«Чтобы ты сдохла, тварь! Чтобы валялась раздавленная в блевотине богов! Зигги – повелительница червей!»
Мысль эта заставила Альв вздрогнуть. Сейчас она отчетливо видела внутренним взором лицо женщины, которую она, как выяснилось, ненавидела настолько сильно, что волна черной ненависти смогла разорвать даже завесу беспамятства. Увы, Альв вспомнила эту женщину, ее имя и даже платье, в котором Сигрун Гундберн была на балу. Но ни того, где и когда состоялся этот бал, ни того, кто эта женщина и за что ее так ненавидит Альв, так и не вспомнилось.
Сигрун Гундберн – высокая, статная золотистая блондинка с сияющими внутренним светом янтарными глазами, женщина, чья кожа напоминает золотистый шелк. Очень светлый шелк, но не атласно-белый, как у Альв. В тот день Сигрун была в платье всех оттенков золота, а золотых украшений, бриллиантов и золотистых сапфиров на ней было столько, что трудно представить, как она несла на себе всю эту тяжесть. И это все, что смогла вспомнить Альв. Имя и внешность.
«Что ж, лиха беда начало! Я тебя вспомню, Зигги, и я вспомню, за что тебя ненавижу!»
– Альв?..
– Извини, Яков! – попробовала улыбнуться она, пытаясь освободиться от наваждения. – Мне показалось, я что-то вспомнила… но, увы, мне это только показалось. Что ты пил, когда я потеряла сознание? – Получалось, что этот момент она тоже помнит.
Яков налил ей в бокал красное вино, а себе – в бокал другой формы – какой-то похожий на чай напиток, несущий тонкий аромат винограда.
– Это коньяк.
– Налей мне немного, – попросила Альв. – Хочу попробовать.
– Тебе не нравятся крепкие напитки, – мягко напомнил Яков, но остановить Альв так же трудно, как вернуть ей память.
– Налей, – сказала она, – и пойдем есть похлебку, а то я скоро захлебнусь собственной слюной.
– Ты быстро очухалась! – одобрительно кивнул Яков и через минуту принес ей бокал с коньяком.
– Пахнет хорошо, – признала Альв, «обнюхав» бокал, и это была чистая правда: она вдохнула чудный аромат, в котором ощущались запахи солнца, теплого ветра и созревшего винограда. И еще одно. Этот запах она знала и раньше, вот только где и при каких обстоятельствах она с ним познакомилась, по-прежнему оставалось тайной.
– Вкус приятный, – констатировала она, сделав маленький глоток. На кончике языка вспыхнул жаркий огонь. Однако вкусовые ощущения были настолько богаты оттенками, что Альв едва не зажмурилась от удовольствия. – Но да, ты прав, Яков, – согласилась она с его предупреждением, – для меня это слишком крепко.
Он улыбнулся ей с пониманием и хотел было забрать бокал, но она не отдала.
– Не надо! Подожди! Крепкий не значит отвратительный. – И Альв сделала еще один маленький глоток…
Перед глазами встал образ подвалов со сводчатыми потолками. Колеблющееся и потрескивающее пламя факелов. Ряды бочек с двух сторон от узкого прохода… И это все. Неизвестно даже, какая именно ассоциация связывает этот мгновенный образ с нынешней ситуацией, и связывает ли вообще. Запах коньяка? Его вкус? Или, возможно, голос Якова?
Альв сделала еще один глоток, надеясь на продолжение, но ничего не произошло.
– Переоденешься к обеду? – спросил Яков, явно желая сменить тему.
– Знаешь, – она прислушалась к себе и поняла, что все делает верно, – я бы все-таки сначала поела. У меня – ты, верно, уже заметил – не совсем нормальный аппетит. Для некрупной женщины, я имею в виду. Поэтому давай сначала поедим, а потом я пойду мыться и переодеваться, как и положено благовоспитанной даме. Ты не против?
Ну, разумеется, он был не против. Она буквально ощущала на себе его взгляд и отлично понимала, что он означает. Любовь не любовь, но Яков явно загорался все сильнее. Влечение, вожделение, страсть… Он уже угодил в ее капкан, хотя, видят боги, никакой ловушки для него она не задумывала и не устраивала. Само как-то вышло.
«Желание… вожделение… трепет… – В этих словах содержался простой и очевидный для любого живого существа смысл, но также звучала и поэзия самой высшей пробы. – Земное и небесное, животное и божественное…»
Это явно была цитата, но, кроме самих слов, ничего другого в памяти Альв не всплыло. Забвение по-прежнему скрывало от нее ее собственное прошлое.
– Как скажешь, – пожал широкими плечами Яков. – Сейчас попрошу Арину подать на стол, да и отпущу, пожалуй. У нее еще дома полно дел!
– Яков, – Альв сделала еще один крошечный глоток коньяка и почувствовала, как по телу разливается благодатное тепло, – а что у тебя там в пристройке за кухней? Не мыльня, случаем?
– Мыльня, – кивнул он. – Мы называем ее баней от латинского «банеум». У меня здесь что-то среднее между себерской белой баней и шведской басту. Весьма полезная в хозяйстве вещь, особенно в нашем климате. Но наверху есть нормальная ванная комната. Вчера просто недосуг было растопить печь и поднять давление в трубах. Но это хорошо, Альв, что ты мне напомнила. Сейчас включу насос… Подброшу в топку угля… Как раз к окончанию обеда вода и согреется.
– А можно помыться в «банеум»? – Альв захотелось вдруг согреться по-настоящему. Не то чтобы она мерзла. Она вообще, похоже, была «равнодушна» к холоду. Но не бояться холода не означает не любить тепло. И сейчас Альв вспомнила, что очень любит тепло. Настоящее – солнечное, или то, которое можно создать с помощью огня, горячего вина и мехов.
– В бане? – удивился Яков. – Да на здоровье! Но это займет больше времени.
– Я никуда не спешу, – успокоила его она. – Тебе помочь?
– Отдыхай! – махнул он рукой. – Там и одному делать нечего!
Она, собственно, и не напрашивалась. Отдыхать, особенно после приключившегося с ней обморока, было приятно. Альв отпила еще чуть-чуть коньяка, посмотрела, как Арина подметает осколки стекла и вытирает пол и, пожав мысленно плечами, взяла из коробки, лежавшей на каминной полке, папиросу. Закуривать не стала. Просто нюхала. Ходила замысловатыми петлями по просторной гостиной, разглядывала картины и мебель, бутылки и множество других вещей, находившихся в комнате, нюхала табак и ни о чем не думала, витая где-то нигде.
Так прошло довольно много времени, и очнулась она от такого сна наяву только тогда, когда Яков позвал ее обедать. Похлебка не обманула ожиданий, красное вино и теплый белый хлеб – тоже, а мясо и вовсе оказалось выше всяческих похвал. Ничего изысканного, но и не блюдо «а-ля натюрель». Альв вспомнила по этому случаю, как жарят на открытом огне только что добытую дичь. Но это было нечто иное, простое, незамысловатое, из обыкновенной говядины, но ароматное и вкусное. Пока ела, нет-нет и посматривала на Якова, а он – уже привычно – то и дело взглядывал на нее. И при этом оба делали вид, что заняты одной лишь едой, да еще, быть может, пустым, ни к чему не обязывающим разговором, но оба знали, что это не так. И Альв ловила на себе взгляды Якова, ощущая их то на груди, то на лице. Тут и там, но непременно приятно. Мягко, ласково… Пока еще нежность, а не страсть, но, кажется, она не стала бы возражать, если бы ее добрый спаситель «поддал жара» и пустил в ход свои руки с большими широкими ладонями и длинными сильными пальцами. Руки, губы… И не только их!
И ведь он знал, что она нежится под его взглядами, как знал и то, что она тоже посматривает на него отнюдь не безучастно. Долго так продолжаться не могло, но, кажется, никто из них двоих не мог отважиться на первый шаг. Он – потому что боялся ее обидеть: Альв понимала это так ясно, словно читала Якова, как открытую книгу; а она… О, она бы, возможно, и начала, но никак не могла вспомнить, насколько это для нее нормально. То есть стала бы совершать такие поступки та, кем была Альв до того, как забыла свою прежнюю жизнь, и если бы все-таки стала, то что именно она бы теперь сделала?
«Что я буду делать? Что могу себе позволить?» – спросила она себя, расправляясь уже со второй порцией мяса, и вдруг поняла, что может делать все, что в голову придет. Ее желаниям не положено ни границ, ни меры, вот какой женщиной Альв увидела себя в этот момент.
Неожиданный образ. Возможно, неправильный по самой своей сути. Но он не встретил и тени сопротивления в ее душе. Напротив, она неожиданно ощутила небывалый прилив сил, и настроение поднялось настолько, что не верилось даже, что такое возможно. Просто эйфория какая-то, нежданная и негаданная, словно напилась настоя из листьев голубого лотоса или «чая» из сальвия дивинорум. О да, именно шалфей предсказателей…
«Его можно смешивать с табаком и курить, набив в трубку…»
Сейчас Альв вспомнила, как следует готовить смесь, и даже облик человека, у которого можно купить этот шалфей предсказателей. Но по-прежнему не знала, где живет этот человек и зачем бы ей вообще могла понадобиться эта ацтекская отрава…
– О чем ты думаешь?
Хороший вопрос!
– Пытаюсь вспомнить что-то связанное с наркотическими растениями. Как думаешь, Яков, могло так случиться, что я была, скажем, травницей или ведьмой?
– Полагаю, что нет, – покачал головой Яков.
– Почему? – На самом деле ей это тоже не казалось возможным, но Альв хотела узнать, почему так думает ее Яков.
«Мой? – удивилась она собственной поспешности. – Почему бы и нет! – пожала она мысленно плечами. – Стоит этим заняться…» – рассеянно подумала она, слушая объяснения Якова.
– Завтра, Альв, мы поедем в Особое бюро, – объяснял между тем мужчина, – и ты получишь по описи все те драгоценности, которые были на тебе, когда мы тебя нашли. Ну и одежду заодно. Платье, туфли… Не думаю, что травницы или ведьмы одеваются в такие наряды и носят такие украшения. На мой неискушенный взгляд, на тебе, Альв, было надето целое состояние. Поэтому нет – не думаю, что ты простая травница.
Слушать Якова было приятно, но ее не оставляло раздражение, вызванное полной беспомощностью перед потерей памяти. Воспоминания всплывали в сознании крошечными фрагментами чего-то большого, что составляло ее историю, ее жизнь. Но из этих фрагментов невозможно было составить какую-нибудь даже самую примитивную картину.