошел, чтобы помочь ему одеться. Проведя рукой по гладкому, как вода, шелку, хан довольно улыбнулся.
— Очень мило, — благосклонно проронил он.
Джелал ад-Дин понадеялся было, что, увлекшись подарками, хан окажется податлив и на убеждения. Но Телерих, как догадывались арабы по его наружности, был не так прост. Он продолжил:
— Халиф любит красивые дары. Он так богат, что может быть щедрым. Теперь же займите ваши места, пока представится посольство папы римского.
Драгомир жестом указал арабским послам место справа от трона, рядом с боярами — высшей знатью — в тюрбанах. Большинство из них сложением напоминали своего хана, но некоторые больше походили на Драгомира и светлокожую девушку, что так порадовала Джелал ад-Дина ночью. И светлые, и темные пахли загнанной лошадью и застарелым потом.
О явлении папских послов, как и об арабах, Драгомир возвестил на гортанном болгарском языке. Всех троих Джелал ад-Дин видел на пиру. Двое пышными одеяниями напомнили ему константинопольских вельмож, давным-давно тщившихся собрать войско против арабов. Третий был в простом балахоне из коричневого сукна. В невнятной для него болгарской речи Джелал ад-Дин выхватил три имени: Никита, Теодор и Павел.
Христиане, проходя к Телериху, недобро косились на арабов. Они поклонились так же, как кланялся Джелал ад-Дин.
— Встаньте, — сказал Телерих по-гречески.
Джелал ад-Дин не удивился, что тот знает язык: болгары торговали с Константинополем еще до его перехода к арабам и в Плиске было много переселенцев. Другие бежали в Италию, что вполне объясняло греческие имена двух папских легатов.
— Сиятельный хан, — заговорил один из послов тоже по-гречески (Джелал ад-Дин решил, что он и есть Теодор), — мы опечалены, видя, что ты приветствуешь нас в одеянии, подаренном нашими врагами. Значит ли это, что ты презираешь нас и отказываешься выслушать? Конечно, ты не для того заставил нас проделать столь долгий путь?
Телерих моргнул, оглядев новое шелковое платье.
— Нет, — сказал он, — это значит только, что мне по нраву подарок. Какие дары принесли мне вы?
Дауд, склонившись к уху Джелал ад-Дина, шепнул:
— В нем больше алчности, чем страха перед адом.
Джелал ад-Дин кивнул. Это не облегчало, а затрудняло задачу. К толкованию ислама придется примешать политику. Он вздохнул. Чего-нибудь подобного приходилось ожидать, с тех пор как стало известно, что Телерих пригласил римлян.
Христиане приносили свои дары, стараясь пышностью представления скрыть их бедность перед дарами соперников, — приношения Джелал ад-Дина еще лежали сверкающей грудой рядом с троном Телериха.
— Вот, — провозгласил Теодор, — Священное Писание с особой молитвой за тебя, вписанной его святейшеством папой Константином.
Джелал ад-Дин позволил себе тихо, но презрительно фыркнуть.
— В счет идут только слова Аллаха, — шепнул он Дауду ибн Зубайру, — а не человека, кем бы он ни был.
Теперь уже кивнул Дауд. Телерих лениво перелистал Библию, как прежде — Коран. Остановившись на середине, он поднял взгляд на христиан:
— В вашей книге есть картины. — Это прозвучало почти обвинением: в устах Джелал ад-Дина это обвинением и было бы.
Однако христианин в простой одежде — Павел — спокойно ответил:
— Да, сиятельный хан, для лучшего наставления тех, кто не умеет читать слова.
Павел был уже не молод — пожалуй, одних лет с Джелал ад-Дином, но голос его звучал легко, чисто и сильно — голос человека, не сомневающегося в избранном пути.
— Этого берегись! — буркнул Дауд. — В нем больше святости, чем в обоих других, вместе взятых.
Джелал ад-Дин и сам пришел к тому же заключению и не обрадовался ему. «Враги, — думал он, — должны быть злодеями». Он не долго задержался на этой мысли, потому что Телерих, вдруг перейдя на арабский, обратился к нему:
— Почему в вашей книге нет картин, которые показали бы мне, во что вы верите?
— Потому что Аллах, Бог единый, бесконечен и недоступен постижению наших малых чувств и его невозможно изобразить, — ответствовал Джелал ад-Дин. — Человека же нельзя изображать, потому что Аллах создал его по своему подобию из сгустка крови. То же говорит Писание самих христиан, но они забывают о законах, которые им не подходят.
— Лжешь, неверный! — вскричал Теодор. Свет факелов заиграл на его выбритой макушке, когда он развернулся лицом к Джелал ад-Дину.
— Не лгу, — возразил Джелал ад-Дин — он не зря учился у людей, бывших христианами до того, как увидели истину учения Мухаммеда. — Стих, который ты отрицаешь, помещен в книге, называемой Исход.
— Правда ли это? — проворчал Телерих, хмурясь на христиан.
Теодор хотел ответить, но Павел перебил его:
— Сиятельный хан, стих таков, как утверждает араб. Мой спутник не хотел отрицать этого. — Теодор, кажется, собрался заспорить, но Павел не дал ему вставить слова. — Однако закон был дан Моисею давным-давно. С тех пор на землю явился Христос, Сын Божий, и верящий в Него попадает в рай, даже если не соблюдал устаревших еврейских законов.
Телерих хмыкнул:
— Новый закон может сменить старый, если изменились обстоятельства. Что ты скажешь на это, посланец халифа?
— Я процитирую два стиха их Корана, из суры, называемой «Корова», — ответил Джелал ад-Дин, улыбкой отметив, что Павел оставил ему выход. — «И говорят иудеи: „Христиане — ни на чем!“ И говорят христиане: „Иудеи — ни на чем!“ А они читают Писание». Что означает, великолепный хан, что те и другие извратили Слово Божие. И еще: «Они говорят: „Аллах зачал сына“ — упаси Аллах!»
Цитируя Коран, он привычно перешел на арабский. И не удивился, заметив, что христиане легко следят за его речью. Они тоже подготовились к любым случайностям.
Один из бояр Телериха обратился к хану на своем языке. Малик ибн Анас, взятый Джелал ад-Дином именно за то, что немного владел болгарской речью, перевел:
— Он говорит, что священные боги предков и даже языческие боги славян, которыми они правят, многие годы хорошо служили им, и призывает Телериха не изменять обычаю.
Оглядевшись, Джелал ад-Дин увидел, что многие бояре кивают.
— Великий хан, позволишь ли мне сказать? — заговорил он и, когда Телерих кивнул, продолжил: — Великий хан, тебе достаточно посмотреть кругом, чтобы убедиться в величии Аллаха. Разве не верно, что мой повелитель халиф Абд ар-Рахман, мир ему, правит от Западного моря до Индии, от твоих границ до Египетской пустыни? Даже христиане, чье знание единого Бога несовершенно, все еще владеют многими землями. И только вы в своей маленькой стране поклоняетесь своим идолам. Разве это не доказывает, как мала их сила?
— Более того, сиятельный хан, — заговорил молчавший до тех пор Никита, — ваши ложные божества отрезают Болгарию от других народов. Способны ли твои люди, имея дело с мусульманами или христианами, приносить клятвы, которым бы те поверили? Как подкрепишь ты силой Господа договор, придав ему верность? Как можешь вступить в законный брак с христианкой? Ты сам, конечно, задавался подобными вопросами, иначе не призывал бы нас к себе.
— Он говорит правду, хан Телерих, — подтвердил Джелал ад-Дин. Он не ждал от священника такого острого понимания мирских дел, какое проявил Никита. Коль скоро невозможно было отрицать сказанного, его лучше подтвердить, чем игнорировать.
Телерих закусил ус, переводя взгляд с одного посольства на другое.
— Скажите мне, — медленно произнес он, — поклоняетесь ли вы все одному Богу или разным?
— Прекрасный вопрос, — сказал Джелал ад-Дин. Да, Телерих не дурак. — Это один Бог, нет бога, кроме Бога. Но христиане почитают Его ошибочно, полагая, что Он — троичен, а не един.
— Это тот же Бог, — согласился Павел, снова опередив Теодора. — Мухаммед не истинный пророк, и многое в его проповеди ложно, но это тот самый Бог, который отдал своего единородного Сына ради спасения людей.
— Постойте! — Телерих поднял ладонь. — Если это один бог, какая разница, как будем почитать его я и мой народ? Какие бы молитвы мы ему ни возносили, он, конечно, поймет нас.
Джелал ад-Дин обернулся к Павлу. Христианин смотрел на него. Павел улыбнулся, и Джелал ад-Дин невольно ответил на улыбку. Он сознавал иронию положения: у них с Павлом больше общего, чем у каждого из них с этим наивным болгарским ханом. Павел поднял бровь. Джелал ад-Дин кивнул, позволяя христианину ответить на вопрос Телериха.
— Увы, сиятельный хан, это не так просто, — заговорил Павел. — Подобно тому как есть лишь один истинный Бог, есть лишь один способ верно почитать его, ибо хотя он милосерден, но также и справедлив, но не потерпит ошибок в богослужении. Скажем, к примеру, сударь, понравится ли тебе, если тебя назовут «ханом аварским»?
— Такое было бы мне очень приятно, окажись это правдой, — мрачно усмехнулся Телерих. — Но к несчастью, у авар есть собственный хан. Хорошо, священник, я понял тебя.