— Каким образом? — спросила Елизавета. — Ведь если бы император остался жив, народ поддержал бы его.
— Народ ждёт его смерти, — ответил Арсений. — Я провёл слишком много времени, анализируя каждый регион вашей версии России. Император потерял доверие более чем у восьмидесяти процентов населения. Оставшиеся двадцать, как вы можете догадаться, проживают в Петербурге и Москве. Ровно в тот момент, когда планировалось объявить о смерти императора, в регионах люди вышли бы на улицу под предводительством поставленных Эдермессером людей. А сам Эдермессер появился бы в нужный момент, как идеолог. Тот, кто представляет интересы народа. Даст им новое будущее. Революционер. Он кричал бы о том, что император договорился о сотрудничестве с теми, кто убил его, или пытался убить. Что парламент не может отличить друзей от врагов. Согласитесь, серьёзное основание для свержения власти? Тем более для тех, кто никогда не пользовался вашими… эм… горячими турами в другие миры, зато пашут на полях, пополняя казну. Границы бы закрыли, империя, скорее всего, распалась бы, Эдермессер и его приближённые правили бы вашим государством.
— Слишком сложная схема, — подметил Матвей, — не верится, что она осуществима.
— Не стоит его недооценивать. Эдермессер — страшный человек и потрясающий манипулятор. Он узнаёт самые слабые места в человеке и настолько умело на них давит, что в итоге ты становишься заложником. Так произошло со мной. Моя мама больна уже много лет. Отец от нас ушёл, когда я был маленьким, денег в семье вечно не было. Мой дядя, сотрудник службы, замолвил за меня словечко и определил в академию. В первый семестр Эдермессер выплатил мне сумму, которой хватило на лечение, и оставалось сверху. Как вы думаете, семнадцатилетний подросток отказался бы от такой возможности? Нет, я понимаю, что совершил ошибку. Понимаю, что меня накажут за преступления, которые я совершил. Но я хочу официально заявить, что готов на любое сотрудничество.
Елизавета остановила запись.
— Лиза, прости, — сказал Матвей, — ты можешь дать нам пару минут?
Девушка одобрительно кивнула и вышла из комнаты допроса.
— Зачем? — спросил Фёдоров-младший. — Зачем ты в это влез?
— А разве теперь это имеет значение? Совершил ошибку, Матвей. И понял это слишком поздно. Может, мне дадут условный срок? Переведут в архив. Не поставят на мне крест?
— Не знаю. Твоих показаний вместе с показаниями Ожешко хватит, чтобы навсегда упечь Эдермессера. Но это не внутренняя разборка конторы. На карту слишком много поставлено.
— С другой стороны, есть другие объекты. Сильно схожие.
— Да, но этот первый из десятой, который согласился с нами сотрудничать.
— Я не хотел этого. Совершил глупость. Глупость.
— Ладно, — сказал Матвей. — Не торопи события. Завтра приедет Раскалов. Будет говорить с императором.
Арсений закивал головой. Матвей хотел его приободрить, но как можно приободрить человека в такой ситуации? Фраза «всё будет хорошо» в данном контексте очевидная ложь. Им оставалось ждать.
***
Матвей, Елизавета и Константин Иванович Абрамов встречали Анатолия Эдуардовича Раскалова в большом актовом зале здания недалеко от Гатчины. Матвей заметно нервничал, потирал указательный палец правой руки.
Переход открыл сотрудник Императорской службы, свет от треугольника заполнил комнату. Из фиолетовой пелены, отдающей неоном, вышел статный высокий мужчина лет шестидесяти. Лицо украшали морщины, верхнюю губу закрывали густые усы. Белоснежные волосы зачёсаны назад. Он шёл поставленным военным шагом, и казалось, что вот-вот перейдёт на строевой марш. Длинное чёрное пальто развевалось от сквозняка, гуляющего по залу.
— Анатолий Эдуардович, — поприветствовал директора СКАР Абрамов. — Добро пожаловать! Рад познакомиться с вами лично.
— Благодарю, — ответил хриплым голосом Раскалов. — Я прибыл один, по новой договорённости с императором. Если позволите, меня будет сопровождать Фёдоров. Вы его уже знаете. Моя должность, к сожалению, не позволяет мне в одиночку разгуливать по улицам города.
— Несомненно, — согласился Константин Иванович, — также вас сопроводит Абрамова, коллега Фёдорова по этому делу. Благодаря их действиям мы поймали заговорщиков.
— Хорошо, — Раскалов кивком поприветствовал напарников и проследовал за Абрамовым к машине.
Император ожидал гостя в Зимнем дворце, изучал бумаги по делу, которые предоставили из ИСАР, изредка делая перерыв на глоток чёрного чая.При входе во дворец Раскалова и Матвея обыскали, после попросили сдать оружие. Раскалов усмехнулся и вынул из кобуры именную «Беретту». Через тронный зал они прошли к замаскированной двери. Раскалов попросил Матвея и Елизавету ожидать и скрылся в кабинете императора.
Они разговаривали больше часа. Матвей переминался с ноги на ногу, Елизавета сильно пожалела, что надела туфли на высоком каблуке. Когда дверь кабинета императора открылась, они увидели улыбающегося царя, сидящего за своим столом, Раскалов махнул ему рукой на прощание.
— Идём, — скомандовал он Матвею, — у нас мало времени.
Ничего не понимающая Елизавета последовала за ними, но Раскалов повернулся к ней и вежливо произнёс:
— Благодарю вас за помощь, госпожа Абрамова, дальше мы сами.
Матвей также не понял, куда они направляются и зачем. Раскалов сел на заднее сиденье автомобиля, доставившего его во дворец, и пригласил сесть Матвея. Когда они тронулись, он чуть наклонился к оперативнику.
— Молодец, — сказал он, — хорошая работа. Сейчас поедешь к Эдермессеру с этим аналитиком и передашь их лично службе охраны царя. Подпишешь документы о передаче обвиняемых под юрисдикцию Российской империи.
— Простите, Анатолий Эдуардович, — смутился Матвей, — их будут судить здесь?
— Да. Остальных причастных с нашей стороны они оставили нам, — Раскалов посмотрел в окно. — Саныч, оказывается, та ещё сволочь. Прям у меня под носом. Сука.
— Анатолий Эдуардович, я могу понять передачу Эдермессера, он главный обвиняемый, но Сапрыкин? Если бы не Арсений, мы бы не смогли вывести Эдермессера на чистую воду. Показания Арсения очень важны для дела.
— Это условие императора. Если мы хотим начать торговые отношения с этим объектом, мы должны выдать им Эдермессера и его помощника из нашего мира.
— Но он всего лишь аналитик! Ничем толком не помогал. Анализировал данные. Анатолий Эдуардович, его же на каторгу отправят на всю жизнь.
Раскалов посмотрел на Матвея, и тот в его взгляде увидел чёткий ответ. Это цена подписания пакта о сотрудничестве, начала доверительных отношений между объектами. Многолетнее сотрудничество против одного оступившегося аналитика. Выбор очевиден.
***
Имя Фёдора Филипповича Караулова знала вся европейская юриспруденция. Сорокасемилетний судья известен как беспристрастный, честный человек, руководствующийся исключительно законом. В кулуарах его прозвали «кувалда», он дробил своих подсудимых как молот, не оставляя надежды на спасение. Также Фёдор Филиппович приходился дальним родственником императору, потому выбор его в качестве судьи над делом Ожешко, Эдермессера и Сапрыкина никого не удивил.
Заседание проходило в здании мэрии Санкт-Петербурга. Территорию, прилегающую к мэрии, оцепили с самого утра, так как на суде планировали присутствовать не только члены парламента, но и Его Императорское Величество собственной персоной.
Матвей приехал за сорок минут до начала заседания. Он надеялся хоть как-то выцепить Арсения и пообщаться с ним, аналитик даже не подозревал, что его отдали объекту К10-11. Он смотрел в обе стороны у главного входа в мэрию, но машины с заключённым нигде не было. Минут за десять до начала приехал кортеж из шести бронированных автомобилей, в одном из которых находился император. Охрана попросила Матвея пройти внутрь, он повиновался, оставив надежду увидеть Арсения раньше заседания суда.
В зале собрались члены парламента, представители обвинения, защиты, журналисты. Нашлось место и для нескольких десятков зевак, которыми скорее двигало желание засветиться перед императором, нежели интерес к данному процессу.
Матвей подсел к Елизавете, сегодня она выглядела немного иначе, чем в предыдущие дни. На ней отлично смотрелся дорогой рабочий костюм серого цвета, слегка растрёпанные волосы собраны в хвост. Эта лёгкая неряшливость придавала определённую изюминку её образу.
Из колонок, развешанных по периметру зала, заиграл гимн «Боже царя храни». Император под аплодисменты зала разместился в заранее подготовленном кресле, специально изготовленном для Его Величества. Он кивнул одному из помощников, и тот представил всем собравшимся судью.
Фёдор Филиппович, в белоснежном парике с завитыми под бигуди кудрями на манер судей восемнадцатого-девятнадцатого веков, в длинной чёрной мантии, поверх которой висел золотой кулон в виде слепой Фемиды с весами, неторопливо прошёл, поклонился императору, затем занял своё место за большой трибуной.
— Уважаемые дамы и господа, — начал Караулов, — Ваше Императорское Величество. Сегодня суд рассматривает дело «Российская империя и монархия против Валерия Эдермессера, Ульрика Ожешко и Арсения Сапрыкина». Они обвиняются в попытке подрыва власти, подготовке государственного переворота, а господин Ожешко, будучи подданным Российской империи, также обвиняется в измене. Введите обвиняемых.
В зал вошли шестеро конвоиров, между ними вяло брели Эдермессер и Сапрыкин.
— Где Ожешко? — спросил судья.
Моментально к нему подлетел один из помощников и что-то шепнул на ухо. Судья удивился сказанному, откашлялся и встал.
— Мне только что доложили, что суд состоится только над господином Эдермессером и господином Сапрыкиным. Ульрик Ожешко сегодня утром покончил с собой.
В зале раздались возгласы и охи. Император сидел как ни в чём не бывало.
— К порядку, — призвал Караулов. — К порядку! Обстоятельства данного происшествия будут изучены позже. А сейчас приступим к повестке. Господа, — он обратился к подсудимым, — вы являетесь резидентами другого мира, однако ввиду состава преступления и его тяжести вас передали под юрисдикцию Российской империи. Вас будут судить по закона