Ожешко обмяк на стуле. Выхода не оставалось, слишком красочно он представил такое будущее для семьи.
— Или, — произнесла Елизавета тихим, интригующим голосом, — вы умрёте как герой. Вы — тот, кто сообщил нам о готовящемся теракте, срыве, перевороте, что на уме у Емельянова. Вы оступились, но как истинный подданный царя и человек чести, вы не сможете пережить такой позор и пустите пулю себе в рот. Ваша смерть будет расценена как раскаяние, ваша жена будет плакать о вас, пока не найдёт себе жеребца помоложе, а дети будут вспоминать с гордостью ваши советы.
Она наклонилась к Ожешко и шепнула ему на ухо:
— Выбор за вами, пан.
Матвей не отрывал взгляда от адвоката. Тот вот-вот мог потерять сознание, но вместо этого, вытирая с уголков рта слюну и слёзы с щёк, посмотрел на оперативников.
— Я расскажу вам всё, что знаю, — произнёс он. — Вам понадобится бумага и ручка. Записать предстоит многое. Принесите воды. И сигарет.
Елизавета достала бумагу для чистосердечного, сняла колпачок с ручки и приготовилась записывать. Матвей принёс Ожешко стакан ледяной воды, через пару минут вошёл служащий с пачкой «Золотого якоря».
— Господин Эдермессер вышел на меня четыре года назад. Он представился своим именем, рассказал о том, что его мир уже давно планирует установить свои порядки на нашей земле. Рассказал, как в его вселенной в семнадцатом году произошла революция. Царя свергли, расстреляли вместе с семьёй. Власть захватила группа лиц, представляющих большинство. Так называемый рабоче-крестьянский класс. Работяги, получающие копейки за тяжёлую, неблагодарную работу. Вы же понимаете, что их большинство и сейчас?
Он сделал глоток, достал сигарету из пачки, но не закурил.
— Люди, которых ни царь, ни парламент не замечают в упор. Как можно знать, что творится в твоей стране, курсируя только между Санкт-Петербургом и Ялтой? — на лице Ожешко появилась саркастичная улыбка, он прикурил. — Сначала слова Эдермессера показались мне дикостью. Я начал проверять данные счётного отдела по продолжительности жизни, рождаемости, качеству жизни в регионах, — он посмотрел на Елизавету красными от слёз глазами. — Вы знали, что в год на территории Российской империи умирает больше одиннадцати тысяч младенцев? Просто потому, что их нечем кормить. Налоги растут как на дрожжах. Ставки у крестьян и мануфактурных рабочих не поднимали уже сколько лет? Пятнадцать? Господин Эдермессер рассказал, как могут жить обычные люди. Пособия нуждающимся. Бесплатная медицина и образование. Пенсии. Я представить не мог, что такое возможно — правительство выплачивает старикам денежные суммы, вне зависимости от статуса. Неслыханно! Поистине какой-то идеальный мир. Я долго думал. Не спал несколько ночей. И когда Эдермессер появился снова, я согласился. А хотите знать почему?
Напарники внимательно слушали.
— Да потому, что царь поддержал решение парламента по сбору налогов за рождение третьего ребёнка и дальше. Вместо того чтобы поддержать тех, кто приносит в этот мир новых подданных императорской семьи, и наградить их премиями, царь нашёл новый способ пополнить казну, — он тяжело вздохнул, сделал глоток воды и продолжил: — Нужен был символ. Тот, кто представит интересы рабоче-крестьянского класса, не боится говорить правду, чьё имя будет ассоциироваться с новым будущим. Тогда и родился образ Петра Емельянова. Революционера. Бескомпромиссного борца за правое дело.
— Что вы хотите сказать, пан Ожешко?
— Что никакого Емельянова никогда не существовало! Это страшилка для царя и его жирного окружения. И вы повелись! — он с усмешкой выпустил дым в сторону Елизаветы. — Все вы повелись! Эдермессеру надо отдать должное, он тщательно продумал детали. Наверняка использовал чей-то образ, но дьявол меня дери, как грамотно! Дальше вы знаете. Если бы подписание договора сорвалось, казна царя опустела бы в течение пары лет. И вот тогда народ бы взбунтовался по всей империи.
— Эдермессер. Каков его мотив? — спросил Матвей.
— Молодой человек, вы действительно не понимаете? Там у вас он жалкий работник коммерческой службы. Здесь он мог стать идолом. Повёл бы людей за собой.
— А вы стояли бы по правую руку? — удивилась Елизавета, а потом жёстким тоном добавила: — Ожешко, вас он расстрелял бы первым.
Адвокат своим молчанием подтвердил то, что не учёл такой очевидной закономерности. Он — человек, который всегда просчитывает на несколько шагов вперёд, — решил, что ему достанется кусок власти, который он заслужил.
— Ваших показаний будет достаточно, пан Ожешко. Ваш выбор невелик. Напишите всё в предсмертной записке, — с отвращением предложила девушка. — Тогда ваше имя не будет посрамлено, а жизнь наследников не будет разрушена.
После этих слов Елизавета вышла из комнаты допроса. Матвей бросил взгляд на трясущегося адвоката и вышел следом.
К Эдермессеру они зашли через несколько часов. Он спокойно сидел за столом, его руки были прикованы к специальному поручню. Пиджак он немного приспустил, чтобы дать спине немного обсохнуть. За время ожидания Эдермессер не просил воды или сигарет. Только улыбался. Его самодовольная улыбка могла сойти за улыбку помешавшегося. Матвей несколько минут смотрел на арестованного, стараясь не отводить взгляд от бешеных глаз Эдермессера.
— Чем вы так довольны, Валерий Александрович?
— С чего вы взяли, что я доволен, Матвей Евгеньевич? Я сижу в комнате допроса, прикованный к этой хреновине. Дома меня уже заждались. А вы, юноша, решили, что я — зло вселенского масштаба? Хотя честно вам признаюсь: я очень доволен. Доволен тем, что вашу наглую рожу попрут к чертям со службы, когда узнают, что вы пытались сорвать подписание пакта.
— Хорошая попытка, — улыбнулся Матвей, — да вот только Ожешко всё нам рассказал. И о ваших мотивах, и о ваших наполеоновских планах.
— Рассказал что, простите? Он, может, вообще больной человек.
— Скажите, переход, который вы совершили сегодня, был санкционирован? Ведь если нет — это жёсткое нарушение. Вы знаете лучше меня. Скажите, вы и правда рассчитывали стать в этом объекте правителем некой новой России? Или хотели создать подобие Советского Союза? Как вы вообще себе это представляли?
— Молодой человек, я не понимаю, о чём вы говорите. И не собираюсь продолжать этот цирк. Может, отпустите меня уже? Сделайте это сейчас, и я замолвлю словечко Раскалову. Переведётесь в архив. Может быть.
Он держался слишком спокойно, чувствовал свою безнаказанность. Матвей понимал, что без признания Эдермессера будет сложно что-либо доказать. Да, есть показания Ожешко, но они могут быть интерпретированы как ложное обвинение.
В комнату постучали. Служащий, видно новичок, приоткрыл дверь и извинился за беспокойство.
— Госпожа Абрамова, — обратился он дрожащим голосом к Елизавете, — здесь человек, он говорит, что это важно…
— Не сейчас, — рявкнула девушка.
— Похоже, это правда важно, — сказал новичок.
— Что там ещё? — раздражённо спросила Елизавета.
Дверь в комнату допроса открылась полностью. На пороге появился молодой человек с взъерошенными волосами в очках с толстой оправой. Матвей от удивления приоткрыл рот: перед ними стоял Арсений Сапрыкин, сотрудник отдела аналитики. Эдермессер поменялся в лице. Самодовольная ухмылка испарилась, вместо неё нарисовался звериный оскал.
— Здравствуйте, — поздоровался Арсений. — Если вы позволите, я расскажу, как всё было.
***
В комнате допроса стояла невыносимая духота, несмотря на пронизывающий холод за окном. Люминесцентная лампа, холодным освещением, создавала настроение полной безнадёжности. Матвей с напарницей сидели напротив Арсения, Елизавета достала мобильный телефон, включила аудиозапись и положила на стол.
— Представьтесь, — попросила она.
— Меня зовут Арсений Сапрыкин. Я аналитик в Службе контроля альтернативных реальностей.
— Как давно вы знакомы с Валерием Александровичем Эдермессером?
— С первого года обучения. Он преподавал нам особенности десятой классификации в академии. Тогда, я так полагаю, он меня и приметил. Он знал мою сложную семейную ситуацию и всячески помогал мне в получении стипендии, а также пообещал сразу после выпуска взять на стажировку.
— Когда вы поступили на стажировку?
— Около года назад, но фактически она началась гораздо раньше. Для своей выпускной работы мне необходимо было проделать анализ объекта одной из классификаций. Для диплома я выбрал ваш. Первый переход произошёл четыре года назад, когда разговоров о заключении пакта и в помине не было. Эдермессер поручил разведчикам раздобыть как можно больше информации о вашем объекте. На тот момент это была стандартная процедура. Мы всегда изучаем особенности объектов для пополнения наших баз и для потенциального сотрудничества. Слишком много нюансов, поэтому приходится собирать как можно больше информации. После возвращения разведчиков и моего анализа Эдермессер вызвал меня и ещё нескольких сотрудников, чьих имён я пока называть не буду, и рассказал о том, что в вашем объекте планируется революция. Он говорил, что она неизбежна, так как государственный строй устарел, а рабочий класс всё больше недоволен властью. Сложно представить, не так ли?
Елизавета кивнула.
— Мой следующий анализ был посвящён потенциальным союзникам, — продолжил Арсений. — Определить на основе полученных данных, кто из приближённых к императору окажет Эдермессеру посильную помощь. Идеальным кандидатом оказался Ульрик Ожешко. Поляк, обиженный в своё время императорской семьёй, имел зуб на него. Подробностей я сейчас не вспомню, но похоже, что цесаревич ухлёстывал за дочкой Ожешко.
— Подождите, — Елизавета немного опешила, — на тот момент дочери Ожешко было лет… девять.
— Всё верно, — грустно заметил Арсений. — В любом случае об этой ситуации умолчали. А Эдермессер получил козырь. После договорённости с Ожешко Валерий Александрович вынес на рассмотрение проект о заключении пакта о сотрудничестве с объектом К10-11. Параллельно он и Ульрик выстраивали свою организацию здесь. Искали единомышленников и финансирование. Эдермессер смог убедить руководителя нашей службы, что заключение пакта — выгода для всех. Мы сможем приобретать у вас различные товары, произведения искусства, литературы, а вы, в свою очередь, создадите новое туристическое направление. На самом же деле основной задачей Эдермессера был срыв этой сделки. Публичный. С резонансом на всю империю и близлежащие страны. На подписании вместе с Раскаловым должен был присутствовать киллер, рождённый в нашем объекте. Эдермессер сослался бы на болезнь и не приехал. Киллер совершает убийство императора или хотя бы покушение, дискредитируя тем самым власть.