— Вы согласны? — Матвей вырвал Егорова из его мыслей.
— Простите, я вас не расслышал, товарищи, — неуверенно ответил Александр Александрович, — вы не могли бы повторить вопрос?
— Согласны ли вы занять этот пост? — повторил Дмитрий.
— Что? — брови Егорова поднялись. — Какой пост?
— Пост президента. Мы понимаем, что услышанное вами походит больше на фантастическую новеллу, но мы готовы доказать вам, что наши слова — чистая правда.
— Я, признаться, совсем потерял нить нашей беседы, товарищи, — сказал Егоров и пожалел, что не слушал, зашедших к нему людей.
— Александр Александрович, — сказал Матвей спокойным, но строгим голосом, — я понимаю, что у вас был тяжёлый день. И понимаю, что мы не вовремя. Тем не менее, вопрос, который мы обсуждаем, крайне важен. Я очень прошу вас: отнеситесь со всей серьёзностью к нашему разговору.
— Вы из КГБ? — немного испуганно спросил Егоров.
— Нет, — ответил Матвей, — мы из… скажем так, схожей организации. И мы очень надеемся на вашу полную поддержку и продуктивное сотрудничество.
Егоров не ответил, но испуг и непонимание на его лице оказались красноречивее слов. Матвей почувствовал, что сейчас не стоит продолжать. Он не хотел спугнуть Александра Александровича рассказами о предстоящей работе. Они переглянулись с Дмитрием, Матвей постучал указательным пальцем по циферблату наручных часов «Союз». Напарник кивнул.
— Александр Александрович, — Матвей встал, — давайте встретимся завтра в ресторане «Гавана»? Скажем, в 19:00? Мы сможем описать вам все детали, а вы, услышав их и привилегии, которые мы гарантируем по исполнению, озвучите нам окончательное решение.
Не дождавшись ответа, Матвей подошёл к двери.
— Мы будем ждать вас, — строго произнёс Дмитрий, — прошу, не опаздывайте.
— Хорошо, — тихо сказал Егоров.
Двое вышли из кабинета. Ещё какое-то время Александр Александрович переваривал сложившуюся ситуацию. Кто эти двое, которые пришли под прикрытием газетчиков? Почему им понадобился именно он? И почему его рассеянное внимание опять ему помешало?
Он расстроенно выдохнул.
По дороге домой, в метро, Егоров немного успокоился. В конце концов, он не сделал ничего плохого. В университете он более тридцати лет, его знают и любят. Он состоит в партии, ходит на собрания, а его факультет — один из важнейших в МГУ. Даже если у спецслужб есть какие-то вопросы к нему, бояться нечего, главное — говорить правду. Он прокручивал вновь и вновь все возможные причины такой встречи. Они сказали, что не из КГБ, а из схожей организации. Но что это за организация? Может, шпионы? Может, партия призывает его и это проверка?
Он вышел на станции «Парк культуры», перешёл Комсомольский проспект по наземному переходу и завернул во двор дома, вблизи набережной. Пытался хоть немного вспомнить, о чём же говорили двое мужчин в костюмах. Что-то связанное с важным заданием. С ответственностью. Они сулили какие-то пожизненные почести и привилегии.
А потом его осенило, словно молния ударила ему прямо в грудь. Они говорили что-то о мирах! Параллельных мирах! И в одном из этих миров нужен Александр Александрович Егоров.
***
Сталинские дома на Мичуринском проспекте, равно как и весь мегаполис, покрыл белоснежный ковёр. Снег валил всю ночь, Матвей проснулся под звук шарканья металла по асфальту. Звук, который ассоциируется с зимним утром у каждого второго москвича.
В соседней комнате со свистом похрапывал Дмитрий. Матвей решил, что нужно вести себя очень тихо, ни в коем случае не будить напарника и проскользнуть из квартиры, чтобы насладиться временем наедине с собой. До встречи в «Гаване» ещё целый день, так почему не прогуляться по Москве другого мира?
После утренних процедур и чашки кофе он оставил на столе записку, в которой написал, что поехал гулять и будет на связи, накинул пальто и шляпу, посмотрел в зеркало. В глазах сразу появился образ Марченко с его любовью к классическому стилю одежды.
А следом — Элина.
В красивом платье, подчёркивающем прекрасную фигуру, кудрявые волосы спадают на плечи, а глаза… полны нежности и страсти.
У Матвея что-то защемило в груди. Он полностью здоров, сомнений нет. Какое-то предательское чувство: будто организм всё равно хочет проверить его на прочность. Но ему нельзя поддаваться эмоциям.
Это работа.
Точка.
Фёдоров-младший поднял воротник пальто и вышел из квартиры.
Сначала он не знал, куда ему отправиться: слишком много мест, которые стоит посмотреть в столице и найти различия с его родной. Оперативник решил, что ехать нужно туда, куда отправляются все туристы. На Красную площадь.
Неторопливым шагом до метро он добрался минут за двадцать. Станция «Университет», расположенная на пересечении Вернадского и Университетского проспектов, выглядела привычно: вестибюли-ротонды с плоской крышей. Отличался цвет: вместо привычного голубого — кирпично-красный, и гигантская буква «М» наверху. Вход бесплатный. Ни одного турникета, только милиционер следит за порядком. Уже забытое для Матвея слово «милиционер». Внутренне станция практически не изменилась, только гербы СССР высечены в стенах металлом.
Станция постепенно наполнялась людьми. Труженики на благо Союза подходили к краю платформы, кто куда мог ткнуться, чтобы ни в коем случае не пропустить поезд, так как следующий будет только через десять минут. Состав Матвея приятно удивил: единый поезд красного цвета со множеством дверей и окнами, уходящими в крышу. Отсутствовал машинист — управление составами Московского метро осуществлялось удалённо. Матвей зашёл в чистый длинный вагон и сразу обратил внимание на электронные фотографии революционеров и генерального секретаря.
Интересно, — подумал Матвей. Чем занимается генсек у нас? Забавно, если он какой-нибудь алкаш и даже не подразумевает, что здесь он приравнен к богу.Механический голос объявил следующую станцию — «Ленинские горы» — и о том, что двери закрываются. Красные огоньки над дверьми замигали, все оставшиеся на платформе, как по команде, остановились.
Движение состава практически не ощущалось. Матвей смотрел на людей. Непохожие друг на друга жизни, все как один уткнулись в мобильные телефоны, читали новости или смотрели смешные картинки.
Он вышел на станции «Проспект Маркса», в его мире известной как «Охотный ряд», прошёл по чистому переходу и поднялся наверх. Перед ним предстал Исторический музей, за которым раскинулся Кремль. Древнейшая часть крепости, вокруг которой разросся крупный город. Крепость, которая, даже сменив белые стены на красные и орлов на звёзды, всё равно смотрелась немного сумбурно среди множества зданий советской эпохи.
Единственным напоминанием о религии был собор Покрова Пресвятой Богородицы, построенный ещё в шестнадцатом веке. Исторический памятник, которого почему-то не постигла участь всех храмов и церквей в городе — снос. Советский Союз пропагандировал, что только партия и упорный труд помогут достигнуть высшей цели, религии в этом мире места нет, так как это обман, придуманный, чтобы дурачить народ. Конечно, оставались верующие, но их со временем становилось всё меньше.
Главным местом паломничества коммунистов и социалистов всего света оставался Мавзолей. Он отличался от того, который привык видеть Матвей. Постройка из чёрного мрамора, вдвое больше той, что в родной столице оперативника, гордо несла на фронтальной стене три имени: Ленин, Сталин, Комаров. Они неподвижно лежали в своих усыпальницах, словно спали, а их вечный сон охранял караул из нескольких десятков солдат. Пройти к ним мог любой желающий, причём абсолютно бесплатно, но Матвею это всё было чуждо. Он считал, что не должны на главной площади страны лежать трупы. За такие слова в К3-61 его, вероятнее всего, отправили бы в трудовой лагерь, лет так на пять. Очередь на поклон из желающих посмотреть на великих мира сего уходила от Мавзолея к метро.
Время подходило к обеду. Матвей начал замерзать, а так как в центре посидеть в какой-нибудь кафешке будет стоить явно дороже, он решил поехать в свой родной район — Ломоносовский, где, кстати, находился ресторан «Гавана».
Он перешёл дорогу и сел в автобус, внешне напоминающий те, которые он видел лет десять назад, но новый и чистый. Его поприветствовала тучная женщина-водитель и попросила не забыть пристегнуться, если он поедет сидя. Мимо знаменитого дома на набережной, через Большой Каменный мост они выехали на улицу Димитрова, которая, в свою очередь, переходила в Ленинский проспект. По обеим сторонам Димитрова, которая Матвею привычна под именем Большая Якиманка, возвышались девятиэтажные сталинские дома. Пейзаж становился всё более монотонным, различием в сталинках было только расположение балконов и эркеров. Матвей проехал Академию наук, и пейзаж за окном стал родным, почти таким, к которому он привык. Вышел оперативник через одну остановку после «Гаваны», перешёл Ленинский по подземному переходу и зашёл во двор дома, где он живёт в своём объекте.
Двор выглядел иначе. Вместо ветхой хоккейной коробки — новая, с сеткой и воротами. Игровая площадка для детишек выглядела так, будто её поставили вчера.
Дети резвились в снегу, качались на качелях, съезжали с нескольких горок, их бабушки и дедушки громко обсуждали насущные вопросы. Матвею бросилось в глаза, что двери в подъезды не металлические, как практически во всей привычной ему Москве, а деревянные. Простые, аккуратные, деревянные и нет домофонов. Наверное, это показатель безопасности. А может, установка КГБ, чтобы при проникновении в квартиры не пришлось мучиться с тяжёлыми дверьми.
Неожиданно раздался резкий писк откуда-то из кармана. В этом объекте ему могли звонить два человека: Дмитрий и Александр Александрович Егоров. Он поднял трубку и услышал заспанный голос своего напарника:
— Ты где?
— Я тебе записку оставил, не видел?
— Не, я только встал и ещё не проснулся. А! Вот! А сейчас ты где?
— Недалеко от «Гаваны». Хочу прогуляться ещё немного.