Но «за неимением гербовой, пишут на простой» – истина известная, и не Якову ее опровергать.
Они – на этот раз вдвоем – еще раз сходили в его комнату. Взяли там ростовой и кавалерийский луки, колчаны со стрелами – сколько их всего было, – тетивы, рыбачью снасть, топорик-валашку, старый егерский сидор и вещмешок гвардейских пластунов. Последними из-под пола были извлечены кожаный мешочек с «дверной пылью» и связка самодельных восковых свечей. И то и другое Яков сделал сам двадцать лет назад, едва не решившись на путешествие, но передумав в самый последний момент. «Пыль» была дорогущей штукой – на ее изготовление ушло три карата мелких архангельских алмазов и десять граммов червонного золота, не говоря уже о речном жемчуге с Колы, тиманских агатах, кварце с Лавозера и розоватых аметистах откуда-то с Хибин, которые он тоже сам собирал. Не менее сложным делом оказалось изготовить свечи из воска, смешанного с тремя разными маслами и пятью высушенными в пыль растениями. По идее, ни то ни другое за двадцать лет испортиться не могло, и Яков надеялся, что так оно и есть.
– Ты… – Альв была явно обеспокоена всеми этими сборами. – Ты уверен, что знаешь, что делаешь?
– Одно из двух… – ответил ей Яков, складывая сумки, в которые надо было еще добавить аптечку, белье и чистые тряпицы, на которые пошла новая простыня. Там, куда они шли, с хлопковой тканью дела обстояли не так чтобы хорошо.
– Одно из двух, – повторил он, – или выйдет, или нет. Если не получится, мы ничего не теряем. Разденемся и займемся любовью. Но если получится, нам предстоит долгая и нелегкая дорога, так что ничего лишним не будет.
Говоря это, он начал сооружать две скатки: одну из егерской плащ-палатки и шерстяного одеяла и вторую – из рыбачьего балахона и еще одного шерстяного одеяла.
– Ну что ж, вроде бы ничего не забыл, – огляделся Яков. – Пошли тогда.
Они подняли мешки, скатки и оружие и спустились в подвал по черной лестнице. Здесь Яков зажег пару керосиновых ламп и, пока Альв упаковывала продукты, прошелся по подвалу и погребу, систематически закрывая все двери изнутри. Выполнив оборонительные мероприятия, Яков вернулся к Альв и приступил к главному. Ему предстояло изобразить с помощью мела и «дверной пыли» сложный рисунок «врат». Делал он это по памяти, но в детстве и юности Яков так много раз думал о том, чтобы открыть «дверь», что рисунок, казалось, навечно запечатлелся в его памяти.
– Возводишь «дверь»? – Голос Альв звучал неуверенно.
– Да, это «дверь», – оглянулся на нее Яков. – Знаешь, что это такое?
– Мне кажется… – придвинулась к нему Альв. – Я что-то вспомнила. Это порог, – указала она рукой, – ведь так?
– Да, – кивнул Яков и вернулся к работе. – На порог нам нужны две свечи, еще одна на свод и по три на опорные столбы.
Он выставил свечи в тщательно выверенные места и зажег их одну за другой.
– Иди ко мне! – позвал он Альв. – Встань впереди. Ты пойдешь первой, я за тобой. И вот еще что. Попробуй открыть «дверь» сама, без моей помощи. Мне кажется, у тебя это должно получиться лучше, чем у меня.
– Я? – смутилась Альв. – Но я не знаю…
И в этот момент Яков увидел, как меняется ее лицо. Такой он Альв еще не видел. Даже в желтоватом свете керосиновых ламп ее лицо побелело еще больше, превращаясь в алебастровую маску, на которой едва выделялись цветом бледные, обескровленные губы. Глаза же наполнились тьмой, которая наверняка была глубокой кобальтовой синью.
«Она вспомнила! – понял Яков. – Я был прав! Она вспомнила!»
Глава 5На той стороне
1. Понедельник, тринадцатое марта 1933 года –
вторник, четырнадцатое марта 1611 года
Альв отвернулась, обратившись к «двери», постояла несколько мгновений неподвижно и вдруг вскинула руки со сжатыми кулаками и распрямленными указательными пальцами. Мгновение, другое, и «дверь» начала обретать объем и глубину, одновременно медленно поднимаясь с земли. К тому моменту, когда она встала вертикально, это была уже открытая арка дверного проема, сложенная из обтесанных серых камней, а за ней во мглу, которую не рассеивал даже свет ламп, уходил выложенный каменными плитами коридор.
– Иди! – приказал Яков. – Медлить нельзя!
Альв оглянулась, кивнула, по-прежнему не произнося ни единого слова. Поправила дорожный мешок и скатку, подняла с земли топорик-валашку и лук и, распрямившись, вошла в дверь. Яков уже держал лук в руках, так что он сразу же пошел вслед за ней. Он смотрел только на нее и поэтому, наверное, пропустил момент, когда каменный пол и стены исчезли, и они с Альв оказались на горном склоне. День угасал, но было еще достаточно светло, чтобы увидеть, что, как и ожидалось, они находятся в кое-где заросших лесом горах. На севере, если он правильно запомнил, тянулась гряда, над которой высилось несколько заснеженных вершин. На юге, внизу, на дне ущелья шумел неширокий, но мощный поток. И единственным признаком цивилизации являлась маленькая каменная хижина выше по склону.
– Где мы? – обернулась к нему Альв.
– Полагаю, там, откуда ты пришла. – Теперь, вспомнив подробности, Яков был в этом полностью уверен. – Ну, не отсюда конкретно, – объяснил он явно растерявшейся от его слов Альв. – Твой дом лежит далеко на юге. А мы сейчас находимся в королевстве Скулнскорх, в Пограничных горах. Там, за хижиной, – показал он рукой, – есть тропа… во всяком случае, когда-то была. Если идти по ней и перевалить через плечо горы, можно выйти на торную тропу, и она приведет нас в город Скулна. За Скулной на восток, в двух днях пути, если идти рекой, находится город-порт Ховахт. На север по побережью – Плён, на юг – Кюрен, и вот за ним, еще южнее, находится город Ицштед и стоит замок Бадвин… ну, или стоял раньше. Впрочем, полагаю, что нам в любом случае делать там нечего. Мы пойдем в Скулну и далее в Ховахт, чтобы сесть там на корабль.
– Так ты, Яков, отсюда, из этих мест? – спросила тогда Альв, снова укутавшись в покрывало невозмутимости.
– Так вышло, – коротко ответил Яков, которому совсем не хотелось вспоминать, что и как произошло в Скулне тридцать пять лет назад.
– Но хоть имя-то свое скажешь?
– Йеп, – назвался Яков. – Меня звали Якобус или Йеп. Тот же Яков, но на местный лад.
– Ты говоришь на местном языке?
– На норвед наал? Северном языке? – переспросил Яков, хотя и переспрашивать было, собственно, не о чем. – Говорил когда-то… давно… Я… – Рассказывать об этом было трудно, но Яков понимал, что Альв он может и даже должен хоть что-нибудь объяснить. – Я ушел отсюда тридцать пять лет назад. Мне было всего десять. И хотя я был смышленым и крепким парнишкой, получившим к тому же отличное образование, все-таки десятилетний мальчик – это ребенок. Кое-что я помню хорошо, но многое стерто временем и опытом другого мира. Язык, скорее всего, вспомню, но многих вещей я по малолетству просто не знал. Я знаком с картой королевства, но сам по этим землям не путешествовал, так что знаю их скорее теоретически, чем практически.
– Откуда же тогда ты знаешь, где мой дом? – задала Альв закономерный вопрос.
– Я слышал когда-то твой говор… Был человек, он приехал из места, которое называется Альгой. Не знаю, город это, местность или замок, но он сказал, что это где-то в Баварском королевстве. Он говорил, как ты. Вот и все.
– Значит, ты думаешь добраться до Баварии?
– Полагаю, это было бы правильно. Судя по платью, в котором тебя нашли, и твоим драгоценностям, ты происходишь из богатой семьи. Скорее всего, дворянка. Правда, меня смущают твои способности… Но, по-моему, в этом мире колдовство не редкость и не выдумка.
– Каков же твой план?
– Ночь проведем в хижине, а с утра выйдем в путь. Доберемся до Ховахта, сядем на корабль… – озвучил Яков свой план. – Морем из Ховахта можно добраться до Дании. Или сразу на север Германии. Там везде вроде бы цивилизованные страны: города, дороги, почтовые станции… Думаю, мы сможем добраться до Баварии, ну а там… Может быть, в родных местах к тебе вернется память или мы найдем твоих родных. Ну а нет – так устроимся где-нибудь в торговом городе, и я открою школу фехтования… Ну или еще что.
2. Водена[16], двадцать третий день месяца мерз[17]1611 года
Хижина оказалась необитаема, но не заброшена. Крыша из прутьев и дерна, чистый земляной пол, дверь на кожаных петлях и очаг, сложенный из камней. Скорее всего, это было жилье пастухов, но сейчас не сезон, и хижина пустовала. Оно и к лучшему. Нет свидетелей, и не надо пытаться изображать из себя того, кем пока не являешься – человека этого мира.
Яков набрал сухого валежника – его здесь, вдали от жилья, было много, – развел огонь в очаге и приготовил ужин. Альв этого делать или не умела, или попросту не захотела. Настроение у нее было странное: вроде бы спокойна и невозмутима – просто сфинкс какой-то, а не живая девушка, – но с другой стороны, Яков чувствовал растущее в ней напряжение. Он не знал ни природы этого настроения, ни того, как он смог его почувствовать, но определенно знал, что так все и обстоит.
«Любовь?» – Никогда раньше он не замечал за собой способности читать других людей, но, может быть, все дело в том, что Альв для него уже не просто женщина? Хотя, возможно, что для нее он просто мужчина.
– Как ты стал Свевом? – нарушила затянувшееся молчание Альв.
– Не сразу, – вспомнил события тех лет Яков. – Тогда в Себерии как раз случился недород, и это практически сразу после не слишком удачной войны со Швецией и Нидерландами. Начались волнения, голодные бунты… И все полетело к дьяволу в пекло. Но, с другой стороны, мое появление там и тогда никто даже не заметил. Беспризорных детей было и так много. Я стал еще одним. Полгода был немым, зато когда заговорил, то сразу по-русски и без акцента. Вот тогда меня и подобрал Илья Свев. Оставил у себя, назвал сыном и никогда не обидел напоминанием о том, что я ему не родной. Хороший человек, что тут скажешь, и мужчина правильный!