Я гневно отвернулся к окну, а они пошли прочь. Летос пытался ее образумить, говоря, что я расстроен, но она не слушала. А она и не станет: пока гнев бурлит в ее крови, она будет делать так, как говорят ее эмоции. Сейчас она зла на меня, обижена, обделена нашим с Летосом вниманием. Она расстроена, и она не вернется, пока не остынет.
Я тоже зол. Я итак скатился ниже плинтуса, а тут еще она со своими дурацкими обидами! Да и Летос хорош — только настоящий баран будет стоять на своем, когда тебе уже разжевали ситуацию и только и ждут, когда до тебя дойдет. Бесит. Бесит! Бесит!!! Я от души пнул ножку койки. Койка укоризненно взвизгнула.
Через час ко мне пришли еще два посетителя. Я сидел на койке и лихорадочно думал, как себя оправдать, прокручивая в голове разные истории из судебных практик, когда Умок и Рин появились за решетчатой дверью. Я ждал этой встречи и был готов.
— Извини, Мартин, — поймав мой взгляд, заговорил Рин. — Ты хороший парень, но я обязан был тебя сдать. Может, ты просто запутался, но торговля шил-соком — серьезное преступление.
При свидетелях он иначе и не скажет, я даже не сомневался. Конечно, это он меня подставил, тут и думать не надо!
— А я так и думал, что с тобой что-то не чисто, воротничок, — заявил Умок, и от него так и повеяло самодовольством. — Как увидел тебя, так и подумал. По твоему виду изначально было ясно, что ты что-то скрываешь.
И зачем я потратил столько сил и денег, чтобы вызвать в нем симпатию? Зачем я всколыхнул Ножа и участвовал в дурацкой драке? Ничего из этого не помогло по одной простой причине: Умока я тоже недооценил.
Не хочу их видеть. Беда маленьких городков в том, что все друг друга знают, и в тюрьму пускают кого попало, по знакомству. В Мегаполисе ко мне не пустили бы этих двоих, впрочем, как и Летоса с Дией.
Но раз они здесь, стоит выжать из этого максимальную пользу. Я встал и развернулся лицом к двери. За час я взял себя в руки и был спокоен, как скала.
— Умок, — сказал я, — для тебя все складывается просто отлично, не так ли? Ты поймал преступника, папочка гордится тобой, а портфолио готово. Но подумай вот о чем: что, если ты засадил за решетку невиновного? Всей полицейской карьере конец, если правда всплывет наружу.
— Не пудри мне мозги, воротничок, — хмыкнул Умок. — У тебя в кармане нашли шил-сок. Считаешь, этого мало?
— По-прежнему остается вероятность, что меня подставили, — заметил я. — Кто? Ответ справа от тебя.
Умок машинально повернул голову и взглянул на Рина. Рин по-прежнему смотрел на меня и улыбался. На самом деле, это настоящая удача, что Умок и Рин враждуют, а объединились только ради того, чтобы схватить меня. У них такие разные цели в жизни, что, схлестнувшись, от обоих и мокрого места не останется.
— Ну давай, — предложил Умок. — Дай мне взятку, чтобы я поверил. Так ведь ты решаешь все проблемы?
Я пожал плечами:
— Как хочешь, Умок. Но ты должен знать: Рин так тебя ненавидит, что готов засадить одноклассника за решетку. А знаешь, почему? Чтобы ты, доверчивый юный полицейский, повелся, а потом обнаружилось бы, что за решеткой невиновный и несовершеннолетний. А знаешь, чем это чревато? Почитай законы.
— Я и без тебя знаю законы, идиот! — рявкнул Умок.
— Ты думаешь, сын полицейского на такое купится? — спросил Рин, и его голос был мягким, как кошачья лапка.
— Это выбор Умока, — отметил я. — Я невиновен, и правосудие это докажет. А раз так, то этому полицейскому участку несдобровать, ведь вы взяли меня, школьника, практически без доказательств.
— Правосудие докажет правду, — еще мягче «погладил» меня Рин. — А правда в том, что ты посредничаешь с торговцами шил-сока. От этого даже несовершеннолетие тебя не спасет.
— Нет, — возразил я. — Правда в том, что ты по какой-то неизвестной причине ненавидишь Умока. Ты много о нем знаешь. Не ты ли рассказывал мне, что его мать бросила семью и умчалась в Мегаполис за богатым женихом? Тот богатый жених — твой брат или дядя, не так ли?
Я придумывал на ходу, переступая все границы приличий, но мне было плевать — лишь бы задеть Умока побольнее. На Умока же стало страшно смотреть: он разъяренно покраснел, глаза его почернели, кулаки сжались. Он медленно надувался, как воздушный шарик, а через мгновение его стало «сдувать». В тщетной попытке казаться спокойным, он процедил сквозь зубы:
— Заткнитесь оба. Кто давал вам право обсуждать мою семью?
— А что, твоя мама разве не сбежала в Мегаполис? — спросил я.
— Завались, воротник дранный!
— Да ладно, дело-то не в этом, — вздохнул я. — Дело в том, что Рин ненавидит тебя, Умок, и твоя мама может быть на это причиной.
Конечно, нет! Я нес бред, делал вид осведомленного человека, а сам изо всех сил хватался за соломинку. Если Умок поведется на мои слова, Рин окажется под его пристальным вниманием, а под пристальным вниманием не так-то просто сбегать в Джунгли.
— Пошли отсюда, он сошел с ума в своих Джунглях, — презрительно бросил Рин.
— Нет, я не уйду, пока не узнаю, откуда у него информация о моей семье! — завелся Умок. Его челка торчала вперед, как остро наточенные колья.
— Рин рассказал, — охотно поведал я. — И ты бы знал, сколько он о тебе плохого наговаривал у нас в классе! Я подумал сначала, что у вас кровная вражда… Он злится на тебя, Умок. Узнай почему, а то я не разобрался.
— Идем, Умок, — повторил Рин. — Не видишь, он спятил!
— Отвали, рыжая морда! — дернул плечом Умок.
— Да-да, я спятил, — пробормотал я. — А что ты, Рин? Когда в ближайшее время собираешься в Джунгли? Давай осторожнее: после моего пленения защиту на Границе наверняка удвоят.
Рин фыркнул. Умок глядел на меня с ненавистью и злобой и вдруг напомнил быка, который точно так же наклоняет голову и смотрит прежде, чем ударить рогами. Я вернулся к койке и сел.
— Осторожнее с ним, Умок, — предостерег я. — Он тоже ходит в Джунгли и по гораздо худшей причине, чем я. Я мешал ему, и он подставил меня. Подсунув мне шил-сок, он убил двух попугаев разом.
Умок, хоть и выглядит как типичный осел, на самом деле не так глуп, да и намекал я достаточно прозрачно. Меня это, конечно, не спасет, но жизнь Рину осложнит знатно.
— Да пошли вы, — пробурчал Умок и исчез из моего поля зрения. Рин бросил на меня уничтожающий взгляд и поплелся следом.
Глава 5Родительский контроль
Больше всего я ждал и боялся встречи с родителями. К вечеру папаша Умока пришел ко мне в камеру и заявил, что мои родители готовы приехать, но он им отказал. Ночью меня собирались перевозить в Мегаполис, чтобы утром я уже сидел в комнате допроса, и только после допроса я могу повидаться с родителями.
— Но я несовершеннолетний! — возмутился я. — Родители обязаны присутствовать при моем допросе!
— Это уже не мы решаем, — пробурчал папаша и, ворча что-то про «нелюдей, отбирающих всю славу», поплелся готовить для меня машину.
Дия и Летос больше не приходили, а может, их просто не пустили.
Меня повезли в Мегаполис. Солнце уже давно спало под одеялом океана, когда мы выехали из города. Двое полицейских зажали меня на заднем сиденье, еще какой-то тип сел впереди, а папаша Умока сел за руль.
Время пролетело, как стрела, и вот он, Мегаполис. Шумный, сверкающий огнями и мерцающий альтерами. Вот только я собирался вернуться сюда на коне, а возвращался на веревке за лошадью. И я хотел в Королевский дворец с победой, а не в Королевскую тюрьму с поражением.
Меня посадили в одиночную камеру, почти такую же тесную, как в Океанске, только дверь полностью была сделана из железа. Я лег на койку, но до утра так и не уснул. И только когда за стеной защебетали птицы, предвещая рассвет, меня сморила дремота.
А утром произошло то, чего я страшился — приехали родители. Я ждал их, готовился морально, но все равно струхнул, когда услышал их голоса в коридоре. Точь-в-точь маленький мальчик, которому вот-вот дадут ремня!
Две недели назад они приезжали в Океанск проверить меня, но тогда все было в порядке: я прибрался, скосил лужайку перед домом, спрятал маску, сжег ту одежду, которую порвал или измазал в крови, а на стол торжественно возложил учебники, тетради и отрытый дневник с пятерками.
Приезжая на выходные, они каждый раз спрашивали: «Не надоело жить одному? Возвращайся домой, мы всегда тебя ждем, Мартин», но я только улыбался. Я не хотел домой. У меня тут цель. Миссия. Так я думал, когда все шло по моему плану. Но сейчас…
Я клялся им, что уже взрослый и докажу, что могу жить один. Я твердил, что буду вести себя как пай-мальчик и что они будут мной гордиться. А на деле? Меня поймали с шил-соком в кармане. Я не справился. Я не сдержал обещание.
— Просто отведите нас к нашему сыну! — воскликнула мама, а охранник продолжал что-то бурчать.
— Допрос не имеет значения! Пропустите нас. Немедленно, — подключился и папа.
Лязгнул засов, и я вздрогнул. Дверь отворилась, и в щель просунулась мясистая голова охранника. Он пробормотал:
— Эй, парень. Вылезай. К тебе родители пришли.
Фразочка как из детского сада.
— Мартин! — в камеру, оттолкнув охранника, влетела мама. Не успел я встать, как меня обняли нежные руки и окутал аромат цветочных духов. Всюду передо мной оказались ее волнистые каштановые волосы и защекотали лицо.
— Мам… задушишь, — пропыхтел я.
Мама отстранилась, и я смог выпрямиться во весь рост. Она смотрела на меня влажными глазами, а ее любимое белое платье с красными розами помялось, чего она себе никогда не позволяла. Я перевел взгляд на отца. Скрывая чувства, он поправил очки и зачем-то провел пальцами по пуговицам на рубашке, будто проверяя, на месте ли они.
Я ждал. Вот, он посмотрел прямо на меня, и его строгий взгляд пронзил меня насквозь, как пика.
— Идем, Мартин, — распорядился папа.
— Куда? — тихо спросил я.
— До допроса у нас десять минут. Пошли, не в камере же нам разговаривать.