— Вы ликвидируете Фёдорова. Я не могу этого допустить.
— Во-первых, у нас нет доказательств, что он жив. Во-вторых, существуют уставы и правила, принятые конгломератом объектов, и Фёдоров нарушал их раз за разом. Он — преступник.
— ИСАР не состоит в вашем конгломерате, господин Марченко. Мы не попадаем под вашу юрисдикцию.
— Прошу прощения, Елизавета, — обратился Сапрыкин. — У нас нет цели кого-либо ликвидировать. Наша цель — спасение оперативника СКАР, которого дома ждёт жена. И по странному стечению обстоятельств наш человек — тоже Матвей Фёдоров. Ситуация, как сказал Егор, сложная, но мы хотим найти компромисс, который устроит всех.
— Согласитесь, — подловил Марченко, — в случае вашего отказа мы имеем моральное право сообщить об этом дружественным организациям. Да, вы не состоите в конгломерате, но некоторые ваши торговые партнёры состоят. Захотят ли они дальше работать с пособниками терроризма?
— Фёдоров не террорист. Он человек морали, чести и принципов. ИСАР является партнёром созданной им организации «Альтерверс». Ваш, простите, компромисс — это, по сути, шантаж. Я прикажу вас расстрелять. Кроме вас, Анна. Вы получаете политическое убежище. Взять их под стражу!
— Подождите! — воскликнула Цыганкова. — Это нужно прекращать.
Она подошла ближе к Елизавете.
— Вы — нейтральная организация. Нужно сесть за стол переговоров и остановить это безумие. ИСАР может выступить посредником. Помогите нам найти Матвея. Помогите им.
Некоторое время Елизавета молчала, скрестив руки на груди, оценивала последствия.
— Мы готовы передать координаты на трёх условиях.
— Я слушаю, — отозвался Марченко.
— Первое: Матвей Фёдоров должен остаться в живых. Ваша верхушка сядет с ним за стол переговоров. Мы выступаем посредниками.
— Думаю, моё начальство не будет против.
— Отлично. С вами отправится один из агентов ИСАР. Второе: Цыганкова остаётся здесь. Она — гарант исполнения первого условия. Если вы решите обмануть нас, я организую её переход в штаб «Альтерверс». И тогда вам придётся иметь дело с последствиями.
— Хорошо. Но нам понадобится время. Имея координаты, мы всё равно не знаем точного местоположения Фёдорова.
— На каждом устройстве установлен маячок, — ответила Елизавета. — Даже если оно отключено, сигнал всё равно будет передан. Мы снабдим вас навигатором.
— Спасибо. А третье условие?
— Зная о таланте затягивать процессы вышестоящих вашей организации — у вас сорок восемь часов.
— Что ж, — вздохнул Марченко. — Если это единственный шанс, сделаем всё, что в наших силах. Мы не злодеи, Елизавета. Мы оказались в сложной ситуации.
— ИСАР вас ни в чём не обвиняет. Поспособствуйте перемирию, Егор. Это — самое главное.
***
— Спасибо, что спас меня, — поблагодарил Матвей дубликата после длительного молчания.
Несколько часов они безуспешно пытались разжечь костёр из обрубков сухих кораллов, но ил и высокая влажность не давали разгореться даже крохотному пламени.
— Я сделал то, что должен был.
— То-то и оно, что не должен. Тем не менее спас.
— Зачем вы это делаете? Перемещаетесь, уничтожаете СКАР. Зачем?
— Расскажи мне, как ты живёшь?
— Решил сменить тему?
— Нет, мне правда интересно.
— Живу как живу. Работаю. Много. Иногда попадаются интересные дела с длительными командировками. Правда, в последнее время я старался брать таких меньше, чтобы проводить с семьёй больше времени. Раньше я думал, что всё это важно, а сейчас понимаю, что работа — это всего лишь работа. И какая бы потрясающая ни была — она не стоит того, чтобы не уделять времени близким.
— Почему-то мне кажется — отец с тобой не согласился бы.
— О да, — рассмеялся оперативник, — но он живёт своей жизнью, я — своей. В конце концов, могу ли я осуждать его решения?
— Судить вообще не прерогатива человека. Потому не суди меня. У меня есть причины делать то, что я делаю. Я потерял всё из-за этой чёртовой службы. Друзей, любовь. Чёрт! Да я самого себя потерял. Каждый раз, когда я прихожу в чужой мир и отрубаю голову этой гидры, я на самом деле спасаю таких, как ты. Просто представь: Раскалова нет, службу распускают. Желающие работать дальше отправляются в другую организацию, где на первом месте человек, а не бабки. Те, кто не хочет, — им не подстраивают аварию или что-то подобное. Они становятся теми, кем хотят быть. Писателями, учителями, врачами. У нас есть право на жизнь вне СКАР. А у тебя это право отобрали.
— Дай угадаю: те, кто хочет работать дальше, уходят в твою организацию?
— Да. А что в этом такого? Я даю им шанс не только заниматься любимым делом, но и жить.
— А ты не задумывался, что лично меня всё устраивает? Что я живу так, как я хочу. Понимаю все плюсы и минусы службы, понимаю, куда мне расти, что делать. Мне это нравится. И таких, как я, — много.
— Это ровно до того момента, пока служба не поставит тебя перед выбором: СКАР или твоя жизнь.
— Я уже стоял перед выбором, и не раз. И, кстати, благодаря правильному для себя выбору я сумел добиться каких-то высот, расположения. Да, в конце концов, я женат благодаря правильному выбору! Ты же приходишь в мою жизнь, чего делать не имеешь права, и разрушаешь её.
— Ты наивен. Наверное, и я был таким.
— Я не наивен. Я противник насильственных изменений. Что бы с тобой произошло, если бы ты узнал, что ты не принимаешь решения сам?
— Забавно, иногда мне кажется, что это чья-то злая шутка. Что на самом деле я ничего не решаю, а иду по какому-то пути, потому что этого хочет кто-то другой.
— Тогда зачем ты принимаешь решение за других? Наш мир не идеален и никогда идеальным не будет. Мы видели много миров. Разных. Странных. И мы лезли в их строй ровно настолько, насколько нам позволено. Согласно уставу, согласно правилам…
— Да все эти правила и уставы существуют только ради выгоды одного человека. Одного. Как же ты не понимаешь?!
— Слушай, Раскалов не дьявол во плоти. Он сложный мужик, это бесспорно, но как не быть таковым, когда руководишь такой службой?
— Именно. Ты даже представления не имеешь о том, что есть другой метод. Я его активно использую. И не поверишь — работает. Люди довольны.
— Даже те, кто попал к нам в плен?
— Да. Потому что хотя бы какое-то время они пожили нормальной жизнью.
— Что такое эта мифическая «нормальная жизнь»? Кто дал тебе право определять, что есть нормально, а что — нет? В моём понимании я живу нормальной жизнью. Кашалот живёт нормальной жизнью. Отец. Лиза. Егор. Эля…
— Кто? — услышанное имя ножом резануло по сердцу Матвея.
— Эля. Моя жена. Мы встретились в одном из объектов Седьмой. У поселения, в котором мы познакомились, забавное название…
— …Просветление.
Матвей поднялся и бросил полный ненависти взгляд на дубликата. Ему удалось сделать то, чего не смог бывший оперативник.
Он спас её.
***
В НИИ на Профсоюзной улице вовсю кипела работа. Аналитики СКАР бегали от кабинета к кабинету, подсовывая Кашалотову и Раскалову ненужные сценарии, за что моментально получали гневные замечания. Марченко сидел, закинув ногу на ногу, бесцеремонно закуривая новую сигарету из своего позолоченного портсигара.
Анатолий Эдуардович ходил по кабинету, что-то бормоча себе под нос, изредка останавливался, смотрел на карту и продолжал кружить на одном месте. Кашалотов полностью перешёл на нецензурный русский. Времени оставалось всё меньше, а план, как им достать обоих Матвеев Фёдоровых, не вырисовывался.
— Слишком много рисков, — сетовал Раскалов, — слишком много.
— Мы не могли давать таких гарантий, — кричал Кашалотов на абсолютно спокойного Марченко, — чем ты думал, твою мать?!
— Игорь Сергеевич, я исходил из того, что имел в данный момент. Почему мы не можем спасти обоих?
— Можем. Но если они уже мертвы?
— Тогда придётся многое объяснять, — ответил Раскалов. — В любом случае оставлять дубликата в живых нельзя. Слишком много рисков.
Дверь кабинета распахнулась, внутрь шёл легендарный руководитель оперативного отдела СКАР в отставке.
— Какого хера, Толя?! — раздражённо спросил Евгений Николаевич. — Ты мне вообще не собирался говорить?!
— А где ты был?! — спросил тот в ответ. — Я тебя что, по всем объектам искать должен?!
— Ты прекрасно знал, где я, и ровно в тот момент, когда мой сын исчез, тебе следовало мне сообщить!
— Ну прости, сам видишь, что здесь происходит. Я послал за тобой, как только смог.
— Что мы имеем? — поставленным командным голосом спросил Фёдоров-старший.
— Мы знаем координаты. Неклассифицированный объект. Полувысохшее дно огромного, на всю планету, озера. Гипотетически сможем определить местоположение.
— Тогда какого лешего мы ещё здесь?! — перешёл на крик Фёдоров-старший.
— Всё не так просто, — спокойно ответил Раскалов, — они оба нужны нам живыми. А мы не знаем, живы ли они.
— Так почему не проверить-то? — искренне удивился Евгений Николаевич.
— Если они, не дай бог, мертвы, — сказал Кашалотов, — нам нужен план Б.
— Террорист из другого объекта опасен, — объяснял Анатолий Эдуардович. — Если мы передадим его ИСАР, то есть шанс, что никакого стола переговоров не будет. И ИСАР, и вся эта чёртова империя на их стороне. Мы не можем так рисковать.
— Там мой сын, Толя. Твой оперативник.
— Я понимаю. Именно поэтому мы должны учесть все риски. Ты знаешь всё это лучше меня. Где гарантия того, что этот второй Матвей не прикончит нас, как только мы появимся?
— Вы изучили его дело? Откуда он? Из какого объекта? В какой момент произошло разделение вселенных?
— У нас есть предположение, но мы не уверены, — ответил Марченко и передал небольшую стопку листов Фёдорову-старшему.
С минуту Евгений Николаевич проглядывал бумаги, нахмурив брови.
— Толя, если они живы, ты готов сесть за стол переговоров?
— Женя, дорогой, какие гарантии?!
— Толя! Я даю тебе персональную гарантию, что посажу вас за стол переговоров. Я знаю, как сделать так, чтобы дубликат моего сына пошёл навстречу. Мне нужно, чтобы ты мне доверился.