— всё зависит от количества свободных работников, которые организуют квантовый туннельный переход.
Затем нарубить дров. Собрать промокшие ветки.
Отправиться назад, где уже ждёт завтрак.
Матвей заделался земледельцем. Неожиданно для него самого ему от отца передалось умение обрабатывать землю и выращивать овощи. Он всё лучше и лучше узнавал жителей Просветления и даже один раз позволил себе выпить с Ильёй — невысоким мужичком в старой телогрейке, который земледелием управлял.
Познакомиться со всеми поселенцами Просветления оказалось несложной задачей — их насчитывалось чуть больше полутора сотен. В основном все родились после катастрофы, потому идеология Старшего в буквальном смысле передавалась им с молоком матери. Некоторым Старший являлся биологическим отцом, но это обсуждать было не принято. Те, кто могли называть себя детьми Старшего, почитались, но не смели обратиться к нему «папа».
Матвей, в отличие от Марченко, не менял часто спутниц, хотя в целом это не запрещалось в Просветлении. После первой ночи с Элиной они остались жить вместе в её ветхом доме, да и она перестала смотреть на других мужчин. Головой Матвей понимал, что рано или поздно это закончится, но сердце его окутывало чувство тепла от того, что он ей нужен.
У них сложился уютный быт. Они вместе гуляли по Просветлению, читали советскую и зарубежную литературу, иногда ставили в библиотеке старые пластинки на патефоне и танцевали под Утёсова, Козловского, Нечаева, а ещё под одну-единственную пластинку Рэя Чарльза.
Девушка открывалась Матвею всё больше, рассказывала о своём детстве, мечтах, пусть и немного наивных. Со временем Матвей открылся в ответ — настолько, насколько позволила открыться его легенда. Он обманывал девушку, когда рассказывал о своём детстве и планах в Тёмном Городе, но не врал ей в чувствах. Он искренне заваливал Элину комплиментами, восхвалял её черты лица и тела, её милый и добрый характер, её страсть.
В один из дней он познакомился с приятной женщиной чуть за пятьдесят — мамой Элины. Они пили травяной чай, который пролежал в её доме бог знает сколько дней, а может, и лет, смеялись и обсуждали Просветление.
Тем не менее Матвей старался не привязываться к кучерявой девушке. И хоть он каждый день напоминал себе о том, что он на задании, каждую ночь, оказываясь в её объятиях, забывал об этом.
Как-то на закате Матвей, как обычно, накрывал овощи полиэтиленовой плёнкой, поливал картофель, выдёргивал сорняки размером с листья лопуха. За своим уже рутинным занятием он даже не услышал, как Элина подкралась к нему сзади. Она обняла молодого человека и шепнула:
— Ты не представляешь, что сейчас произошло!
— О чём ты? — повернулся к ней Матвей.
— Старший завтра устраивает праздник! Тёплые дни уходят, мы будем просить холода быть к нам благосклонными. Но это не главное. Главное, что на празднике вас объявят жителями Просветления!
— Ого! — улыбнулся Матвей.
— Конечно! Ведь вы с братом так много сделали для нас. И вы — достойные люди. Люди, принявшие путь Просветления. Я так рада! Так рада! Ну что же ты молчишь?! Потерял дар речи?!
— Нет, я…
— Мне надо прихорошиться. Ведь мой мужчина завтра станет…
— Твой? — удивлённо спросил Матвей.
— Мой! — уверенно ответила Элина, топнула ногой и поцеловала его.
Она убежала готовиться к завтрашнему событию, а Матвей отправился навестить своего «брата».
Марченко помогал трём дровосекам. Он вообще помогал всем, кому мог, но именно с ними он сдружился. Первый — Захар, на вид лет шестидесяти с небольшим, вечно отпускающий пошлые шутки в адрес проходящих мимо молоденьких девушек Просветления, был старшим дровосеком и головой отвечал за то, чтобы каждый дом в поселении холодными зимними вечерами был отоплён.
Второй — его сын Рудик, приятный парнишка, постоянно старавшийся впечатлить отца своей работой. И третий — Мирон, здоровый детина с небольшим животом, что в условиях вечного недоедания казалось чудом. Отапливать небольшое поселение оказалось сложной задачей, поэтому каждый вторник, четверг и субботу дровосеки отправлялись в лес спиливать сухие ветки.
— Не желаете ли устроить перекур, товарищи? — задорно крикнул Матвей, увидев дровосеков.
— А что, — поддержал Мирон, — это можно. Егор, дашь нам своих самокруточек?
Марченко улыбнулся и раздал дровосекам по две. Приближающийся к нему Матвей позвал его рукой к себе. Егор предупредил мужиков, что сейчас вернётся, и подошёл к напарнику.
— Ты чего тут? — спросил он.
— Поговорить надо. Элька сказала, что завтра будет праздник. И там…
— Старший объявит нас жителями. Да. Я в курсе. Мужики сказали.
— Думаешь, нормально?
— А что такого? Всё идёт по сценарию. Тебя что-то смущает?
— Нет, просто… Прошло уже столько времени, — Матвей снизил тон, — никто не объявляется из… Ну, ты понял.
— Значит, время ещё не пришло. Сам всё знаешь. Но всё идёт по сценарию. Не бзди.
— Егор! — послышался крик Рудика вдали. — Давай доделаем уже!
— Мне пора. Всему своё время, Матвей. Ты отлично справляешься. Главное — не привязывайся к людям и не забывай, что мы на задании.
— Да помню я, — обиженно сказал Матвей.
— Я так. На всякий случай. Не повторяй моих ошибок.
Матвей ничего не ответил.
— Вот и умничка.
Егор побежал к своим коллегам, Матвей направился в сторону дома. Подходя к воротам поселения, оперативник заметил, как сквозь траву пробилась одна-единственная ветреница. Он подошёл к белому цветку, опустился на колени и аккуратно расчистил траву возле него. Матвею это показалось чудом: среди заражённого леса, в гниющей траве к солнцу пробивается цветок. Хочет жить, несмотря ни на что.
***
Разноцветные ленты украшали столбы и ограждения на небольшой площади в центре Просветления. На образованном полукруге собрались все жители поселения — от мала до велика, — но удобное кресло, походившее на трон, пустовало. Несколько мужчин разожгли костёр, женщины о чём-то сплетничали и хохотали. Матвей стоял в тени, наблюдая за людьми, у которых когда-то отняли альтернативное будущее, но которые радуются их настоящему. Тучный мужчина высокого роста приволок металлическую бочку, за что его встретили овациями. В ней, видимо, тот мутный напиток, которым Старший поил оперативников при первой встрече. Матвей так и не смог понять, из чего поселенцы гнали самогон, а когда спрашивал об этом, в ответ слышал лишь шутки и смешки.
Егор на глаза не попадался — наверное, так же спрятался в тени. Спустя минут пятнадцать народ зашумел громче, приветствуя Старшего. Он аккуратно, опираясь на свою трость и поправляя седую бороду, подошёл к креслу и медленно в него опустился.
— Мои дорогие, — громко, насколько мог, сказал он. — Как же я рад! Сегодня мы отмечаем начало нового этапа. Лето близится к концу, а значит, нас ожидает холодное время. Да, холода в наших краях длятся дольше, чем тёплые дни. Но мы с вами пережили уже не один такой период. Переживём и этот. Товарищи! Мы с вами и правда на верном пути. И то, что к нам присоединились ещё двое, — тому подтверждение. Просветление — это место для каждого, кто изберёт наш путь. Просветление — это последнее место в нашем мире, где людям искренне рады!
Конечно, — подумал Матвей. То-то нас с Марченко в клетку на неделю посадили.
— Просветление, — продолжил Старший, — уже много десятилетий — новая надежда. Двое заблудших искали иное место, но по воле случая оказались у наших ворот. Они прошли испытание, которое бросила им судьба. Они показали, что достойны стать одними из нас. Выйдите, товарищи! Выйдите к нам!
Оперативники с разных сторон подошли к Старшему, Марченко бросил самокрутку под ноги и потушил сапогом.
— Егор и Матвей. Два брата. Две судьбы. Когда я встретил их впервые, они были настроены идти туда, где жизни быть не может. Я уважил их решение, но тем не менее предложил остаться. Мне было интересно, из какого теста сделаны эти двое. Сейчас вы видите на столах результат труда Матвея, и клянусь вам, что такой тыквы мы не ели уже очень давно.
Толпа поддержала одобрительными выкриками и кивками.
— А Егор, зная, как тяжело приходится в холодное время, мало того что присоединился к нашим бравым дровосекам, но и собственноручно ходит на рубку несколько раз в неделю.
Толпа встретила это заявление громкими аплодисментами.
— Я предложил тогда, предлагаю и сейчас: согласны ли вы, братья, отказаться от своей фамилии? Согласны ли вы идти вместе с нами? Согласны ли вы быть верными служителями Просветления?
Над площадью повисла тишина, прерываемая изредка детским смехом где-то на окраине.
— Да! — уверенно крикнул Матвей.
— Это честь для нас, — добавил Марченко.
Люди засвистели от радости и громко захлопали в ладоши. Элина, стоявшая недалеко от Старшего, не скрывала улыбки. В этот вечер ей хотелось выглядеть потрясающе для своего мужчины: длинное узкое платье, подчёркивающее грудь и бёдра, аккуратные туфельки на небольшом каблучке и сиреневый платок, который дала ей мама. Образ девушки получился домашним, но изысканным, и Матвей, конечно, это оценил.
— Тогда, — продолжил Старший, — я прошу подойти старожилов. Тех, кто составляет совет. Тех, кто видел, как совершалась история. Владилен. Иван. Роза. Игнат. Подойдите и вы и скажите мне как старожилы: готовы ли вы принять этих двоих к нам?
Первой вышла дама лет пятидесяти с хвостиком. Красная косынка скрывала её длинные седые пряди, она держала подол юбки, чтобы не запачкать его.
— Я Роза. Старожил Просветления. Я видела их, но не говорила с ними. Слова в моём видении — пустота. Важны действия. И действиями своими они доказали, что достойны. Я говорю: любо.
Следом за ней вышел лысый мужчина, немногим старше Розы. Дужка его толстых очков приклеена синей изолентой, потёртые брюки и пиджак поверх шерстяной жилетки придавали профессорский вид.
— Я Владилен. Я им… м… мел честь пог… г… говорить с одним из б… б… братьев. Мне б… б… лизки по духу их цен… н… ности. Я в… в… верю, что они смогут вп… п… писаться в наш б… б… быт. Я г… г… говорю: л… л… любо.