Матвей заметил, как к императору подбежала молодая девушка, что-то прошептала. Он ей не ответил, только величественно кивнул. Оперативник решил, что это одна из организаторов бала, потому что после в зал внесли новые закуски и привезли несколько ящиков с шампанским.
Спустя минут десять император попытался незаметно покинуть зал. Он не любил длинных увеселительных мероприятий, да и возраст уже вносил поправки в его распорядок дня. Перед самыми дверями к нему подошёл мужчина лет шестидесяти, в парике и строгом костюме. Они немного побеседовали, после чего император удалился, а мужчина направился к выходу из бального зала.
— Ты видел? — Елизавета, запыхавшись, подбежала к Матвею.
— Кто этот дядька в парике?
— Ожешко! Может, он?.. — девушка осеклась, чтобы не обвинять адвоката Его Императорского Величества без доказательств.
— Наверняка не знаем, — ответил Матвей. — Нужно проследить за ним.
— Интересно, что император ему сказал?
— Что подписание пакта переносится в Москву. Если это действительно наш человек, он попытается связаться с Емельяновым и его подельниками. Пошли, нельзя его упускать.
Они вышли из бального зала вслед за адвокатом Его Величества. Танцующие под джаз Билли Байды и его оркестра не обратили внимания на исчезновение напарников.
***
— Ты видишь его? — расстроенно спросила Елизавета. — Чёрт, куда он делся?Матвей осмотрелся по сторонам на выходе из дворца.
— Вот он, — оперативник указал на адвоката, закуривающего трубку возле стойки парковщиков. — Наверняка ждёт извозчика.
— Я за машиной! Не теряй его из виду и не позволяй ему уехать! — Не дожидаясь согласия напарника, Елизавета побежала в сторону парковки.
Ожешко вёл себя спокойно, не оглядывался по сторонам в ожидании слежки и не смотрел на часы. Докурив трубку, он дождался такси, дал чаевые молодому парнишке-парковщику и плюхнулся всем весом на заднее сиденье автомобиля. Елизавета не заставила себя ждать. Как только такси Ожешко отъехало от стойки, она подъехала к Матвею, тот прыгнул к ней в машину.
— Отлично, — обрадовалась девушка, — теперь мы его точно не упустим.
Они выехали за территорию дворца. Держась на расстоянии двух машин от такси, следовали в сторону Васильевского острова, что немного насторожило Елизавету.
— Похоже, он едет домой, — предположила девушка.
— Может, он встретится с кем-то дома?
Елизавета поправила зеркало заднего вида. Она не ошиблась. Такси остановилось возле пятиэтажного дома на восьмой линии Васильевского острова, где на третьем этаже располагались апартаменты адвоката Его Императорского Величества.
— Чёрт, — расстроенно произнёс Матвей, — неужели он просто поехал домой?
— Подождём. Может, всё-таки к нему кто-то наведается.
Однако в первую ночь слежки ничего и не произошло. Через полчаса после прибытия на третьем этаже зажглись окна, можно было различить, как кто-то передвигается по дому, подходит к окну, но в ту ночь больше в пятиэтажный дом никто не заходил. Свет в окнах погас, напарники прождали до рассвета, а после отправились по домам.
Следующие два дня тоже не принесли результатов. Утром первого Ожешко вместе с женой и детьми отправился в церковь, затем на обед в ресторан «Кудасовъ», а после — домой. Ночью он не выходил. Разговаривал он с кем-то по телефону или нет — установить не удалось, но его разговоры записывались службой охраны императора, как и всех верноподданных, так что напарникам ещё предстояло изучить немногочисленные записи.
На второй день адвокат поехал на службу. Всё рабочее время Ульрик Ожешко просидел в своём кабинете в доме недалеко от Адмиралтейства. Не выходил, только дважды подходил к окну — видимо, передохнуть. Вечером на собственном автомобиле отправился домой, где провёл время с семьёй, а поздней ночью смотрел сериал в гостиной.
Матвей начал сомневаться в своём плане. Елизавета, изучив записи разговоров за два дня, не нашла ничего компрометирующего. Несколько звонков по работе, несколько — супруге, один — в службу интима по телефону, что девушка слушать не захотела.
На четвёртый день слежки агенты потеряли интерес к жизни Ульрика Ожешко окончательно.
— Значит, не он, — сказал Матвей и сделал глоток кофе из бумажного стаканчика.— Если бы он действительно в этом замешан, он давно бы сообщил подельникам.
— Нужно проверить, с кем ещё контактировал император, пока мы выслеживали Ожешко. Может, он сказал о переносе в Москву кому-то ещё? Мы сможем спросить у него?
— Странно, — задумчиво произнесла Елизавета.
— Что?
— Половина восьмого. Ожешко задерживается на работе только в самых крайних случаях — и то по личной просьбе императора.
— Может, с женой поссорился и не хочет домой. Нам нужно проработать другие варианты, времени остаётся всё меньше.
— Давай ещё подождём? Не нравится мне всё это.
Матвей пожал плечами.
Около полуночи Ожешко вышел из здания. Адвокат выглядел нервным, часто смотрел по сторонам. Через несколько минут прибыло такси.
— Он же приехал на машине? — неуверенно спросил Матвей.
— Значит, не хочет, чтобы его номера светились на камерах города. Едем за ним.
— А если он поехал в бордель?
— Значит, мы ошиблись, — Елизавета ехидно улыбнулась, — точнее, ты ошибся.
Такси Ожешко выехало в сторону Петроградского района. Елизавета держалась на расстоянии, но всё равно старалась максимально не попадать в поле зрения таксиста и тем более Ульрика Ожешко.
— Он точно едет не в бордель, — подытожила девушка.
— А куда? — спросил Матвей.
— Это становится интересно. Они выезжают на трассу в Кронштадт. Что нужно адвокату Его Императорского Величества в порту в такое время?
— Вот и узнаем, — улыбнулся Фёдоров-младший.
Такси Ожешко остановилось возле дома номер четыре на улице Соборной. Он расплатился с извозчиком наличкой и, оглядываясь, зашёл в парадную. Напарники, прихватив из бардачка автомобиля оружие, выскочили из машины, чтобы проследовать за ним. Через парадную Ульрик Ожешко прошёл во внутренний дворик здания. Дом оказался заброшенным: за ярким фасадом и хорошим ремонтом скрывалась нежилая постройка, служившая прикрытием чему-то. Адвокат остановился посередине двора, достал сигарету из портсигара, прикурив, уселся на обшарпанную лавочку. Матвей спрятался за ржавым мусорным баком недалеко от Ожешко, Елизавета нашла укрытие за полукруглой колонной напротив.
Около часа ночи в воздухе появились четыре неоново-голубые точки, из которых образовалась пелена, прекрасно знакомая Матвею. Квантовый туннельный переход. Ожешко резко подскочил, выбросил сигарету в кусты и потёр руки, выдавая волнение. Когда переход открылся, из него вышел мужчина, черты лица которого в темноте не рассмотреть.
— Всё переносится, — сказал Ожешко, — в Москву. Время и день тот же. Видимо, они хотят подстраховаться.
Силуэт сделал шаг вперёд, Матвей разглядел неизвестного: крупная залысина, очки, усы — тонкие, как шнурок. Из перехода вышел Валерий Александрович Эдермессер.
— Это может быть ловушка, — сказал он. — Наведи справки, почему перенесли место. Неужто сын Фёдорова до чего-то докопался?
— Вряд ли, — не согласился Ожешко, — он слишком занят развлечениями в местных борделях с дочерью Абрамова.
Терять нельзя ни минуты. Матвей ловким движением прыгнул на Эдермессера и повалил его на землю, пока Елизавета нацелила пистолет на Ожешко.
— Не двигаться! — приказала она.
— Ай-й! — крикнул не ожидавший удара Эдермессер. — Слезь с меня! Что происходит? Ты знаешь, кто я? Помогите!
Матвей достал пистолет и приставил к виску специалиста по десятой, затем посмотрел в открытый переход и крикнул:
— Если кто-то шевельнётся — пристрелю!
— Не надо, — испуганно сказал Валерий Александрович. — Прошу! Не надо. Я всё скажу. Всё. Только не стреляйте.
— Выйти сюда, — скомандовал Матвей. — Там, по ту сторону, выйти сюда!
Переход стал закрываться. Матвей не решился отпускать Эдермессера — улова ему хватало, чтобы выйти на Емельянова. Как только в этом деле оказался замешан Валерий Александрович? Этот вопрос гонгом прозвучал в голове Матвея.
Елизавета достала наручники и заковала Ульрика Ожешко, затем Эдермессера.
— Нам с вами, господа, предстоит серьёзный разговор, — сказала она и повела их, держа на мушке, к автомобилю.
***
Валерия Александровича Эдермессера, признанного специалиста по десятой классификации, и Ульрика Ожешко, адвоката при дворе Его Императорского Величества, доставили конвоем в штаб. Их посадили в разные комнаты допроса, несколько часов не давали пить. Почувствовав, что подозреваемые вымотаны, Матвей с Елизаветой вошли к последнему. Капли пота на лбу Ульрика Ожешко отражали белый свет люминесцентной лампы, адвокат ёрзал на стуле, желая сделать глоток холодной воды, и постоянно задавал себе вопрос: почему он не заметил слежку?
Ожешко не давал повода усомниться в своей верности царю, по крайней мере, ему так казалось, но где-то он оступился — и теперь ему предстоит заплатить большую цену. Может, если он расскажет правду, его помилуют. Хотя бы сошлют на каторгу — всё лучше, чем расстрел. Промелькнула мысль о супруге и детях. Такого позора они не выдержат, общество будет слишком жестоко к ним, единственным спасением станет эмиграция. Бабушка его жены переехала в Париж ещё в середине пятидесятых, может, старая карга примет их у себя. Хотя бы на первое время. Его жизнь окончена. Он опустил голову и тихо заплакал.
— Пан Ожешко, — обратилась девушка, — полно вам. Вы же высокопоставленный чиновник, а раскисаете, как барышня, лишённая мужской ласки.
— Это нервы, — хлюпая носом, ответил Ожешко. — Что вы от меня хотите?
— Признания, господин Ожешко. Полного признания. Тогда, возможно, вашу семью не будет ждать позор. Только представьте себе... — Елизавета задумчиво посмотрела вверх: — отец семейства Ожешко, адвокат Его Величества, стоял за попыткой переворота и срыва важнейшей сделки Российской империи за последние пять лет. Вас приставят к стенке, Ульрик. Вашей супруге навсегда будут закрыты двери в дома интеллигенции, без которых она не может жить. Ваших детей лишат возможности обучаться в университетах — причём не только здесь. Большой удачей будет, если ваша дочурка сможет устроиться в бордель где-нибудь в Смоленской губернии — на радость солдатам.