Все так. Но что делать, если недостатки прут наружу один за другим. Вот, пожалуйста, новый: оказывается, Самарин на протяжении многих лет не соблюдал элементарной нормы управляемости - держал в цеху рабочих больше, чем положено. Про запас. По-своему гарантировал себя от текучести кадров. Разумеется, такой скрытый резерв потребовал уймы денег... И вообще получается черт знает что: "лишние рабочие". Лишних рабочих быть не должно. Особенно когда в других цехах их не хватает.
Хочешь не хочешь, об этом тоже придется говорить на совещании партийно-хозяйственного актива, на рабочих собраниях, на общезаводской конференции...
На одном из совещаний комиссии разбушевался Клёников, неизвестно почему вообразивший, будто Алтунин собирается покрывать просчеты Самарина. Говорил он резко, почти кричал:
- Пора кончать с этим. Пусть Алтунин проявит принципиальность, несмотря на родственные связи... Толкуем-толкуем о правильной расстановке кадров, а на практике расстановка эта ведется по принципу: ты мне нравишься или ты мне не нравишься, захочу - назначу, не захочу - поди прочь. На других заводах организуют конкурсы на замещение вакансий бригадира, мастера, начальника цеха - это вполне соответствует духу времени. А у нас тесть подсаживает повыше зятя, а зять печется о тесте...
Это выступление не вызвало сочувствия, хотя все понимали, что Клёников обижен, травмирован. Все-таки можно бы выступить потактичнее.
Сергей сидел, опустив голову. Ему было стыдно - не за себя, за Клёникова. Нет, с таким не потолкуешь по душам. И о чем, собственно, толковать? Убеждать его, что сам Алтунин не только не стремился на должность заместителя начальника цеха, а всячески противился этому назначению? Извиняться, что ненароком "перебежал дорогу" Клёникову? Глупо это и совершенно бесполезно...
Выступивший после Клёникова начальник другого участка Виктор Голчин, несколько флегматичный с виду, рослый, русоволосый мужчина лет тридцати пяти, словно бы разговаривал сам с собой:
- С чем пора кончать? При чем здесь какие-то родственные связи? — И уставился круглыми зеленоватыми глазами на Клёникова. — Я не советую вам, Клёников, портить климат в цехе. Не советую. Оглянитесь сперва на себя... Комиссия наша работает объективно, председатель все время требовал и требует от каждого из нас исчерпывающих данных. Речь идет о недостатках в работе цеха, а вы почему-то истерики здесь закатываете. Кстати сказать, и товарищ Самарин никогда никому рот не зажимал. Так что давайте разберемся во всем спокойно... Почему я советую Клёникову оглянуться на себя? А вот почему: его участок - ни для кого не секрет - держится на наших плечах, это мы делаем все возможное, чтобы он был передовым. Передовым по форме, а не по существу. Я могу привести несколько цифр...
И привел. Цифры убеждали. Клёников бледнел, краснел, кривился, но опровергнуть их не смог. И даже не попытался.
Голчина дружно поддержали остальные члены комиссии. В том числе секретарь партийного бюро цеха Мухин, который настоятельно советовал Алтунину почаще консультироваться в отделе научной организации труда.
"Совершенно верно! — молча согласился с ним Сергей. — Без консультаций с Карзановым не обойтись".
Все шло, как и должно идти у серьезных людей, собравшихся обсудить серьезные вопросы.
Много говорили о почине коллектива Щекинского химкомбината, об инициативе строителей Злобина и Серикова. И сошлись на том, что в кузнечном цехе тоже можно с меньшим числом работающих давать больше продукции, ежели, как у щекинцев, сэкономленные средства пойдут на увеличение премий и доплат.
По-деловому были обсуждены и другие предложения: о переходе на нормативно-сдельную оплату ремонтных работ, о том, чтобы каждый участок, каждая бригада и даже каждый рабочий имели свои пятилетние планы; об изменении порядка начисления премий - давать их не за общие результаты работы цеха, бригады, а за выполнение определенных заданий. Договорились о необходимости учредить для рабочих специальные дипломы за освоение новой сложной продукции, а командирам производства присваивать звания - "Лучший техник", "Лучший инженер", с персональной надбавкой к должностному окладу...
Алтунин чувствовал новый прилив сил и готов был упорно, с одержимостью фанатика пробивать путь любой новаторской идее. И радовался, что он не одинок, что его поддерживает очевидное большинство членов комиссии. Им хочется, чтобы он нашел выход из того далеко не блестящего положения, в каком оказался кузнечный цех.
Этого же самого хотели все и от Самарина. Но Юрий Михайлович выхода не нашел - не хватило смелости, не пожелал вступить в конфликт с авторитетами. Его устраивал, пусть не вполне, но все-таки устраивал, существующий режим работы цеха: появился большой заказ - напрягай все силы; нет заказа - отдыхай, накапливай мощь про запас для будущих ударных дел...
Поблагодарив членов комиссии и отпустив их, Алтунин тотчас направился в отдел научной организации труда. Когда он вошел к Карзанову, тот сидел за столом, ероша темные волосы; на тонком лице его, возле рта, словно волна, то появлялась, то исчезала крупная складка. Скользнув рассеянным взглядом по фигуре Алтунина, он требовательно махнул рукой:
- Садитесь! И не мешайте...
Сергей уселся и стал терпеливо ждать: пока Андрей Дмитриевич не произведет откачку формул из мозга на бумагу, говорить с ним бесполезно. Близко посаженные глаза Карзанова совсем ушли под густую черноту бровей. Полосатая тенниска расстегнута, светло-серый пиджак висит не на вешалке, а на чертежной доске: куда брошен - там и повис. Наверное, сейчас Карзанов вел тот диалог с самим собой, о котором говорила Кира: губы его шевелились, глаза глядели стеклянно. "Вероятно, и у меня бывает такой же безумный вид, когда подсчитываю коэффициент использования основных средств", — невольно подумал Сергей.
С Карзановым они подружились давно - сразу же, как только Сергей возвратился на завод из армии. С тех пор прошли годы, и все-таки до сих пор Андрей Дмитриевич оставался для Алтунина загадочной и непостижимой личностью.
Припомнилось время, когда Карзанов возглавлял центральную заводскую лабораторию дефектоскопии. Вот тогда-то и началось приобщение Алтунина к техническому прогрессу. Приобщил Карзанов. Штат лаборатории был невелик, и Сергей добровольно вызвался помогать Андрею Дмитриевичу. После трудового дня в кузнечном цехе перетаскивал со склада тяжеленные контейнеры, привинчивал к гидропрессу чугунные блоки с крупицей цезия, монтировал с паяльником в руках схемы. В освинцованных перчатках, в защитных очках со специальными стеклами, в резиновом фартуке и белой шапочке, он сошелся на "ты" с гамма-дефектоскопами и радиоактивным кобальтом, контролировал качество изделий.
Часто вдвоем с Карзановым засиживались они в холле лаборатории. Карзанов внушал ему:
- Без изотопов комплексная автоматизация прямо-таки невозможна. Вон на Магнитогорском металлургическом комбинате с помощью изотопов исследуют кристаллизацию расплавленной стали, только что залитой в изложницу. Никакой другой прибор для подобных исследований не годится...
И еще он говорил тогда:
- На тернистой дороге к высокой цели нужно освобождать себя от ложных ценностей. Все, что мешает продвижению к ней, вы должны безжалостно отбрасывать. Имеете на это полное право, если хотите принести максимальную пользу человечеству. Притом надо стремиться занять командные высоты, если даже вы и не властолюбивы, — власть тоже помогает делу.
Но на поверку Карзанов оказался пророком, не следующим собственному учению: совсем недавно он отрекся от реальной власти, от своей высокооплачиваемой должности в бюро автоматизации и механизации завода, вызвавшись возглавить отдел научной организации труда. До того и отдела-то такого не было. Была лаборатория НОТ, влачившая жалкое существование, с ее рекомендациями мало считались. И ставка здесь ниже, однако и на это Карзанов махнул рукой. Остряки подшучивали:
- Зачем ему высокая ставка? Женится на дочери начальника отдела кадров, и все компенсируется. Она же певица, у нее меццо-сопрано.
- А ейный папаня Пронякин ревет на совещаниях не сопраной, а басом. И все насчет борьбы с текучестью кадров.
- Заревешь, ежели люди уходят "по собственному желанию"! Избаловался народ, раньше в бараках жили и не рыпались, потому что ценили труд. А сейчас не успел на завод прийти - подай двухкомнатную квартиру.
- Баловство, конечно, Я вот тоже подал заявление на трехкомнатную. Не дадут - эмигрирую на соседний завод...
Удивило многих и то, что ни Ступаков, ни Лядов не удерживали Карзанова в бюро автоматизации и механизации. Видно, и у них был какой-то дальний прицел. Возможно, решили придать отделу НОТ то значение, какого он заслуживает в теперешних условиях.
Карзанов потребовал невиданной привилегии: работников в отделе иметь столько, сколько нужно для подлинно научной организации труда. Ему разрешили это, заодно дали право самому комплектовать штат. И он, разумеется, размахнулся. В четырех бюро, сформированных Карзановым, насчитывается до сорока специалистов высокой квалификации: технологи, конструкторы, физиологи, социологи, психологи, дизайнеры.
Со временем изменилось и название нового заводского подразделения. Отдел научной организации труда, производства и управления - так оно именуется теперь. И подчиняется уже не главному инженеру, как подчинялась когда-то лаборатория НОТ, а непосредственно директору завода.
Первоначально отдел занимался главным образом разработкой проблем научного подбора и расстановки кадров, производственной киносъемкой, хронометражем, анкетированием, психологическими наблюдениями. Потом тоже последовали перемены.
- Все это, может быть, и хорошо, но в таких узких ботинках я ходить не могу и не хочу, — сказал Карзанов. — Мы должны загребать шире и глубже.
И он послал своих людей на другие заводы - за тысячи километров - изучать положительный опыт; распространил свое влияние на отдел труда и зарплаты, планово-экономический отдел, отдел главного технолога, отдел главного металлурга. Его инженеры занимаются даже исследованием условий быта рабочих и служащих,