***
На следующий день Александр Александрович почувствовал себя нехорошо. С самого утра его мучила мигрень. Боль растекалась от затылка к вискам и в шею.
Качественные советские таблетки не помогали. Он измерил давление ни разу не использованным тонометром и расстроился ещё больше: при норме сто двадцать на восемьдесят его верхнее поднялось до ста семидесяти.
В груди давило.
Ладони вспотели.
В голове Егорова мельком проплыла мысль, что он сейчас умрёт, и ему стало очень страшно.
— Нет-нет, — говорил себе Егоров, — умирать нельзя, умирать нельзя.
Он не имеет права оставить семью. Супруга, с которой они вместе прожили почти сорок лет, не справится без него. Квартиру, предоставленную университетом, наверняка отберут. Неужели ей придётся возвращаться в Мытищи? Дети ещё не встали на ноги. Кто поможет Виктории в её научной работе? Сможет ли она написать докторскую диссертацию без связей Александра Александровича? А Владислав? Юноша совсем запутался в жизни, ему нужен отец, который всегда поддержит в трудную минуту.
Умирать нельзя.
Он прошёл из спальни в большую гостиную.
— Нелли? — позвал он свою супругу. — Нелли, ты дома?
Ответа не последовало. Наверное, ушла в магазин или поехала навестить маму. Мысли Егорова разбегались, как тараканы при включённом свете. Дети, должно быть, на занятиях.
— Умирать нельзя, — приказал себе Егоров.
Он сел в кресло, обитое атласной тканью, и расстегнул верхнюю пуговицу пижамы. Холодный ветерок из форточки подарил ему мимолётное облегчение. Он старался дышать ровно. Успокаивать сердцебиение. Веки стали неподъёмно тяжёлыми. Он достал свой мобильный телефон и написал секретарю, что приболел и прийти на занятия не сможет. Дописывал сообщение он уже в полудрёме.
Резкий, неприятный звонок в дверь клещами вырвал его из сна. Дети давно говорили Егорову, что нужно поменять звонок, уж слишком ужасающе звучит этот. Теперь Егоров сам в этом убедился. Он посмотрел на старинные часы на комоде. 13:44, значит, он проспал почти пять часов. Тело ныло от сна в неудобной позе.
Звонок раздался ещё раз. Егоров выдохнул и отправился по длинному коридору смотреть, кто решил потревожить его днём рабочего дня. В видеофоне стояла фигура в заснеженном пальто и шляпе. Он сразу узнал одного из его вчерашних собеседников. Прятаться смысла не имело. Он не знал, кто эти люди, и решил не рисковать лишний раз. Александр Александрович приоткрыл входную дверь так, чтобы видно было только половину его лица.
— Что вам угодно? — спросил замдекана.
— Добрый день, Александр Александрович, — поздоровался Матвей, — простите за беспокойство. Я пришёл один. Может, вы уделите мне минутку?
— Как вы узнали, где я живу? — почему-то спросил Егоров.
— Мне сообщил ваш секретарь. Вас не было на работе, а поговорить мне с вами очень нужно. Поэтому пришлось прибегнуть к шарму, чтобы ваша служащая помогла.
Матвей широко улыбнулся, его глаза чуть прищурились. Эта улыбка вызвала доверие у Егорова.
— Ну хорошо, заходите.
Он открыл дверь, оперативник оглядел коридор и прошёл внутрь.
— Чаю? Кофе, к сожалению, не предлагаю. Закончился. Видимо, супруга пошла за ним.
— Спасибо, Александр Александрович, чай в такую погоду идеальный напиток.
— На улице метёт?
— Ещё как, — Матвей повесил пальто и шляпу на вешалку.
— Проходите в гостиную. Я сейчас.
От беспокойства и мигрени у Егорова не осталось и следа. Матвей чуть старше его дочери и показался ему примерным комсомольцем. И хотя Егоров должен был относиться к молодому человеку с подозрением, ему почему-то хотелось довериться ему. Выслушать.
Чай Егоров заварил с корицей и апельсином. Рецепт его бабушки. Он принёс две большие кружки, уселся в кресло, Матвею предложил расположиться на диване напротив.
— Сегодня мне пришлось подписать кучу бумажек, — сказал Матвей, — чтобы принести вам вот это.
Он достал из кармана свой смартфон.
— У вас схожие технологии, а в некотором смысле они опережают наши, но главное не сам телефон, а то, что в нём.
Он открыл приложение с фотографиями и передал Егорову.
— Листайте влево.
Александр Александрович смотрел одну фотографию за другой. Вот Москва с высоты птичьего полёта. Вот бизнес-центр из нескольких небоскрёбов. Вот неизвестный старик с седыми, неаккуратно подстриженными волосами и такой же седой бородой. Вот вид на юго-запад города.
— Согласитесь, мне нет интереса приходить к вам и показывать фотографии, склёпанные в редакторе. Это моя жизнь. В этих фотографиях. Это моя Москва, к которой я привык и в которую приглашаю вас.
— Юноша, давно вы занимаетесь этой работой? — Егоров продолжал листать фотографии.
— Чуть меньше года. По правде говоря, это моё второе задание, хоть и заданием это назвать сложно. Скорее услуга.
— А ваш этот…
— Дмитрий? Я не знаю, сколько он работает, но он не наш. Он из ФСБ и представляет совершенно другие интересы.
— Вы знаете… Матвей, кажется, да? Вы знаете, Матвей… Мне нравится моя жизнь. Мне нравится она такой, какая она есть. У меня замечательная семья, которую я очень сильно люблю. Работа, которая доставляет мне удовольствие. Отпуска на море. Поймите, дорогой Матвей, я уже не в том возрасте, чтобы кардинально что-то менять в своём укладе.
— Понимаю вас. Но я предлагаю посмотреть на это как на командировку. Вам действительно сулят золотые горы. Представьте, что за несколько лет вы заработаете больше, чем за всю жизнь. Вам и вашей семье выпал шанс стать частью большого, неизвестного круга людей. Тех, кто знает о существовании альтернативных миров.
— Мне до сих пор не верится, что мы говорим об этом.
— Понимаю, — Матвей улыбнулся, — это выглядит как какая-то сказка. Но это реальность, Александр Александрович.
— Матвей, вы мне кажетесь образованным мужчиной. У вас впереди целая жизнь. Скажите, только честно, если бы вам представилась такая возможность, воспользовались бы ею?
— Я знал, кем я хочу стать. СКАР для меня — не просто служба. Это дело моего отца, которое я продолжаю. Дело моей жизни. И я плачу за это цену. Но знаете… Посмотрев один раз на другой мир, абсолютно не похожий на мой, — Матвей вздохнул, — я понял, что это ощущение не сравнится ни с чем. Мы всего лишь песчинки в космосе. И вам, как и мне в своё время, открывается новое знание.
— Вы так юны и наивны, — Егоров улыбнулся, от испуга не осталось и следа, — не обижайтесь на старика. Мыслить о прекрасном, высоком — это очень здорово, но зачастую нам приходится сталкиваться с реальностью, которая, к сожалению, оказывается суровой. Я отказался не потому, что не хочу узнать новые миры или боюсь стать правителем государства. Мне не верится, что я произнёс это вслух. Я отказался, потому что мне это неинтересно. Да и у вас, мне кажется, я слышал нотки сомнения, что эта затея… эм… правильная.
Матвей немного замялся.
— Я не могу это обсуждать, — ответил Матвей, — но вы правы.
— Значит, вам в вашем мире не нужен ещё один Егоров?
— То, что он умер, — естественный ход событий. Он, в конце концов, такой же человек, как и мы с вами. То, что делает моё правительство, — поспешное решение. Оно скорее подошло бы местному политическому строю.
— Расскажите мне. Тот Егоров. Мой дубликат. Он был тиран? Диктатор? Почему вы так не любите его, если в вашей стране демократия?
— Всё поменялось. В самом начале своего пути он действительно сделал многое для нашей страны. Но потом… Я не знаю, что это. Власть? Деньги? Одному богу известно.
От этой фразы Александр Александрович поморщился.
— Иногда возникало ощущение, что человек просто потерял связь с реальностью. Будто нас насильно запихивают на тридцать-сорок лет назад. И, конечно, многим это не нравится.
— Возвращение назад — не всегда регресс. История даёт нам массу примеров.
— Возможно. Только наша проблема в том, что общество в большинстве своём умеет смотреть лишь глазами лидера. Власть периодически оправдывает те или иные действия пресловутой фразой «сейчас такое время», и общество верит. Верит, что есть общий враг, общая вера. Особый путь. Все эти чиновники, разъезжающие на дорогих автомобилях и покупающие дома по всему свету, говорят обычным рабочим, что выбора нет. Но это у них нет выбора. Они заставляют нас смотреть глазами жертвы. Придумывают новых врагов. Всё очень сложно. «Сейчас такое время». А какое «такое» время?
Матвей сделал паузу. За окном с неба сыпались белые хлопья снега.
— Именно поэтому они не могут допустить, чтобы вождь, на образе которого завязано слишком многое, исчез. Ведь тогда к власти может прийти человек, неугодный им. Даже если он будет угоден народу.
— Мне очень жаль это слышать, — потирая висок указательным пальцем, посочувствовал Егоров, — ваш мир схож с нашим.
— Да, только вы не прикрываетесь завесой демократии.
— Это точно, — рассмеялся Егоров. — Спасибо вам, Матвей. Вы многое мне разъяснили. Мне очень жаль, что молодые люди вроде вас и вашего напарника должны плясать под дудку третьих лиц.
— В таких ситуациях я стараюсь думать, что это работа. Ничего больше.
— Мудро, — Егоров немного помолчал. — Надеюсь, у вас не будет проблем из-за моего ответа. Но он окончательный. Я отказываюсь от вашего щедрого предложения.
— Очень жаль, — послышался знакомый голос в коридоре. — Но это уже не вам решать.
Дмитрий зашёл в гостиную к Матвею и Александру Александровичу в сопровождении двух мужчин, вооружённых револьверами.
— Я смотрю, ты неплохо справляешься, — саркастично подметил Дмитрий. — Хорошо, что я оказался рядом.
Матвей посмотрел на Александра Александровича. Лицо замдекана не выражало испуга, но его выдавали глаза.
Двое с револьверами встали у двери, своим видом демонстрируя, что сбежать не удастся, если вдруг у кого-то появится такая глупая мысль. Матвею захотелось наброситься на своего напарника, злость накатила на него яростной волной.