— Не все такие, — прохрипел Матвей, захлёбываясь кровью.
— Именно! Потому лучшие — здесь. А те, кто вышел сегодня к моему дому, — заскучавшие неучи.
— Чтобы понять их, — оперативник закашлялся, — нужно быть человеком… А ты им не был даже при жизни…
Матвей сплюнул, бросил взгляд на экран. Мир перед глазами померк, словно кто-то медленно убавлял яркость. Он закрыл глаза — и его накрыло странное, умиротворяющее тепло. Где-то в глубине темноты мелькнул свет. Он разгорался, приближался, и вскоре из сияния шагнула фигура. Элегантное синее платье, чёрные туфли на каблуке, цветастый платок на плечах… Мама.
Матвей обнял её, вдыхая знакомый запах. Женщина молча протянула руку, приглашая следовать за ней. Он искренне, по-детски улыбнулся — и шагнул в ослепительный белый свет.
***
Юля сидела на заднем сиденье грузовика Дрына, глядя в сереющее небо. Сочи остался далеко позади. По старому контрабандистскому маршруту они двигались к Москве, где её ждала давняя подруга, обещавшая приют и место в одной из городских клиник.
Дрын молча вёл машину, не задавая вопросов. В такой момент спрашивать о её состоянии было бы просто глупо.
Восстание подавили жёстко. Силовики, защищавшие протестующих, открыли по ним огонь. Некоторые демонстранты сбежали на нижний уровень, души многих навсегда остались у главного входа в «Мега-Тех». В новостях объявили, что больше половины протестующих не являлись гражданами Трироссийской республики, — это проплаченные конкурирующими корпорациями агенты. Тела убитых сожгли. В Сочи ввели комендантский час и предложили солидное вознаграждение за тех, кто был причастен к восстанию. У Юли не оставалось выбора — бежать прочь, не оглядываясь.
Дрына и двоих его ребят она тайно вывезла из больницы, помогла долечиться. Бабушке сказала, что едет на стажировку в Европу, та поддержала внучку. Обе понимали, что свидеться им больше не предстоит.
Тело окутал холод, несмотря на зной за окном грузовика. Юля засунула руки в карманы куртки, в одном нащупала скомканную бумажку. Девушка достала её, аккуратно раскрыла, и слёзы, обжигая, подступили к глазам.
Привет, родная!
Мне нравится так тебя называть. За эти дни ты стала частью моей жизни — надеюсь, ты не против.
Честно говоря, я долго колебался, писать тебе или нет, но понял, что должен быть честен с тобой.
Меня зовут Матвей Фёдоров, но я не совсем тот человек, которого ты знала. Если напишу почему — ты либо решишь, что я над тобой подшучиваю, либо сочтёшь меня сумасшедшим.
Не так давно я совершил большую ошибку — ушёл от людей, которые стали мне дороги. Так же, как стали дороги ребята… и ты. Я уехал тогда, потому что моя миссия была окончена, но с тех пор не было дня, чтобы я не жалел о том решении. Ведь, по сути… я их бросил.
Судьба дала мне второй шанс. Я оказался рядом с тобой, в этом необычном городе, и испытал то, о чём забыл. Думал, что больше не испытаю. То, что случилось между нами, стало для меня глотком свежего воздуха. Впервые за долгое время я почувствовал себя живым.
И решил остаться.
Ты — удивительный человек, Юленька. Спасибо, что пустила меня в свою жизнь, что была рядом. Могу ли я написать в этих строках, что ты засела в моей голове и сердце? Будет ли это честно по отношению к тебе, если завтра у нас ничего не выйдет?
Наверное, нет.
Тогда давай поступим так… Если у нас всё получится — я признаюсь тебе. А если нет, и ты читаешь эти строки… Вспоминай меня иногда, но не оплакивай, потому что твоя жизнь должна продолжаться.
Ты достойна самого лучшего, потому что ты — светлый человек с огромным, ярким, добрым сердцем.
Спасибо тебе, родная. Береги себя.
Матвей.
Дрын почувствовал, что сзади что-то не так.
— Всё в порядке? — спросил он учтиво, глядя в зеркало заднего вида.
— Да, — ответила Юля и вытерла слёзы, — устала немного.
***
Евгений Николаевич минут десять пытался завязать непослушный галстук перед зеркалом. Накануне, около одиннадцати вечера, его жизнь разделилась на «до» и «после». Анатолий Эдуардович Раскалов позвонил старому приятелю лично, сообщил, что его сын погиб при исполнении. После слов соболезнования директор службы попросил легендарного оперативника придерживаться легенды для друзей, родственников и окружения: Матвей разбился в автокатастрофе.
Лиза подошла к Евгению Николаевичу, встала перед ним и помогла с галстуком.
— Спасибо, Лизонька, — поблагодарил он.
— Машина приехала.
— Уже?
— Да, дорогой.
Евгений Николаевич посмотрел на своё отражение, поправил воротник и спустился к присланному Раскаловым автомобилю.
Над Востряковским кладбищем пробилось солнце, заливая холодный мрамор могильных камней мягким светом. Матвей никогда не был привязан к какой-либо вере, потому семья решила не придерживаться религиозных традиций на церемонии прощания. Закрытый гроб объяснили последствиями аварии, но на самом деле он оставался пустым — последняя тайна, известная лишь немногим.
На прощании собралось около пятидесяти человек. Однокурсники из академии, пара одноклассников, Егор Марченко, не желающий верить в происходящее, Олег, владелец кафе на «Маяковской». Нашёл время приехать Анатолий Эдуардович — Евгений Николаевич жест оценил.
В душе отца Матвея бушевали гнев и обида. Он вновь и вновь задавался вопросом: зачем? Что подтолкнуло сына предать службу, возглавить восстание, пожертвовать собой ради другого объекта? Возможно, возвышенное чувство справедливости взяло верх? Вместо того чтобы вернуться и продолжить работу, он остался там, и теперь его тело обращено в пепел вместе с телами других протестующих.
Марченко показалось, что Евгений Николаевич ведёт себя слишком спокойно.
После церемонии погребения Евгений Николаевич стоял у могилы сына, сосредоточившись на своих мыслях. Народ расходился, Лиза стояла у оградки неподалёку. Марченко дождался, когда Фёдоров-старший останется один, и подошёл к легендарному оперативнику.
— Примите мои соболезнования, Евгений Николаевич. Матвей был отличным оперативником.
— Он предал нас, Егор, — ответил Фёдоров-старший, — и вот последствия.
— Предал? — удивился Марченко, но быстро сообразил, что к чему. — Да, но… при всём при этом он останется в нашей памяти как хороший оперативник.
— Останется, да. Но этот его выбор… Я не понимаю, что на него нашло. Он всегда принимал важные решения так, словно кто-то делал это за него, не задумываясь о последствиях.
— А если бы у вас была возможность, — Марченко подбирал слова, — пусть не решить за него, но хотя бы дать совет… Что бы вы ему сказали?
Евгений Николаевич поправил пиджак, провёл рукой по холодному дереву креста, на котором выбиты фамилия и годы жизни Матвея, затем медленно повернулся к Егору.
— Соглашайся на предложение Раскалова, сынок.
КОНЕЦ
Глава 4г.
Время в столице близилось к полуночи. После долгой пешей прогулки от скопища небоскрёбов Москва-Сити до Воробьёвых гор в животе Матвея заурчало, будто кто-то скребётся изнутри. Тело оперативника наливалось ватной слабостью, в горле стоял пустой сухой вкус. На ночь наедаться Матвею не хотелось — куда приятнее показался горячий шоколад. Не доходя до станции метрополитена метров двести, между деревьями у стоянки прокатных велосипедов, пустующей из-за несезона, одиноко выделялась палатка с вывеской «Кофе 24/7». Продавщица, опёршись на локоть, дремала за закрытым стеклянным окошком. Матвей подошёл к палатке, изучил панель-меню позади продавщицы и прокашлялся, чтобы разбудить уставшую женщину.
— Доброй ночи, — сонным голосом поприветствовала она, потирая глаза, — что для вас?
— Горячий шоколад есть?
— Только то, что в меню, — строго отрезала женщина, но через мгновение сменила гнев на милость: — Возьмите какао?
— Какао — отлично, — обрадовался оперативник. — Можно с дополнительным сахаром?
Женщина кивнула и отточенным, быстрым движением приготовила напиток.
Домой идти пешком не тянуло — Матвей прикинул, что успевает на последний поезд, и поднялся на мостовую платформу Сокольнической линии метро. Состав подъехал через полторы минуты, оперативник зашёл в пустой вагон, садиться не стал, прислонился к стеклянной двери напротив, наблюдая за тёплыми огоньками фонарей на набережной, с редким вкраплением разноцветного неона, проплывающих мимо крытых речных трамвайчиков.
Через семь минут он вышел на «Проспекте Вернадского». Ветер холодным потоком выбил из головы лишние мысли. Выполнение поручения Раскалова — гарантированный скачок вверх по карьерной лестнице, он будет верным офицером маршала, человеком, на которого руководство всегда может положиться, и когда-нибудь повторит карьеру своего легендарного отца — возглавит оперативный отдел. Молодой человек свернул на улицу Кравченко, до дома оставалось минут пятнадцать. Матвей не должен объяснять Кашалотову или кому-либо ещё, почему отказался от задания в К26-77. Анатолий Эдуардович дал личное поручение, какие могут быть вопросы? Он перешёл Ленинский пренебрегая красным светом светофора, нырнул в арку жилого дома. Поднимаясь в лифте на последний этаж, острая иголка сомнения ткнула Матвея в сердце, он зажмурил глаза и досчитал до пяти. Открывая входную дверь квартиры, ещё раз напомнил себе, что умение договариваться с совестью исчисляется количеством нулей в сумме вознаграждения.
Следующим утром оперативник первым делом набрал номер директора службы.
— Анатолий Эдуардович, приветствую вас. Прошу прощения за ранний звонок.
— Всё в порядке, Матвей, здравствуйте, — голос Раскалова показался оперативнику даже ласковым, — рад вас слышать.
— Анатолий Эдуардович, я по поводу вашего поручения.
— Ну, — протянул Раскалов, — это скорее личная просьба, нежели поручение.
— Да, — Матвей безмолвно застыл, подбирая слова. — Я бы хотел поблагодарить вас за оказанное доверие. Для меня честь работать с вами, и я сделаю всё, что необходимо для блага нашей службы.